Джапаридзе, Уча Малакиевич

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Джапаридзе Уча Малакиевич
Дата рождения:	4 (17) августа 1906(1906-08-17)
Место рождения:	с. Гари,Кутаисская губерния, Российская империя ныне Онский район
Дата смерти:	6 июля 1988(1988-07-06) (81 год)
Место смерти:	Тбилиси
Гражданство:	СССР СССР
Жанр:	сюжетный исторический, портрет, графика
Учёба:	Тбилисская Академия художеств
Стиль:	социалистический реализм
Влияние:	М. И. Тоидзе
Награды:
Звания:
Премии:

Уча Малакиевич Джапари́дзе (груз. უჩა ჯაფარიძე; 1906—1988) — советский грузинский живописец и график. Народный художник СССР (1963). Лауреат Сталинской премии второй степени (1942). Член ВКП(б) с 1944 года.

Биография

У. М. Джапаридзе родился 4 (17) августа 1906 года в селе Гари (ныне Онский муниципалитет Грузии). В 1922—1924 годах учился в Народной художественной студии М. И. Тоидзе, в 1924—1925 и 1928—1931 годах — в Тбилисской академии художеств. С 1936 года — преподаватель (в 1942—1944 годах — директор) Тбилисской АХ. Профессор (1944). Действительный член АХ СССР (1958). Депутат ВС Грузинской ССР 3-го созыва.

У. М. Джапаридзе умер в 1988 году

Творчество

Мастер создавал образы и полотна, отмеченные стремлением к романтизации и героизации образов, посвящённых революционной борьбе. Картины «Первомайская демонстрация в Тифлисе в 1901 году» (1939—1941, темпера, Грузинский филиал Института Маркса—Энгельса—Ленина—Сталина в Тбилиси); «Друзья юности» (1938), «Думы матери» (1945), портрет писателя Чхеидзе (1943, пастель) — все в Музее искусств Грузинской ССР); «Напутствие» (1957), «Праздник труда» (1970—1975). Книжные иллюстрации.

Награды и премии

• Сталинская премия второй степени (1942) — за картину «Первомайская демонстрация в Тифлисе в 1901 году» (1939—1941)
• народный художник СССР (1963)
• орден Ленина
• четыре других ордена и медали

Отрывок, характеризующий Джапаридзе, Уча Малакиевич

Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.