Джапаридзе, Мурман Давидович

Мурман Давидович Джапаридзе
Дата рождения	25 января 1925(1925-01-25)
Место рождения	Чиатурский район,Грузия
Дата смерти	3 декабря 1983(1983-12-03) (58 лет)
Место смерти	Чиатурский район,Грузия
Принадлежность	СССР СССР
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Мурман Давидович Джапаридзе (25.01.1925 — 03.12.1983) — старший разведчик 167-го гвардейского лёгкого артиллерийского полка, гвардии младший сержант.

Биография

Родился 25 января 1925 года в селе Хреити Чиатурского горсовета. Грузин. Член ВКП/КПСС с 1950 года. Работал на Чиатурском марганцевом руднике.

В Красной Армии с марта 1943 года. В боях Великой Отечественной войны с сентября 1943 года.

Разведчик 167-го гвардейского лёгкого артиллерийского полка гвардии младший сержант Джапаридзе отличился 21—25 марта 1944 года при освобождении города Тернополь. Находясь впереди боевых порядков стрелков, он обнаружил штаб пехотного батальона противника, его наблюдательный пункт и два пулемёта. Благодаря точной корректировке Джапариждзе огнём батареи все эти цели были накрыты.

Приказом по 1-й гвардейской артиллерийской дивизии от 29 апреля 1944 года младший сержант Джапаридзе Мурман Давидович награждён орденом Славы 3-й степени.

Действуя в составе того же полка и дивизии, Джапаридзе отличился 26 августа 1944 года в бою у населённых пунктов Кремпа, Качице. При отражении контратаки противника он выдвинулся вперёд с ручным пулемётом для защиты подступов к орудию и скосил метким огнём восемь вражеских солдат. В последующем вывел из строя ещё свыше десяти противников, в составе батареи участвовал в отражении девяти вражеских атак.

Приказом по 13-й армии от 22 октября 1944 года младший сержант Джапаридзе Мурман Давидович награждён орденом Славы 2-й степени.

12 января 1945 года при прорыве обороны противника близ села Курозвенки старший разведчик Джапаридзе находился в боевых порядках передового батальона. Первым проложил путь через проволочные заграждения и, ворвавшись в траншею противника, уничтожил четырёх вражеских солдат. Вынес раненого командира дивизиона через минное поле в укрытие.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 апреля 1945 года за мужество, отвагу и героизм, , младший сержант Джапаридзе Мурман Давидович награждён орденом Славы 1-й степени.

После демобилизации работал учителем в средней школе. В 1956 году окончил Тбилисский педагогический институт. Работал начальником детской исправительной колонии. Майор милиции. Почётный гражданин города Бучач Тернопольского района Тернопольской области.

Умер 3 декабря 1983 года. Похоронен в селе Хреити.

Награждён тремя орденами Славы, медалями.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10657 Мурман Давидович Джапаридзе]. Сайт «Герои Страны». Проверено 23 августа 2014.

Литература

• Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-203-01883-9.

Отрывок, характеризующий Джапаридзе, Мурман Давидович

Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.