Джаганнатха

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Статья по тематике
Индуизм

История · Пантеон

Вайшнавизм  · Шиваизм  ·
Шактизм  · Смартизм

Дхарма · Артха · Кама
Мокша · Карма · Сансара
Йога · Бхакти · Майя
Пуджа · Мандир · Киртан

Веды · Упанишады
Рамаяна · Махабхарата
Бхагавадгита · Пураны
другие

Родственные темы

Индуизм по странам · Календарь · Праздники · Креационизм · Монотеизм · Атеизм · Обращение в индуизм · Аюрведа · Джьотиша

Портал «Индуизм»

Джаганна́тха (санскр. जगन्नाथ, Jagannātha IAST, «владыка вселенной») — божество, культ которого наиболее распространён в индийском штате Орисса. В вайшнавизме Джаганнатха почитается как одна из форм Вишну-Кришны,[1][2] в шиваизме — как один из аспектов Шивы, Бхайрава; в джайнизме — как один из тиртханкаров, Джинапатх.

Джаганнатхе поклоняются вместе с его братом Баларамой и сестрой Субхадрой в форме статуй из дерева. Центром культа Джаганнатхи является храм в г. Пури в Ориссе, где раз в год в ходе праздника Ратха-ятра статуи божеств вывозят на улицу в больших разукрашенных колесницах. Этот фестиваль также празднуется во многих других городах Индии и за её пределами. По мнению учёных, г. Пури был некогда центром автохтонного культа, слившегося позже с культом Кришны, принявшего при этом имя местного божества — Джаганнатхи.





История Джаганнатхи в Сканда-пуране

Царь Индрадьюмна и Видьяпати

Праведный царь Индрадьюмна был преданным поклонником Вишну. Несмотря на всё богатство и славу, которыми он обладал, царь был неудовлетворён — он стремился к высшему совершенству жизни — увидеть Бога лицом к лицу. Однажды у царя при дворе появился странствующий вайшнав и поведал ему о Нила-Мадхаве — мурти Вишну необыкновенной красоты. Рассказ странника произвёл на царя сильное впечатление и захотев во что бы то ни стало получить даршан Нила-Мадхавы, он приказал найти его и разослал с этой целью брахманов по всей Индии. Однако поиски оказались напрасными, и брахманы ни с чем вернулись в столицу — все, кроме одного брахмана по имени Видьяпати. Посетив множество святых мест, Видьяпати вступил на землю племени шабаров, которая располагалась на берегу океана в районе современного города Пури, штата Орисса. Он нашёл себе пристанище в доме предводителя шабаров по имени Вишвавасу, у которого была дочь необыкновенной красоты по имени Лалита. Видьяпати влюбился в Лалиту и вскорости, получив разрешение и благословение её отца, женился на ней.

Видьяпати получает даршан Нилы-Мадхавы

Живя в доме шабара, Видьяпати заметил одну странность в его поведении. Каждую ночь Вишвавасу уходил куда-то и на следующий день около полудня возвращался, благоухая камфарой, мускусом и сандалом. Видьяпати стал расспрашивать жену, и она рассказала, что отец ходит поклоняться мурти Нила-Мадхавы, о существовании которого кроме неё и Вишвавасу никто не знает. Отец запретил Лалите кому бы то ни было раскрывать эту тайну, но по настоянию мужа она была вынуждена нарушить этот запрет. Радость Видьяпати не знала границ, он тут же загорелся желанием увидеть Нила-Мадхаву и попросил Лалиту уговорить отца и позволить ему получить даршан Нила-Мадхавы. После долгих уговоров, Вишвавасу согласился при условии, что его зять пойдёт с завязанными глазами и никогда в будущем не будет предпринимать попыток отыскать месторасположение Нила-Мадхавы. Когда они уже готовы были отправиться в путь, Лалита тайком запрятала мужу в кайму одежды горсть горчичных зёрен. Всю дорогу Видьяпати незаметно бросал зёрна. Когда они, наконец, пришли к Нила-Мадхаве, шабар снял повязку с глаз Видьяпати. Увидев несравненную красоту Нила-Мадхавы, Видьяпати начал танцевать в экстазе и возносить восторженные молитвы. Когда он немного успокоился, шабар оставил его около божества, а сам ушёл собирать съедобные коренья и цветы для того, чтобы потом предложить их Нила-Мадхаве.

Строительство храма Джаганнатха

Пока шабара не было, Видьяпати стал свидетелем удивительного события. Спящая ворона упала с ветки в близлежащее озеро и утонула. В тот же миг она приняла четырёхрукий облик, присущий обитателям Вайкунтхи, и вознеслась в духовный мир. Увидев это, Видьяпати забрался на дерево и уже собирался было вслед за удачливой вороной прыгнуть в озеро, дабы тоже обрести освобождение, как вдруг услышал голос с небес, который повелел ему перед тем как умереть, рассказать о местонахождении Нила-Мадхавы царю Индрадьюмне. Вскоре вернулся шабар, неся в руках лесные цветы и коренья, и приступил к своей ежедневной пудже. Неожиданно Нила-Мадхава заговорил: «Я столько лет принимал от тебя лесные цветы и коренья, мне они уже надоели, теперь я хочу, чтобы мне оказывал самое пышное служение мой великий преданный, — царь Индрадьюмна!» Эти слова огорчили Вишвавасу и он подумал, что теперь он лишиться возможности служить Нила-Мадхаве. В порыве отчаяния, он решил связать Видьяпати и не отпускать его из своего дома, дабы тот не смог вернуться к царю Индрадьюмне и поведать ему о местоположении Нила-Мадхавы. Однако через некоторое время, уступив просьбам Лалиты, он освободил Видьяпати и позволил ему уйти восвояси.

Видьяпати вернулся к царю Индрадьюмне и рассказал о своём открытии. В великой радости царь собрал войско и отправился в страну шабаров, надеясь наконец-то получить даршан Нила-Мадхавы. К тому времени, горчичные зёрна, когда-то разбросанные Видьяпати, проросли и расцвели ярким жёлтым цветом, показав путь царю и его свите. Однако, придя на место, они не обнаружили там Нила-Мадхавы. Огорчённый Индрадьюмна осадил селение шабаров и пленил Вишвавасу. Но тут раздался глас с небес, который повелел царю освободить шабара, построить храм на вершине холма Нилачала и установить там деревянное мурти Дару-Брахмана. Глас также сообщил царю, что никому более было не суждено увидеть Нила-Мадхаву.

Описывается, что святая обитель Пурушоттама-кшетра имеет форму раковины, и у основания раковины царь заложил город Пури и построил там храм. Великолепный храм уходил в землю на шесть локтей и возвышался над землей на сто двадцать локтей. Верхушку храма венчала круглая остроконечная башенка, на которой была установлена чакра. Царь отделал храм золотом и, когда всё было готово, отправился в обитель Брахмы — планету Брахмалоку — с целью пригласить Брахму освятить храм. Но так как каждое мгновение на Брахмалоке равно шести земным месяцам, когда царь Индрадьюмна вернулся на землю, — прошли уже многие годы. Храм, стоявший недалеко от океана, занесло прибрежным песком, а на престоле сменилось несколько царей и один из них, по имени Гала-Мадхава, обнаружил погребённый под песком храм. Гала-Мадхава заявил, что это он построил храм. Спор между двумя царями помог разрешить говорящий ворон Бхусанди, который несколько веков жил неподалёку от храма на старом баньяновом дереве, постоянно занимаясь воспеванием имени Рамы. Из своего гнезда в ветвях баньянового дерева он наблюдал строительство храма и подтвердил, что его построил царь Индрадьюмна.

Индрадьюмна вознёс молитвы Брахме и попросил освятить храм и окружавшие его земли, после чего Брахма поместил флаг на верхушку храма, и провозгласил, что в будущем, всякий, кто издали увидит этот флаг и в почтении падёт ниц, непременно обретёт мокшу.

История изваяния мурти Джаганнатха

Через некоторое время царя Индрадьюмну охватило уныние от разлуки с Нила-Мадхавой. Решив, что жизнь его прожита напрасно, он лёг на ложе из травы куша с твердым намерением умереть. По прошествии нескольких дней, Джаганнатха явился ему во сне и сообщил, что царь может найти его в море около местечка Банкимухан в форме Дару-Брахмана, — бревна калпа-врикши — древа желаний из духовного мира. Царь в сопровождении своих воинов отправился в указанное место и увидел на берегу моря бревно, отмеченное знаками раковины, диска, палицы и лотоса. Однако, несмотря на все попытки, множество людей и слонов не смогли даже сдвинуть его с места. Тут появился старик из племени Шабаров, который с лёгкостью перенёс бревно в нужное место. В ту же ночь во сне Джаганнатха сообщил царю, что этот старик был в прошлой жизни никем иным как Вишвавасой, много лет служившим Нила-Мадхаве.

Чтобы вырезать из Дару-Брахмана мурти Джаганнатхи, царь созвал множество искусных скульпторов, но никто из них не мог даже прикоснуться к Дару-Брахману. При первой же попытке резцы их ломались и рассыпались на мелкие кусочки. Царь был крайне озадачен и не знал что делать, но вскоре к нему, под видом старого умельца, явился архитектор с небесных планет Вишвакарма, который сообщил, что никто из простых смертных не сможет изваять мурти. Тогда Индрадьюмна попросил Вишвакарму выполнить эту работу, на что тот согласился с одним условием — никто не должен видеть мурти до тех пор, пока он полностью его не закончит. Ему должно быть позволено работать при закрытых дверях в течение двадцати одного дня. Царь согласился на поставленные условия и немедленно сделал все необходимые приготовления. По указанию старого скульптора, остальные умельцы занялись строительством трёх колесниц. А Вишвакарма принёс Дару-Брахмана в храм и запер двери, заручившись обещанием, что останется один до истечения положенного срока.

По прошествии четырнадцати дней, жену царя по имени Гундича охватило беспокойство по причине того, что из мастерской Вишвакармы вот уже много часов подряд не раздавалось ни единого звука. Она убедила царя в том, что должно быть что-то случилось со стариком-скульптором. По настоянию жены, царь приоткрыл дверь мастерской Вишвакармы и, к своему ужасу обнаружил, что старый скульптор исчез, как и обещал, а вместо Дару-Брахмана стояли три незаконченные мурти: Джаганнатха, Баладева и Субхадра. Осознав все последствия неисполнения своего обещания, царь решил поститься до смерти. Но по прошествии какого-то времени, к нему во сне явился Джаганнатха и сказал: «Я вечно нахожусь в Нилачале, на берегу океана, в форме Джаганнатхи. У меня нет материальных рук и ног, но своими духовными чувствами я принимаю всё, что предлагают мне мои преданные. Ты нарушил своё обещание, но это было частью моего плана, который состоял в том, чтобы проявиться в облике Джаганнатхи для того, чтобы все люди в Кали-югу поклонялись мне в этой форме».

Услышав слова Джаганнатхи, царь вознёс молитву, в которой попросил Джаганнатху сделать так, чтобы потомки скульптора могли из века в век принимать участие в постройке трёх колесниц Ратха-ятры, и чтобы потомки Вишвавасу, служившего ему как Нила-Мадхаве, из поколения в поколение готовили для Джаганнатха пищу в храме. После того, как Джаганнатха согласился удовлетворить эти две просьбы царя, Индрадьюмна попросил ещё одно благословение, — чтобы двери храма закрывались только на три часа в день, а в остальное время принимали паломников, дабы все обитатели вселенной могли получить даршан Джаганнатхи.

Считается, что Джаганнатха, Субхадра и Баладева появились в этом материальном мире, чтобы даровать всем живым существам мокшу. В «Нарада-пуране» об этом говорится следующее:

В этой высочайшей обители пребывает мурти Кешава, форму которому придал Сам Господь. Если люди просто увидят это мурти Бога, им откроются врата в обитель Верховного Господа.

Кришна в Двараке

Однажды перед царем Индрадьюмной появился Нарада. Нарада рассказал Индрадьюмне, как ему посчастливилось увидеть Кришну в этом удивительном облике — без рук и без ног, с огромными круглыми глазами и широкой улыбкой. Он узрел эту форму во время посещения дворца Кришны в Двараке, в котором тот обитал вместе со своими жёнами. Однажды, жёны Кришны начали обсуждать между собой беспричинную любовь, которую гопи Вриндавана испытывали к Кришне. Не желая, чтобы их кто-то подслушал, они поставили на стражу перед дверью своих покоев сестру Кришны Субхадру. По прошествии какого-то времени, слушая беседу цариц, Субхадра настолько увлеклась, что не заметила как брат Кришны Баларама, а потом и сам Кришна, подошли и тоже начали слушать повествования цариц. Чувствуя разлуку со своими любимыми преданными во Вриндаване, Кришна впал в экстаз, его волосы встали дыбом, его руки и ноги вошли в тело, его глаза округлились и увеличились в размерах — он принял форму Джаганнатхи. В духовном обмене эмоциями, Баларама и Субхадра также начали испытывать экстатические чувства, и приняли подобный Джаганнатхе облик Баладевы и Субхадры.

После рассказа Нарады Муни привязанность царя Индрадьюмны к Джаганнатхе стала ещё сильнее. Царь понял, что необычный облик Джаганнатхи, Баладевы и Субхадры не случаен: Бог проявил его, потому что царь переживал сильнейшее чувство разлуки с Ним, а также потому, что Сам чувствовал такую же острую разлуку с царем. До конца своих дней Индрадьюмна с любовью в сердце служил Джаганнатхе.

Мурти, сделанное из бревна, выловленного в океане, упоминается как «Пурушоттама» в «Ригведе» — самом раннем памятнике ведийской литературы.

Имена Джаганнатхи

  1. Чакахи — Тот, у кого круглые глаза.
  2. Чакадола — Тот, у кого круглые глаза без век (Символизирует то, что Господь очень активен и неусыпен).
  3. Чаканаяна — Тот, у кого круглые глаза.
  4. Дарубрахмам — Деревянное божество, внутри которого покоится высшая душа.
  5. Девадхидева — Бог богов.
  6. Джагадиш — Повелитель вселенной.
  7. Джагатадхиша — Повелитель вселенной.
  8. Джаганнатх — Повелитель вселенной.
  9. Кала Тхакура — Господь чёрного цвета.
  10. Махаабааху — Тот, у кого крупные ладони (Символизирует то, что Господь всем помогает).
  11. Ниладривихари — Ниламадхава (Джаганнатху служил как Ниламадхаве вождь племени аборигенов).
  12. Нилачалиа — Тот, кто живёт в Нилачала.
  13. Падмалочана — Лотосоокий.
  14. Патитапавана — Тот, кто благословляет всю вселенную.
  15. Пурушоттама — Высшая личность.
  16. Раджадхирадж — Царь царей.

См. также

Галерея

Напишите отзыв о статье "Джаганнатха"

Примечания

  1. [books.google.pt/books?id=g6FsB3psOTIC&pg=PA567 Rath Yatra] // James G. Lochtefeld The Illustrated Encyclopedia of Hinduism: N-Z. — Rosen Publishing Group, 2002. — Т. 2. — С. 567. — ISBN 0823931803.
  2. Б. Я. Волчок. Ория // [books.google.pt/books?id=QOxWAAAAMAAJ Народы Южной Азии: Индия, Пакистан, Непал, Сикким, Бутан, Цейлон и Мальдевские острова] / Под редакцией Н. Р. Гусевой, А. М. Дьякова, М. Г. Левина, Н. Н. Чебоксарова. — М.: Издательство Академии Наук СССР, 1963. — С. 467. — (Народы мира: Этнографические очерки).

Литература

Ссылки

  • [hari-katha.org/other/108.htm Вопросы и ответы о Господе Джаганнатхе]
  • [lord-jagannath.ru/ Русскоязычный портал, посвящённый Джаганнатхе]
  • [www.gopal.ru/Translation/Sanskrit/jagannathashtaka.htm Джаганнатхаштака] — песня о Джаганнатхе, которую пел Чайтанья Махапрабху (перевод Максима Мейстера)
  • [audioveda.ru/audio?id=732 Сказание о Господе Джаганнатхе и царе Индрадьюмне] радиопостановка
  • [jyotirdwara.ru/articles/TantraJagannath.pdf Сидхартха Канунго «Тантризм в культе Господа Джаганнатхи»]

Отрывок, характеризующий Джаганнатха

В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.


С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.