Джавид, Эртогрул
| Эртогрул Джавид азерб. Ərtoğrul Cavid | |
 | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Полное имя |
Эртогрул Джавид оглы Расизаде[1] |
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Годы активности | |
| Страна | |
| Профессии | |
| Псевдонимы |
Джавид |
| Сотрудничество | |
Эртогрул Джавид (азерб. Ərtoğrul Cavid, настоящая фамилия Расизаде; 22 октября 1919, Баку — 14 ноября 1943, Нахичевань) — азербайджанский композитор, поэт, фольклорист. Сын поэта Гусейна Джавида.
Содержание
Жизнь и творчество
Эртогрул Джавид оглы Расизаде родился 22 октября[2] 1919 года в Баку. Окончив в 1940 году[1] Азербайджанский государственный педагогический университет (ныне — Университет имени Туси), поступил в 1941 году в Бакинскую консерваторию (ныне — Бакинская музыкальная академия имени Узеира Гаджибекова) на композиторский факультет. «Основы азербайджанской народной музыки» Эртогрулу преподавал ректор консерватории Узеир Гаджибеков. Первые композиторские успехи Эртогрула Джавида появились именно под руководством Гаджибекова[3].
Помимо этого Эртогрул Джавид работал в отделе по исследованию азербайджанской народной музыки под началом Бюльбюля. Вместе с Бюльбюлем он участвовал в экспедициях по сбору фольклора в ряде районов Азербайджана[3].
Эртогрул Джавид пробовал в себя также в драматургии и поэзии. Он перевёл на ноты более 200 народных песен, записал дастаны и сказания со слов азербайджанских ашугов, и на их основе создал ряд своих произведений[3].
 Внешние аудиофайлы
| |
|---|---|
|
|
[soundcloud.com/laman-sariyeva/artogrol-javid-two-miniatures Миниатюра Эртогрула Джавида «В лесу»] |
Первое крупное произведение Джавида — «Девять вариаций» для фортепиано[3], посвящённое Гаджибекову[1]. Помимо этого Эртогрул Джавид сочинил поэму для скрипки и фортепиано (1941), ряд романсов и песен на газель Низами Гянджеви «Любимая пришла», на стихотворение Нигяр Рафибейли «Эшг олсун», Таира Расизаде «Сянинля олайдым», туркменского поэта Мамедвели Камине «Прославление Лейлы» и пр. С началом Великой Отечественной войны написал симфоническую балладу «Письмо с фронта» и ряд маршов, 3 прелюдии, сонатину, две детские миниатюры, «Нахичеванские пейзажи» (посвящение матери), «Батабатские плато», «Ашыгсаягы», «Яллы», «Охотники», «Бизим баг» и «Лунная мелодия» (музыка Р. Шафаг), «Птицы» (слова Аббаса Саххата) и многие другие. Незаконченными остались такие его произведения как симфоническая поэма «Клятва Бабека»[1], несколько камерно-инструментальных произведений, оперы «Шейх Санан» и «Мехсети»[3]. Следует отметить, что опера «Мехсети» Эртогрула Джавида, создаваемая им по мотивам поэмы Нигяр Рафибейли, посвященной Мехсети, могла бы стать первым драматическим произведением на азербайджанской сцене, посвящённым Мехсети Гянджеви[4]. Так, профессор Рафаэль Гусейнов пишет:
|
…Ещё накануне Второй мировой войны Эртогрул Джавид приступил к работе над оперой по мотивам поэмы Нигяр Рафибейли, посвященной Мехсети. Среди оставшихся от Эртогрула рукописей нам попались отдельные фрагменты оперы и незавершенная нотная запись арии Мехсети. Если бы не безжалостная смерть, то наряду с множеством прекрасных образцов искусства Эртогрул, наверное, закончил бы работу над оперой «Мехсети». Увы, не суждено.[4] | 
|
Особое место в писательской деятельности Джавида занимает пьеса «Судьба эгоиста». Присутствуют также эскизы неоконченных пьес. Им написаны заметки и записи в дневниках: «Есть ли эхо тишины?», «Неудачная ночь», «Сентиментальные отрывки», «Пой, соловей, пой», «Это ты», «Один эпизод», «Туберкулёзная девушка», «Когда умер первенец у молодой матери», «Тёмная аллея», «Джиман», состоящий из 4 частей (Пролог, Друзья, Любовь, Эпилог). В студенческие годы Эртогрул Джавид написал множество научных работ, связанных с деятельностью мировых корифеев и известными произведениями классической музыки и литературы, среди которых стоит особо отметить работу над Гамлетом[5].
Как художник он написал такие интересные картины, как портреты отца и матери, портрет Аббаса Мирзы Шарифзаде в роли шейха Санана, портреты Шекспира и Бетховена, а также грузинской киноактрисы Н. Варнадзе, картины «Плачущий ребёнок», «Боец Верден», «Цветы», исторические картины, а также натюрморты и карикатуры[5].
В 1942 году Эртогрул Джавид был призван в армию. Но поскольку он считался сыном «врага народа» (отец Эртогрула Гусейн Джавид был репрессирован в 1937 году), то был отправлен в тыл, в рабочий батальон, где прокладывал железную дорогу. Будучи со слабой физической подготовкой, Эртогрул не был приспособлен к тяжелому труду и через некоторое время заболел туберкулёзом, с которым всеми силами пытался бороться[5]. Однако, 14 ноября[5] 1943 года, в возрасте 24 лет Эртогрул Джавид скончался в городе Нахичевань, родном городе своего отца. Через 53 года после кончины, в 1996 году могила Эртогрула Джавида по распоряжению президента Азербайджана Гейдара Алиева была перезахоронена в мавзолее Гусейна Джавида в Нахичевани[3].
Память
В 1981 году была показана первая телевизионная передача, посвящённая памяти Эртогрула Джавида. В ходе передачи, которую вёл народный писатель Анар, своими воспоминаниями об Эртогруле Джавиде поделились его преподаватель в Педагогическом университете академик Мамед Джафар Джафаров, композитор, народный артист Азербайджана Джахангир Джахангиров, сестра Эртогрула Туран Джавид и одноклассник Атаулла Касумов. Также были исполнены образцы из его произведений в исполнении пианистов Рауфа Касумов, Розы Ширфиной, народной артистки Хураман Касимовой и скрипачки Зульфии Ягубовой[3].
27 мая 1993 года в Баку состоялась церемония открытия памятника Гусейну Джавиду, в рамках которого был исполнен впервые прозвучавший в этот день «Марш патриотов», написанный сыном поэта Эртогрулом Джавидом[6].
В октябре 2009 года в Нахичевани, в доме-музее Гусейна Джавида[7], а затем и в Бакинской музыкальной академии[8] состоялись вечера памяти Эртогрула Джавида под названием «Неоконченные ноты», приуроченные к 90-летию рождения композитора[8][7].
В ноябре 2011 года в Нахчыванском государственном университете состоялась презентация многотомника «Нематериальные культурные памятники Азербайджана и Эртогрул Джавид», рассказывающая о деятельности Эртогрула Джавида как поэта, литературоведа, фольклориста, композитора, художника. Председателем редакционной коллегии являлся президент Национальной академии наук Азербайджана академик Махмуд Керимов, руководителем проекта — директор Дома-музея Гусейна Джавида, доктор филологических наук Гюльбениз Бабаханлы[9].
Напишите отзыв о статье "Джавид, Эртогрул"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [uzeyirbook.musigi-dunya.az/ru/data.pl?id=671&lang=RU Эртогрул Джавид] // Электронная библиотека Узеира Гаджибекова.
- ↑ [medeniyyet.az/new/?name=content&content=7198 Ərtoğrul Cavidin xatirə sərgisi açılacaq] (азерб.) // Mədəniyyət : газета. — 13 октября 2010.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Gülbəniz Babaxanlı. [anl.az/down/meqale/edebiyyat/edebiyyat_sentyabr2009/89785.htm Ərtoğrul Cavid] (азерб.) // Ədəbiyyat : газета. — 11 сентября 2009. — S. 4.
- ↑ 1 2 Видади Гафарлы, доктор философии по искусствоведению. [www.kaspiy.az/news.php?id=4382 Мехсети Гянджеви на азербайджанской сцене] // Каспий : газета. — 21 октября 2013.
- ↑ 1 2 3 4 Вугар Иманов. [www.trend.az/life/culture/2080282.html Гусейн Джавид -130: от истоков прогрессивного романтизма до репрессий и тяжелой судьбы сына] // Trend Life. — 24 октября 2012.
- ↑ Низами Агаев. [www.anl.az/down/meqale/azerizv/2013/sentyabr/324614.htm Воплощенный в камне] // Азербайджанские известия : газета. — 7 сентября 2013. — С. 3.
- ↑ 1 2 Эльмар Гусейнов. [ru.apa.az/news/144262 В Нахчыване отмечен 90-летний юбилей Эртогрула Джавида] // APA : информационное агентство. — 7 Октября 2009.
- ↑ 1 2 Тамара Багирова. [anl.az/down/meqale/azerizv/azerizv_oktyabr2009/96065.htm Памяти Эртогрула] // Азербайджанские известия : газета. — 28 октября 2009. — С. 3.
- ↑ [www.science.gov.az/ru/news.php?id=3511 Состоялась презентация многотомника «Нематериальные культурные памятники Азербайджана и Эртогрул Джавид»] // Официальный сайт Национальной академии наук Азербайджана. — 16 ноября 2011.
Литература
- Эртогрол Джавид. 9 вариаций : Для фп. / [Предисл. Р. Шафага]. — Баку : Ишыг, 1991. — 16 с. : портр. ; 29 см. — Азерб. — 50 к., 8000 экз. — [91-202Н]
Отрывок, характеризующий Джавид, Эртогрул
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .
Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
