Джангильдин, Алиби Тогжанович

Алиби Тогжанович Джангильдин
каз. Әліби Тоқжанұлы Жанкелдин
Дата рождения	1884(1884)
Место рождения	аул Койдаул (Тургайская область, Российская империя)
Дата смерти	14 августа 1953(1953-08-14)
Место смерти	Алма-Ата (СССР)
Принадлежность	Повстанцы РСФСР РСФСР
Годы службы	1905 и 1916 1917 — 1920
Сражения/войны	Первая русская революция, Среднеазиатское восстание 1916 года, Гражданская война в России
Награды и премии

Алиби Тогжанович Джангильдин (каз. Әліби Тоқжанұлы Жанкелдин; 1884 — 14 августа 1953) — революционер, участник гражданской войны.

Биография

Ранние годы

В 1884 году в ауле Койдаул Тургайской области в семье бедняка-шаруа родился Алиби Джангильдин. Когда Алиби было 10 лет, проезжавший мимо учитель, который был на тот момент преподавателем Тургайской ремесленной школы, заметил в мальчике способности к запоминанию и познанию и предложил ему приехать к нему в школу. Вскоре после этого Алиби сбегает из дома и с попутным караваном приезжает в Тургай. Он знакомится с учениками и преподавателями школы, среди которых ссыльный учитель труда, с которым у него возникает дружба, гораздо большая чем между учеником и преподавателем. Именно здесь впервые он сталкивается с неизмеримой роскошью и беднотой, именно в Тургае происходит его первая встреча с легендарным батыром Амангельды Имановым. Вскоре, по наставлению богатых родственников, отец забирает его из училища. Но в течение нескольких месяцев проведенных дома Алиби понимает всю несправедливость и обман царящую в степи. Он сбегает из дома и едет в Кустанай, где с легкостью, благодаря своей незаурядной памяти и знаниям полученным в Тургае, поступает в русско-казахскую школу. Но и здесь находит его отец и только по просьбе начальника училища, весьма уважаемого господина, отец соглашается оставить его в школе. За год освоив весь материал и успешно сдав экзамены, он по направлению школы уезжает в Оренбург, где поступает в духовную консисторию. Здесь он встречается с влиятельными в степи земляками, но понимает, что их цели может быть и благородные, не могут видоизменить все давние обычаи и устои в степи. Освоив и сдав экзамены намного быстрей программы, благо что вся суть обучения заключалась в заучивании духовных цитат, он уезжает в Казань.

В своей автобиографии от 7 января 1947 года он писал:

—«Родился в 1884 году в Кустанайской области, в местечке Кайдаул. Родители – казахские батраки из рода кыпчаков Средней орды. Ношу фамилию по деду, знаменитому казахскому батыру Танирбергену Джангильдину. С малолетства я стремился к учению, но не было средств, и до 10 лет я – в ауле. После бежал из родительского дома в город Тургай, где поступил в школу. Но отец разыскал меня и вернул с побоями домой. Все-таки мысль об учёбе не оставляла меня, и через 2 года, 12-летним мальчиком, я вторично бежал в Кустанай и снова поступил во 2-ю русско-казахскую школу. Отец и тут отыскал меня и всячески старался вернуть домой, но инспектор с трудом уговорил его оставить меня учиться. В 1902 году меня направили в учительскую семинарию города Казани. В 1905 году я принимал участие в революционном движении студенчества. Администрация, желая «определить» меня на «правильный путь», перевела на исторический факультет московской академии. Со 2-го курса я был исключен из академии за революционную деятельность.

.

Именно в этот период у него появляется страстное желание узнать мир, познакомиться с бытом других народов. В июле 1910 года он отправляется в дальнее путешествие, которое длилось почти два с половиной года.

В своей автобиографии от 7 января 1947 года он писал:

— В 1908 году, в 24 года, я выехал за границу, стал эмигрантом без средств к существованию. Жил по паспорту на имя Николая Степнова. В книжке на право кругосветного путешествия значилось: «Николай Степнов, он же Али-Бей Джангильдин. …Здесь я провёл в жизнь задуманное мною кругосветное путешествие, и пешком прошел Польшу, Австро-Венгрию, Сербию, Болгарию, Турцию, Палестину, Африку, Египет, Абиссинию. На жизнь зарабатывал, делая фотоснимки проходимых (пройденных. – Ред.) мест и продавая их за хорошую цену. Обратно прошел через Аравийский полуостров, Месопотамию, Персию, Индию, остров Цейлон, Малайский Архипелаг, Индостан, Сиамское королевство, Анаму, южную часть Китая, остров Формоз, в 1912 году прибыл в Японию. Таким образом, за пять лет я прошел 12 тысяч верст».

.

Далее он пишет:

— «В Японии я был недолго. По случаю 300-летия дома Романовых попал под амнистию и вернулся обратно через Сибирь в Россию».

.

В Швейцарии Джангильдин познакомился с русскими политическими эмигрантами и впервые встретился с Лениным.

Революционная деятельность

Вскоре после возвращения из этого путешествия, Джангильдин поехал в родную Тургайскую область, но пробыл там всего неделю, так как по приказу местного губернатора вынужден был покинуть родину. В 1913 году он работал в Крыму по линии метеорологии, и вел революционную работу среди местных татар. В 1915 году, в разгар первой мировой войны, Алиби Джангильдин в Петрограде вступил в ряды РСДРП(б).

— "В Коммунистической партии (б) официально состою с 1915 года. Партийный билет получил из рук Ленина за его же подписью".

.

В 1916 году по заданию партии Джангильдин инкогнито пробрался из Крыма в казахские степи и во время мобилизации казахов на тыловые работы вместе с Амангельды Имановым поднял вооружённое восстание против царского правительства, которое продолжалось вплоть до февральской революции.

— "О моем появлении, – писал он, – было донесено тургайскому губернатору, и последний издал приказ – поймать меня живым или мертвым и доставить в Оренбург. Поэтому в начале 1917 года я был делегирован повстанцами против царизма в Бухару и пробыл там до февральской революции".

.

После свержения царизма Алиби Джангильдин выехал в Петроград, где установил связи с большевиками. От только что сформировавшегося Совета рабочих и солдатских депутатов он получил удостоверение для ведения агитации и пропаганды среди казахов. Но, прибыв в Тургай, был арестован по приказанию областного комиссара временного правительства Алихана Букейханова. Только через два месяца его освободили, и он немедля уехал в Петроград.

Летом 1917 года он вернулся в родные края в качестве инструктора Петроградского Совета. Джангильдин выступает на митингах и собраниях, агитируя против Временного правительства, проводит работу по агитации в пользу большевистской партии.

Послереволюционные годы

Известие о Великой Октябрьской социалистической революции и захвате власти большевиками побудили его ехать в Москву, куда уже переместилась столица. Он встретился с Лениным, и оказалось, что эта встреча не первая. В Европе Ленин был на встрече с путешественником и хорошо её запомнил, чего Джангильдин не мог сказать в свою очередь, а врать он, по всей видимости, не захотел. В декабре 1917 года Алиби Джангильдин был назначен временным комиссаром Тургайской области.

В январе 1918 года Алиби Джангильдин пообещал Сталину создать пробольшевистские силы в Тургайской области, чтобы подорвать усилия Алаш по созданию автономии. В течение весны соперничество политических властей в степи означало, что превалировали анархия и насилие. В марте 1918 года газета «Сары Арка» сообщила, что типография Алаш былa разгромлена, что вынудило газету «Казах» закрыться. Статья критиковала большевиков за это нападение, в частности роль Джангильдина. В апреле 1918 года Тургайский облисполкомом направил в Москву делегацию во главе с Джангильдиным для получения вооружения, боеприпасов и денежных средств. 14 мая 1918 года Джангильдин был назначен Чрезвычайным военным комиссаром Степного края. В июне он вновь приезжает в Москву. В его распоряжение было выделено 68 миллионов рублей для Туркестана и Тургайской области, а также оружие, боеприпасы, медикаменты. Для доставки этого важнейшего груза был создан Интернациональный отряд, прибывший в начале августа 1918 года в Астрахань, чтобы отсюда начать поход через безводные степи на помощь бойцам, сражающимся с контрреволюцией.

Отряды Джангильдина подавили контрреволюционное восстание в Астрахани и в форте Александровск на Каспийском море. Дальше они отправились в адаевские края с запасами патронов и снарядов, высадились на полуострове Бузачи. Сформировали здесь экспедицию, имея 300 верблюдов и 600 лошадей. Пройдя около 3000 верст за два месяца, доставили патроны и снаряды на Актюбинско-Туркестанский фронт.

Почти три тысячи километров прошли по пустыне красные конники отряда Джангильдина. 11 ноября 1918 года они прибыли на станцию Челкар и передали вооружение и боеприпасы командованию Оренбургского фронта.

В 1920 году военные операции против контрреволюционеров в республике были завершены.

Алиби Джангильдин принял самое деятельное участие в подготовке и работе 1 учредительного съезда Советов Казахстана, провозгласившего, в соответствии с ленинским декретом от 26 августа 1920 года, создание Казахской республики. Съезд избрал его членом Президиума первого состава и заместителем председателя Центрального Исполнительного Комитета Республики, наркомом социального обеспечения. Алиби Джангильдин представлял партийную организацию Казахстана на 1 Всероссийском совещании коммунистических организаций народов Востока в январе 1921 года. В течение ряда лет Алиби Джангильдин был заместителем председателя КазЦИК и Президиума Верховного Совета Казахской ССР, в июле-октябре 1937 года был председателем ЦИК. Также состоял председателем Союза «Кошчи».

Годы Великой Отечественной войны

Когда грянула Великая Отечественная война, Алиби Джангильдин подал заявление с просьбой направить его на фронт. Но его опыт и знания нужны были и в тылу. Он отдавал много сил и энергии работе по формированию воинских частей и соединений на территории Казахстана, дни и ночи занимался размещением людей и оборудования, эвакуированных в Казахстан из оккупированных западных районов страны, вел большую политическую и пропагандистскую работу среди молодых коммунистов и воинов, отправлявшихся на фронт. Умер Алиби Джангильдин в 1953 году. Похоронен на центральном кладбище города Алма-Аты.

Награды

• Награждён орденом Ленина.
• Орденом Красного Знамени.

и медалями разного достоинства.

Память

• Похоронен в Алматы.
• Именем Джангильдина также названы улицы в Алматы, Шымкенте, Астане, Оренбурге и в других городах.
• Памятник Жангильдину установлен на привокзальной площади железнодорожной станции Алматы-1.
• В Алматы (Казахстан) в сквере ниже КБТУ на Аллеи выдающихся деятелей установлен бюст Жангильдина на постаменте.
• Также в честь Джангильдина названы:
  • средняя общеобразовательная школа № 122 имени Джангильдина г. Алматы;
  • школа № 7 им А.Джангильдина в Аркалыке;
  • Школа им. А. Т. Джангильдина в Атырау;
  • школа им. Джангельдина в пос. Жетыбай, Каракиянского района, Мангистауской области;
• В честь Джангильдина также назван населённый пункт совхоз им. Джангильдина Боровского района Костанайская область ныне село Джангильдина Мендыкаринского района Костанайской области.
• Тургайский район Костанайской области в 1957 году был переименован в Джангильдинский район, ныне Жангельдинский район — райцентр село Тургай.

Семья и потомки

• Дед — Танирберген Джангильдин.
• Отец — Тогжан Танирбергенович Джангильдин.
• Супруга по первому браку (1915) — крымчанка из Симферополя Раиль Туршу, выпускница знаменитых Бестужевских курсов, единственного в те годы высшего учебного заведения для женщин. Умерла в 1921 году.
• Супруга по второму браку — Елена Афанасьевна Джангильдина.
  • Старший сын от второго брака — Темирлан Алибиевич Джангильдин.
  • Сын от второго брака — Танирберген (Тангир) Алибиевич Джангильдин.
    • Внук — Джангильдин Юрий Тангирович, Врач-психиатр, психотерапевт, доктор медицинских наук, профессор кафедры психиатрии, психотерапии и наркологии ГОУ ВПО «Московский государственный медико-стоматологический университет Росздрава», врач высшей категории. Руководитель курса по подготовке и усовершенствованию психиатров, психотерапевтов и наркологов.
• Супруга по третьму браку — Гульбаршин Садвакасова.
• Шурин от третьего брака — Жанайдар Садвакасов, член Совнаркома.
  • Дочь от третьего брака — Куралай Алибиевна Натуллаева (Сабирова), жена Героя Советского Союза Сабира Рахимова.
• Четвёртая супруга — Кенжина была моложе его на 30 лет.
• Тесть от четвёртого брака — Асфендияр Кенжин (1887—1938), нарком просвещения (1921—1922), член ЦИК Казахстана, нарком торговли Казахстана, председатель Совнархоза Казахстана (1929),
• Тёща от четвёртого брака — Кенжина Жаннета Рамазановна.
• Свояченица от четвёртого брака — Кенжина Юлия Асфендияровна (1933).
  • Сын от четвёртого брака — Чингиз Алибиевич Джангильдин (1940), гидробиолог, научный сотрудник лаборатории Тихоокеанского Института рыбного хозяйства и океанографии..
    • Внук — Алиби Чингизович Джангильдин, историк, магистр науки, работает в Казахстанско-Британском техническом университете, окончил истфак КазГУ им. аль-Фараби и магистратуру Бирмингемского университета в Великобритании.
    • Внук — Асет Чингизович Джангильдин, юрист по образованию, увлекается журналистикой, пишет статьи.
    • Внучка — Алтынай Чингизовна Джангильдина, экономист, работает главным бухгалтером.

Интересные факты

В Доме правительства Китайской Народной Республики висит огромный живописный портрет Алиби Джангильдина — в позолоченном багете, он занимает там одно из самых почетных мест.

Литература

Джангильдин А. Т. Мой путь. — В кн.: Алиби Джангильдин: Документы и материалы. Алма — Ата, 1961, с. 10 — 75.

Джангильдин А. Т. «Книга путешественника вокруг света Н. Степанова, он же Али-Бей Джангильдин. Из Москвы 1910 года мая месяца», Алма — Ата, 2009.

Steven Sabol «Russian Colonization and the Genesis of Kazak National Consciousness», Palgrave Macmillan, 2003, pp. 143–144.

Рекомендуемые ссылки

• [baursak.info/?p=3236 125 лет со дня рождения Алиби Джангильдина]
• [web.archive.org/web/20070808014724/www.cultinfo.ru/fulltext/1/001/008/025/422.htm Краткая биография]
• [www.hrono.ru/biograf/bio_d/dzangildin_at.php БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ. Джангильдин Алиби Тогжанович]
• [wap.history1997.forum24.ru/?1-11-20-00000042-000-0-0-1256284302 Алиби Джангильдин]
• [asemel.kz/index.php?option=com_content&view=article&id=62:2009-12-13-10-05-48&catid=20:history-people&Itemid=4 Бесстрашный комиссар — Алиби Джангильдин]
• [biografia.kz/famous/721 Джангильдин Алиби]
• [www.shuak.kz/index.php?option=com_content&view=article&id=189:2010-01-18-07-37-46&catid=77:2010-01-14-21-48-16&Itemid=93 ЖАНГИЛЬДИН АЛИБИ ТОГЖАНОВИЧ]
• [www.kazpravda.kz/c/1244669110/2009-06-11 Чрезвычайный комиссар степного края к 125-летию Алиби Джангильдина]
• [www.i-news.kz/news/2010/01/22/847710.html «Неизвестный Джангильдин»]
• [www.srcc.msu.su/uni-persona/site/research/zajonchk/tom4_2/V4P24150.htm Мой путь. Алиби Джангильдин]
• [www.baiterek.kz/index.php?journal=5&page=178 Комиссар Джангильдин]
• [biografia.kz/famous/721 Джангильдин Алиби]

Отрывок, характеризующий Джангильдин, Алиби Тогжанович

Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.