Джарвис, Энн

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джарвис, Анна (1832— 1905)»)
Перейти к: навигация, поиск
Анна Мария Джарвис
англ. Ann Maria Jarvis
Имя при рождении:

Анна Мария Ривз

Род деятельности:

общественная деятельница

Дата рождения:

30 сентября 1832(1832-09-30)

Место рождения:

Калпепер,
штат Виргиния, США

Гражданство:

США США

Дата смерти:

9 мая 1905(1905-05-09) (72 года)

Место смерти:

Филадельфия,
штат Пенсильвания, США

Отец:

Джозия В. Ривз

Мать:

Нэнси Кемпер-Ривз

Супруг:

Гренвилл Э. Джарвис

Дети:

Джозия Уильям Джарвис;
Клод Джарвис;
Анна Мария Джарвис;
Томас Джарвис

Разное:

основательница Дня матери[en] в США

Анна Мария Ривз-Джарвис (англ. Ann Maria Reeves Jarvis; 30 сентября 1832, Калпепер, штат Виргиния, США — 9 мая 1905, Филадельфия, штат Пенсильвания, США) — известная общественная деятельница времён Гражданской войны в США, деятельность которой послужила основанием для появления Дня матери[en], учреждённого её дочерью Анной Марией Джарвис.



Биография

Анна Мария Ривз родилась в городке Калпепер, в штате Виргиния 30 сентября 1832 года. Она была дочерью пастора методистской церкви Джозии Вашингтона Ривза и его жены Нэнси Кемпер-Ривз[1]. После перевода отца на место пастора в городок Филиппи в округе Барбур в Западной Виргинии, семья переехала вместе с ним[2]. В 1850 году Анна Мария Ривз вышла замуж за Гренвилла Джарвиса, сына баптистского пастора, который стал преуспевающим предпринимателем в соседнем округе Тейлор[1][3]. В 1852 году молодые супруги переехали в городок Уэбстер[en], где Гренвилл Джарвис продолжил развивать свой бизнес[4].

За семнадцать лет брака у Гренвила и Анны Марии родились тринадцать детей, из которых выжили только четверо. Остальные умерли от распространённых в то время заболеваний. Эти потери вдохновили Анну Марию на борьбу с детскими болезнями в округе и антисанитарными условиями, бывшими главными причинами распространения эпидемий[5][6].

В 1858 году, во время своей шестой беременности, Анна Мария организовала проведение Дня матери в основанных ею рабочих клубах в городах Графтон, Прунтитаун, Филиппи, Феттерман и Уэбстер, чтобы улучшить местные санитарные условия. Основанное ею движение стало частью движения за развитие здравоохранения в США[1][7]. Анна Мария занималась просветительской деятельностью и оказывала помощь с целью снижения детской смертности. В основанных ею клубах собирались средства на покупку лекарств и оплату услуг помощниц в семьях, где матери имели серьёзные проблемы со здоровьем. Она разработала программу по обследованию молока задолго до установления государственного стандарта и соответствующих требований. Члены её клубов обучали молодых матерей вести домашнее хозяйство и следить за здоровьем членов своих семей. Одним из консультантов движения был брат Анны Марии, доктор Джеймс Ривз, известный борец с эпидемиями тифа и лихорадки в северо-западной Виргинии[8][9].

Во время Гражданской войны в США (1861—1865) население в Западной Виргинии резко разделилось между сторонниками севера и юга. В 1863 году противостояние привело к тому, что западная часть штата Виргиния вышла из его состава и основала новый штат Западную Виргинию, которая была лояльна к северу. Территория Западной Виргинии стала местом ряда первых сражений гражданской войны. Клубы Дня матери расширили свою деятельность, чтобы удовлетворить меняющиеся требования, вызванные войной. Анна Мария призвала их членов соблюдать нейтралитет и оказывать помощь солдатам обеих армий[10][11]. Она проявила решимость в соблюдении нейтралитета, когда отказалась поддержать разделение методистской церкви на северную и южную ветви[12]. Кроме того, она стала единственным представителем местной общины, публично выразившей соболезнование и помолившейся за упокой Торнсбери Бейли Брауна[en], первого солдата армии севера, убитого солдатом армии юга[10][11]. Под её руководством, клубы кормили и одевали солдат с обеих сторон, которые находились в местах их расположения. Когда брюшной тиф и корь вспыхнули в военных лагерях, Анна Мария вместе с сподвижницами ухаживала за страдающими солдатами с обеих сторон по просьбе их командования[10][11].

Усилия Анны Марии по сохранению единства в обществе продолжались и после окончания Гражданской войны. После окончания военных действий, государственные чиновники обратились к ней с просьбой помочь в преодолении существовавшего в обществе раскола. Она и члены её клуба организовали День матери, на который пригласили солдат с обеих сторон вместе с семьями. Мероприятие прошло в здании администрации округа Тейлор в Прунтитауне. Несмотря на угрозы насилия, в 1868 году Анна Мария успешно провела встречу ветеранов с обеих сторон ради единства и примирения. Оркестр играл «Дикси» (неофициальный гимн южных штатов) и «Знамя, усыпанное звёздами» (гимн северных штатов). Мероприятие завершилось совместным пением песни «Доброе старое время», во время которого многие из присутствовавших плакали. Действия Анны Марии привели к тому, что враждебность в обществе значительно снизилась[13][14].

В 1864 году семья Джарвисов переехала в Графтон, где муж Анны Марии открыл гостиницу. Она продолжила заниматься общественной деятельностью. На протяжении всей своей жизни, Анна Мария преподавала в воскресной церковно-приходской школе и имела крепкие связи с методистской церковью. В Графтоне она участвовала в строительстве методистской епископальной церкви. В течение двадцати пяти лет руководила начальным отделение местной воскресной школы[15]. Анна Мария была популярным лектором и часто выступала с докладами о религии, здравоохранении, литературе в местных церковных организациях. Она является автором докладов «Литература как источник культуры и этикета», «Великие Матери Библии», «Большое значение гигиены для женщин и детей» и «Важность поднадзорных развлекательных центров для мальчиков и девочек»[16][17].

После смерти супруга в 1902 году Анна Мария переехала в Филадельфию, в штате Пенсильвания, чтобы жить рядом с детьми. Её дочь, Анна Мария Джарвис, заботились о матери, здоровье которой постоянно ухудшалось из-за проблем с сердцем. Анна Мария Ривз-Джарвис умерла в Филадельфии 9 мая 1905 года, в окружении своих четырёх выживших детей[18].

В память о её деятельности, в 1914 году, президент Вудро Вильсон подписал постановление конгресса официально объявив второе воскресенье мая национальным Днём матери[19].

Напишите отзыв о статье "Джарвис, Энн"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 [www.wvculture.org/history/jarvis.html West Virginia State Archives: «Anna Maria Reeves Jarvis». West Virginia Archives and History]
  2. ↑ Howard H. Wolfe. «Mother’s Day and the Mother’s Day Church» (Kingsport, TN: Kingsport Press, 1962), Р. 175
  3. ↑ Marie Tyler-McGraw. «Mother’s Day Revisited: ‘But After All She was Not a Masterpiece as a Mother and a Gentlewoman…». Goldenseal (Spring 1999): pp. 10-15
  4. ↑ Katherine Lane Antolini. «Memorializing Motherhood: Anna Jarvis and the Struggle for Control of Mother’s Day» (PhD diss., West Virginia University, 2009), P. 34
  5. ↑ Katherine Lane Antolini. «Memorializing Motherhood: Anna Jarvis and the Struggle for Control of Mother’s Day». (PhD diss., West Virginia University, 2009), рр. 25-27
  6. ↑ Marie Tyler-McGraw. «Mother’s Day Revisited: But After All She was Not a Masterpiece as a Mother and a Gentlewoman…». Goldenseal (Spring 1999): р. 10
  7. ↑ Katherine Lane Antolini. «Memorializing Motherhood: Anna Jarvis and the Struggle for Control of Mother’s Day». (PhD diss., West Virginia University, 2009), рр. 28-29
  8. ↑ Katherine Lane Antolini. «Memorializing Motherhood: Anna Jarvis and the Struggle for Control of Mother’s Day». (PhD diss., West Virginia University, 2009), Р. 29
  9. ↑ Howard H. Wolfe. «Mother’s Day and the Mother’s Day Church». (Kingsport, TN: Kingsport Press, 1962), рр. 181—182
  10. ↑ 1 2 3 Katherine Lane Antolini. «Memorializing Motherhood: Anna Jarvis and the Struggle for Control of Mother’s Day». (PhD diss., West Virginia University, 2009), рр. 30-31
  11. ↑ 1 2 3 Howard H. Wolfe. «Mother’s Day and the Mother’s Day Church». (Kingsport, TN: Kingsport Press, 1962), рр. 182—183
  12. ↑ Marie Tyler-McGraw. «Mother’s Day Revisited: But After All She was Not a Masterpiece as Mother and a Gentlewoman…». Goldenseal (Spring 1999): р. 11
  13. ↑ Katherine Lane Antolini. «Memorializing Motherhood: Anna Jarvis and the Struggle for Control of Mother’s Day». (PhD diss., West Virginia University, 2009), рр. 32-33
  14. ↑ Howard H. Wolfe. «Mother’s Day and the Mother’s Day Church». (Kingsport, TN: Kingsport Press, 1962), рр. 180—181
  15. ↑ Katherine Lane Antolini. «Memorializing Motherhood: Anna Jarvis and the Struggle for Control of Mother’s Day». (PhD diss., West Virginia University, 2009), рр. 36-37
  16. ↑ Marie Tyler-McGraw. «Mother’s Day Revisited: But After All She was Not a Masterpiece as a Mother and a Gentlewoman…». Goldenseal (Spring 1999): р. 12
  17. ↑ Katherine Lane Antolini. «Memorializing Motherhood: Anna Jarvis and the Struggle for Control of Mother’s Day». (PhD diss., West Virginia University, 2009), рр. 37-38
  18. ↑ Katherine Lane Antolini. «Memorializing Motherhood: Anna Jarvis and the Struggle for Control of Mother’s Day». (PhD diss., West Virginia University, 2009), рр. 78-79
  19. ↑ Marie Tyler-McGraw. «Mother’s Day Revisited: But After All She was Not a Masterpiece as a Mother and a Gentlewoman…». Goldenseal (Spring 1999): р. 14

Ссылки

  • [www.wvculture.org/history/jarvis.html Ann Maria Reeves Jarvis]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Джарвис, Энн

В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Джарвис,_Энн&oldid=78624987»