Джанамеджая

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Джанамеджа́я (санскр. जनमेजय) — герой древнеиндийского эпоса «Махабхараты» и Пуран, царь Куру, сын Парикшита и Мадравати (согласно «Махабхарате») или дочери Уттары Иравати (согласно «Бхагавата-пуране»).[1] Джанамеджая был внуком Абхиманью и правнуком великого витязя Арджуны. После смерти своего отца Парикшита, Джанамеджая взошёл на престол царства Куру. Джанамеджая услышал первый пересказ «Махабхараты», сделанный учеником Вьясы Вайшампаяной. Согласно «Ваю-пуране» и «Матсья-пуране», между Джанамеджаей и Вайшампаяной возник спор в результате которого Джанамеджая, возможно, отрёкся от престола, уступив его своему сыну Шатанике.[2] Джанамеджая также упоминается в ряде ведийских текстов.

Напишите отзыв о статье "Джанамеджая"



Примечания

  1. According to the Mahabharata (I.95.85), but according to the Bhagavata Purana (I.xvi.2), his mother was Iravati, daughter of Uttara — Raychaudhuri, H.C. (1972). Political History of Ancient India: From the Accession of Parikshit to the Extinction of the Gupta Dynasty, Calcutta:University of Calcutta, pp.15,35n
  2. Misra, V.S. (2007). Ancient Indian Dynasties, Mumbai: Bharatiya Vidya Bhavan, ISBN 81-7276-413-8, p.278

Отрывок, характеризующий Джанамеджая

Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.