Джавахк (гавар)
Джавахк (арм. Ջավախք) — один из девяти гаваров (районов) ашхара Гугарк Великой Армении[1]. Сегодня это территория Самцхе-Джавахетского края Грузии[2].
Содержание
История
Античность и средневековье
Впервые топоним Джавахк встречается в клинописях периода Ванского царства, относящихся к концу IX века до н.э. Царь Ванского царства Аргишти II в составленной им знаменитой Хорхорийской надписи упоминает о провинции Забаха (Джабаха), покоренной им наряду с другими соседними областями. Уже с начала VIII до н.э. Джавахк, будучи заселен в основном армянами, был присоединен к Ванскому царству и являлся его крайней северо-западной провинцией[3][4]. После Ванского царства Джавахк вошел в состав Великой Армении в состав провинции Гугарк и просуществовал так до падения династии Аршакидов в 428 году[5].
Вплость до VII века, Джавахк, как и все остальные области Восточной Армении, находился в составе Персидского государства. Позднее Джавахк, вместе с остальными областями Армении, был захвачен арабами и находился под арабским господством до конца IX века, когда царь Армении Смбат I Багратуни вновь присоединил всю область Гугарк, вместе с Джавахком, к своему царству.
Территория Джавахка издревле была заселена армянами. Об этом свидетельствуют как армянские, так и грузинские, а также арабские источники. Так, по данным грузинского летописца Леонти Мровели, в начале IV века разговорным языком населения Джавахка был армянский[6].
Лишь после ослабления армянского царства Багратидов, Джавахк, в конце X — начале XI веков, вошел в состав царства грузинских Багратидов. И уже в 1044 — 1047 годах грузинский царь Баграт IV основал крепость Ахалкалак. Недолго пробыв в составе грузинского царства, в 1064 году, Джавахк подвергся нападению турок-сельджуков во главе с Алп-Арсланом — султаном государства Сельджукидов. С этого момента Джавахк стал местом постоянных разбойничьих набегов кочевых сельджукских племен[7].
В результате побед полководцев Ивана и Закара Закарянов над сельджуками, в период царствования грузинской царицы Тамары, Джавахк был присоединён к грузинскому царству в конце XII века. Джавахк был отдан в управление представителям армянского княжеского рода Закарянов, как и остальные территории Северной Армении. Правителями были назначены Саркис Тмогвеци и Шалва Торееци. В этот период, крупным центром Джавахка, наряду с Ахалкалаком, становится знаменитая крепость Тмкаберд, находящаяся на берегу Куры.
IX — XVIII века
Согласно турецким налоговым реестрам, датируемыми XVI — XVIII веками, в населенных пунктах Джавахка и прилегающих районов основное население составляли армяне. Аналогичную информацию можно также встретить у грузинского автора Вагушти Багратиони, у члена конгрегации мхитаристов Гукаса Инчичяна и других[8]. С установлением турецкого владычества значительное влияние было оказано на этническую составляющую Джавахка. Христианское население Джавахка, в первую очередь армянское, значительно уменьшилось, а вместо этого стало увеличиваться количество мусульманского населения, в основном за счёт лазов и черкесов. К концу XVIII века значительное количество армянского населения покинуло Джавахк, другая часть была просто уничтожена. Турецкие власти создали на территории Джавахка Ахалцихский пашалык, который впоследствии стал важным форпостом на северо-восточных границах Османской империи[9].
XIX — XX века
Новым этапом в многовековой истории Джавахка становится начало продвижения Российской Империи на Кавказ и русско-турецкие войны. После ряда неудачных попыток осадить Ахалцихскую крепость, 8 декабря 1811 года отряд генерала Котляревского совершает неожиданную ночную атаку и успешно захватывает Ахалкалакскую крепость[10]. С завершением русско-турецкой войны, в 1812 году, согласно условиям Бухарестского мирного договора, Россия возвращает Ахалкалакскую крепость.
Еще один захват потерпела Ахалкалакская крепость во время новой русско-турецкой войны 1828 — 1829 годов, когда под командованием И. Ф. Паскевича русская армия при захвате крепости подошла также и к стенам Ахалциха. Ахалцихская крепость считалась на тот момент наиболее сильной крепостью на восточных рубежах Турции. Однако в результате успешного штурма, русскими войсками была захвачена Ахалцихская крепость. 2 сентября 1829, года был заключен Адрианопольский мирный договор, Ахалкалак и Ахалцих вошли в состав Российской империи. Помимо этого, согласно подписанному договору, в 1830 — 1831 годах, из Эрзерума, Ардагана и ряда других районов Западной Армении, в Джавахк было осуществлено переселение большого количества армян во главе с духовным предводителем — Карапетом Багратуни. В результате этого, была восстановлена численность армянского населения Джавахка, которое потерпело значительный упадок в результате кровопролитных войн[11].
С распадом Российской империи, в истории Джавахка начинается новый этап. Во время первой мировой войны, Кавказский фронт начинает ослабевать и русские войска начинают покидать боевые позиции. Это в свою очередь позволило турецким войскам перейти в наступление и захватить Джавахк, преодолев сопротивление немногочисленных армянских отрядов самообороны[12]. Сразу же после образования Грузинской Демократической Республики, грузинское правительство выдвинуло претензии на населенные армянами области Джавахка, что привело к армяно-грузинской войне. В итоге, по настоянию Англии было подписано мирное соглашение в деревне Садахло ночью 31 декабря. Согласно договору Ахалкалакский район сохранился за Грузией. После установления советской власти в Армении и Грузии, вновь был поднят вопрос о принадлежности Джавахка. Подавляющее большинство населения края, в первую очередь Ахалкалакского района, выступало за присоединение края к Советской Армении. Вопрос сначала был обсужден на пленуме Кавбюро ВКП(б) 7 июля 1921 года, однако право принятия окончательного решения было передано ЦК КП Грузии. Согласно решению ЦК КП Грузии территория Джавахка (Самцхе-Джавахетия, Ахалкалакский уезд) была оставлена в составе республики Грузия[13].
Джавахк в настоящее время
Сегодня Джавахк — это территории Ахалкалакского и Ниноцминдского районов целиком, а также западной (нагорной) части Цалкинского района Грузии. Согласно переписи населения на 2002 год, армяне составляют здесь 55% населения[14].
См. также
Напишите отзыв о статье "Джавахк (гавар)"
Примечания
- ↑ [vehi.net/istoriya/armenia/geographiya/04.html#_ftnref76 Армянская география]
- ↑ [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_colier/2376/%D0%93%D0%A0%D0%A3%D0%97%D0%98%D0%AF Энциклопедия Академик]
- ↑ Карагезян Ов. Клинописные наименования местностей.. — Ереван, 1998. — Т. 1. — С. 204. — 318 с.
- ↑ [www.yerkramas.org/2008/11/23/dzhavaxk-%E2%80%93-iskonno-armyanskaya-territoriya/ Джавахк — исконно армянская территория]
- ↑ «Джавахк», Краткая армянская энциклопедия, т. 4, издательство «Армянская энциклопедия» Ереван, 2003 г., стр. 226
- ↑ Леонти Мровели. [erdu.info/wp-content/uploads/2013/01/%D0%9B.%D0%9C%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D0%BB%D0%B8-%D0%9A%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%BB%D0%B8%D1%81-%D0%A6%D1%85%D0%BE%D0%B2%D1%80%D0%B5%D0%B1%D0%B0-%D0%96%D0%B8%D1%82%D0%B8%D0%B5-%D0%93%D1%80%D1%83%D0%B7%D0%B8%D0%B8-.pdf «Картлис Цховреба» («Житие Грузии»)]. — XI век.
- ↑ Мовсес Хоренаци. История Армении. — Ереван. — Ереван, 1991. — С. 113. — 450 с.
- ↑ Мелконян А. Джавахк в XIX веке и первой четверти XX века. (на арм. языке). — Ереван: Институт истории Национальной академии наук, 2003. — С. 88. — 215 с.
- ↑ [www.worldstatesmen.org/Turkey.html История Турции (на английском)]
- ↑ [lawyer-russia.mirtesen.ru/blog/43442962046/PETR-KOTLYAREVSKIY-%E2%80%94-%C2%ABKAVKAZSKIY-SUVOROV%C2%BB Кавказ и русские генералы]
- ↑ Мелконян А. Джавахк в XIX веке и первой четверти XX века. (на арм. языке). — Ереван: Институт истории Национальной академии наук, 2003. — С. 88. — 215 с.
- ↑ Richard G. Hovannisian. [books.google.com/books?id=s2ByErk19DAC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q=&f=false The Armenian People from Ancient to Modern Times]. — 2004; 1997. — P. 317. — 512 p. — ISBN 1-4039-6422-1. «Armenian leaders could not forget that the republic’s rail lifeline from the port of Batum passed through Georgia and that the half-million Armenians remaining in Georgia were vulnerable. »
- ↑ Voitsekh Guretski. [poli.vub.ac.be/publi/crs/eng/0301-05.htm THE QUESTION OF JAVAKHETI]. Caucasian Regional Studies, Vol. 3, Issue 1 (1998). Проверено 20 июля 2012. [www.webcitation.org/69fq66V4y Архивировано из первоисточника 5 августа 2012].
- ↑ [upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/9/92/Georgia_Census_2002-_Ethnic_group_by_major_administrative-territorial_units.pdf Официальные статистические данные переписи населения 2002 г.]
Отрывок, характеризующий Джавахк (гавар)
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
