Гимелстоб, Джастин

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джастин Гимелстоб»)
Перейти к: навигация, поиск
Джастин Гимелстоб
Место проживания Санта-Моника, США
Место рождения Ливингстон, США
Рост 196 см
Вес 88 кг
Начало карьеры 1996
Завершение карьеры 2007
Рабочая рука правая
Призовые, долл. 2 575 522
Одиночный разряд
Матчей в/п 101-172
Наивысшая позиция 63 (19 апреля 1999)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 2-й круг (1999)
Франция 1-й круг (1999-2000, 2003, 2006-07)
Уимблдон 3-й круг (2000, 2003, 2005)
США 3-й круг (1997, 1999)
Парный разряд
Матчей в/п 174-158
Титулов 13
Наивысшая позиция 18 (8 мая 2000)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 1/2 финала (2001)
Франция 1-й круг (1997-2000, 2003, 2006-07)
Уимблдон 1/4 финала (1998, 2004)
США 3-й круг (1999, 2004, 2007)
Завершил выступления

Джастин Гимелстоб (англ. Justin Gimelstob; род. 26 января 1977, Ливингстон, США) — американский теннисист, спортивный функционер и комментатор. Победитель двух турниров Большого шлема в миксте и 13 турниров АТР в мужских парах, обладатель Кубка Хопмана (1997) в составе команды США.





Личная жизнь

Джастин Гимелстоб родился в Нью-Джерси в семье зажиточного финансиста Барри Гимелстоба[1]. В 1995-96 годах учился в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, закончив первый семестр с максимально возможными оценками (GPA 4.0)[2] но переход в профессиональный теннис помешал получению степени, и Гимелстоб вернулся к занятиям после её окончания, вернувшись в Южную Калифорнию из Нью-Йорка, где продал квартиру на Манхэттене и расстался с подружкой[1].

В 1998 году был основан Детский фонд Джастина Гимелстоба, собирающий пожертвования в Нью-Йорке и Нью-Джерси. С момента основания по 2014 год фонд собрал свыше миллиона долларов, переданных на лечение детей, страдающих от рака и заболеваний кровеносной системы[3].

В 2006 году Гимелстоб, входивший до этого в совет игроков Ассоциации теннисистов-профессионалов (ATP), проиграл выборы в совет директоров ATP на одно из мест представителей игроков, но уже в следующем году всё-таки получил этот пост, сменив в совете директоров Томаса Блейка. В качестве члена совета директоров Гимелстоб способствовал избранию президентом АТР Адама Хелфанта, лоббируя в его пользу ведущих игроков. В 2008 году переизбран на новый трёхлетний срок[1][4].

Гимелстоб работает спортивным комментатором на целом ряде радио- и телеканалов, включая Tennis Channel, CBS и Fox Sports. Он также вёл колонку в Sports Illustrated и собственную радиопередачу «Спортивные наркоманы» (англ. The Sports Junkies), выходившую в эфир в Вашингтоне. С этой передачей связан наиболее громкий скандал с участием Гимелстоба: летом 2008 года Джастин, известный своим острым языком, позволил себе крайне грубо отозваться об Анне Курниковой. Результатом стало отстранение от участия в рекламной кампании USTA[1] и дисквалификация на один матч в профессиональной теннисной лиге World TeamTennis[5]. Гимелстоб был также на которкое время отстранён от ведения передач на Tennis Channel после того, как в 2010 году он уничижительно отозвался о политике, проводимой президентом Обамой[1].

Игровая карьера

Джастин Гимелстоб начал играть в теннис в восьмилетнем возрасте. Его первыми партнёрами по игре были братья — старший, Джош, и младший, Расселл. В 1991 году Джастин возглавил национальный рейтинг США среди мальчиков в возрасте до 14 лет, в 1993-м — до 16 лет, а в 1995 году выиграл национальный чемпионат США среди юношей в возрасте до 18 лет в одиночном разряде и пробился в финал Открытого чемпионата Франции в паре с Райаном Уолтерсом[4]. В первом круге Открытого чемпионата США 18-летний Гимелстоб нанёс поражение 65-й ракетке мира Давиду Приносилу, и журнал Sports Illustrated предрекал ему карьеру «теннисного Тайгера Вудса»[2]. Поступив в 1995 году в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, Гимелстоб на втором курсе вышел в финал студенческого (NCAA) чемпионата Северной Америки в одиночном разряде и в команде, а в парном разряде с Срджяном Мушкатировичем завоевал чемпионский титул[4].

В 1996 году Гимелстоб присоединился к профессиональному теннисному туру АТР. В первый свой сезон в ранге профессионала он выиграл один турнир класса ATP Challenger в одиночном разряде и два в парном, за год поднявшись с рейтинге АТР более чем на 400 мест[6]. В начале 1997 года Гимелстоб защищал цвета флага США в Кубке Хопмана, в последний момент заменив в составе американской команды Ричи Ренеберга. Несмотря на то, что букмекеры оценивали шансы Гимелстоба и Чанды Рубин очень низко (ставки принимались в соотношении 66 к 1), им удалось принести американской сборной первую в её истории на этом турнире победу[7]. Позже в этом году ему удалось выиграть свой первый турнир основного тура АТР — это произошло летом на турнире базовой категории в Ньюпорте, где с ним играл новозеландец Бретт Стивен. Со Стивеном Гимелстоб также обыграл по пути в полуфинал в Мемфисе одну из сильнейших пар мира Паул Хархёйс-Якко Элтинг, а с Патриком Рафтером по пути в финал Открытого чемпионата Японии нанёс поражение олимпийским чемпионам Тодду Вудбриджу и Марку Вудфорду, занимавшим в рейтинге парных игроков первое место. Год он окончил уже в числе ста лучших теннисистов мира в парном разряде, а в одиночном вошёл в первую сотню в августе после побед на Уимблдоне и Открытом чемпионате Канады над соперниками из Top-20, хотя и не сумел удержаться в ней до конца года.

В 1998 году Гимелстоб завоевал свой второй парный титул на турнирах АТР и дошёл до четвертьфинала Открытого чемпионата Австралии и Уимблдонского турнира в мужском парном разряде (на обоих турнирах Большого шлема его партнёром был Брайан Макфи, с которым они обыграли на Уимблдоне третью пару мира Леандер Паес-Махеш Бхупати). В одиночном разряде Гимелстоб дважды играл в полуфиналах турниров АТР (в Корал-Спрингс и в Лос-Анджелесе, где победил Рафтера — на тот момент пятую ракетку мира). Ближе к концу года он снова пробился в сотню сильнейших игроков мира. Но главных своих успехов он достиг в этом сезоне в миксте, выиграв Открытый чемпионат Австралии и Открытый чемпионат Франции в паре с 17-летней Винус Уильямс. В Мельбурне молодые американцы, получившие «уайкд-кард» от организаторов турнира, переиграли три посеянных пары в первом круге, четвертьфинале и финале[8]. Также три посеянных пары они успели обыграть по пути к титулу в Париже, хотя в финале им противостояла другая несеяная пара — младшая сестра Винус, Серена, и аргентинец Луис Лобо[9]. На Уимблдоне, третьем в сезоне турнире Большого шлема, Винус и Джастин победили в четвертьфинале первую пару турнира Лариса Нейланд-Леандер Паес, но в полуфинале проиграли посеянным пятыми Мирьяне Лучич и Махешу Бхупати, а чемпионами в итоге стали Серена Уильямс и белорус Максим Мирный[10].

За 1999 год Гимелстоб завоевал пять титулов на турнирах АТР в парном разряде, обыграв по ходу сезона, среди прочих, Вудбриджа и Вудфорда в Атланте, Даниэля Нестора и Себастьена Ларо в Сингапуре и вторую ракетку мира Бхупати, выступавшего в паре с Эндрю Флорентом, в Париже. Год он закончил на 24-м месте в рейтинге парных игроков. В одиночном разряде Гимелстоб достиг рекордной для себя 63-й позиции к апрелю 1999 года, после удачного выступления в Скоттсдейле (Аризона), где ему удалось обыграть 22-ю ракетку мира Томаса Мустера. В 2000 году он добрался в парном рейтинге до 18-го места, за год четырежды сыграв в финалах турниров АТР и одержав две победы.

В начале 2001 года на Открытом чемпионате Австралии Гимелстоб добился наивысшего успеха в турнирах Большого шлема, помимо двух побед 1998 года в миксте. В паре со Скоттом Хамфрисом ему удалось пробиться в полуфинал после победы в третьем круге над посеянными Евгением Кафельниковым и Уэйном Феррейрой. В 2004 году Гимелстоб и Хамфрис добрались до четвертьфинала на Уимблдонском турнире, победив сеяных вторыми Боба и Майка Брайанов. В 2002—2006 годах Гимелстоб ещё шесть раз играл в финалах турниров АТР в парном разряде, завоевав ещё четыре титула. Летом 2006 года, занимая под конец карьеры 111-е место в рейтинге, он вышел в Ньюпорте в единственный за время выступлений финал турнира АТР в одиночном разряде, где проиграл Марку Филиппуссису, на тот момент находившемуся в теннисной иерархии лишь в третьей сотне.

Травмы спины заставили Гимелстоба закончить карьеру в 30-летнем возрасте[1]. Он объявил о планируемом окончании карьеры после поражения от Энди Роддика на Открытом чемпионате США 2007 года[11] и провёл свои последние матчи в турнирах АТР осенью того же года в Москве и Санкт-Петербурге, потерпев поражения уже в первом круге в обоих разрядах. В 2008 году, однако, он ещё принял участие в летней лиге World TeamTennis в составе только что сформированной команды «Вашингтон Каслс», став её первым в истории игроком[12].

Положение в рейтинге в конце года

Разряд 1995 1996 1997 1998 1999 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007
Одиночный 576 152 104 80 82 97 177 106 106 162 104 86 556
Парный 471 243 68 50 24 55 63 84 57 63 78 49 157

Участие в финалах за карьеру

Отрывок, характеризующий Гимелстоб, Джастин

Я получила письмо от брата, который мне объявляет о своем приезде с женой в Лысые Горы. Радость эта будет непродолжительна, так как он оставляет нас для того, чтобы принять участие в этой войне, в которую мы втянуты Бог знает как и зачем. Не только у вас, в центре дел и света, но и здесь, среди этих полевых работ и этой тишины, какую горожане обыкновенно представляют себе в деревне, отголоски войны слышны и дают себя тяжело чувствовать. Отец мой только и говорит, что о походах и переходах, в чем я ничего не понимаю, и третьего дня, делая мою обычную прогулку по улице деревни, я видела раздирающую душу сцену.
Это была партия рекрут, набранных у нас и посылаемых в армию. Надо было видеть состояние, в котором находились матери, жены и дети тех, которые уходили, и слышать рыдания тех и других. Подумаешь, что человечество забыло законы своего Божественного Спасителя, учившего нас любви и прощению обид, и что оно полагает главное достоинство свое в искусстве убивать друг друга.
Прощайте, милый и добрый друг. Да сохранит вас наш Божественный Спаситель и его Пресвятая Матерь под Своим святым и могущественным покровом. Мария.]
– Ah, vous expediez le courier, princesse, moi j'ai deja expedie le mien. J'ai ecris а ma pauvre mere, [А, вы отправляете письмо, я уж отправила свое. Я писала моей бедной матери,] – заговорила быстро приятным, сочным голоском улыбающаяся m lle Bourienne, картавя на р и внося с собой в сосредоточенную, грустную и пасмурную атмосферу княжны Марьи совсем другой, легкомысленно веселый и самодовольный мир.
– Princesse, il faut que je vous previenne, – прибавила она, понижая голос, – le prince a eu une altercation, – altercation, – сказала она, особенно грассируя и с удовольствием слушая себя, – une altercation avec Michel Ivanoff. Il est de tres mauvaise humeur, tres morose. Soyez prevenue, vous savez… [Надо предупредить вас, княжна, что князь разбранился с Михайлом Иванычем. Он очень не в духе, такой угрюмый. Предупреждаю вас, знаете…]
– Ah l chere amie, – отвечала княжна Марья, – je vous ai prie de ne jamais me prevenir de l'humeur dans laquelle se trouve mon pere. Je ne me permets pas de le juger, et je ne voudrais pas que les autres le fassent. [Ах, милый друг мой! Я просила вас никогда не говорить мне, в каком расположении духа батюшка. Я не позволю себе судить его и не желала бы, чтоб и другие судили.]
Княжна взглянула на часы и, заметив, что она уже пять минут пропустила то время, которое должна была употреблять для игры на клавикордах, с испуганным видом пошла в диванную. Между 12 и 2 часами, сообразно с заведенным порядком дня, князь отдыхал, а княжна играла на клавикордах.


Седой камердинер сидел, дремля и прислушиваясь к храпению князя в огромном кабинете. Из дальней стороны дома, из за затворенных дверей, слышались по двадцати раз повторяемые трудные пассажи Дюссековой сонаты.
В это время подъехала к крыльцу карета и бричка, и из кареты вышел князь Андрей, высадил свою маленькую жену и пропустил ее вперед. Седой Тихон, в парике, высунувшись из двери официантской, шопотом доложил, что князь почивают, и торопливо затворил дверь. Тихон знал, что ни приезд сына и никакие необыкновенные события не должны были нарушать порядка дня. Князь Андрей, видимо, знал это так же хорошо, как и Тихон; он посмотрел на часы, как будто для того, чтобы поверить, не изменились ли привычки отца за то время, в которое он не видал его, и, убедившись, что они не изменились, обратился к жене:
– Через двадцать минут он встанет. Пройдем к княжне Марье, – сказал он.
Маленькая княгиня потолстела за это время, но глаза и короткая губка с усиками и улыбкой поднимались так же весело и мило, когда она заговорила.
– Mais c'est un palais, – сказала она мужу, оглядываясь кругом, с тем выражением, с каким говорят похвалы хозяину бала. – Allons, vite, vite!… [Да это дворец! – Пойдем скорее, скорее!…] – Она, оглядываясь, улыбалась и Тихону, и мужу, и официанту, провожавшему их.
– C'est Marieie qui s'exerce? Allons doucement, il faut la surprendre. [Это Мари упражняется? Тише, застанем ее врасплох.]
Князь Андрей шел за ней с учтивым и грустным выражением.
– Ты постарел, Тихон, – сказал он, проходя, старику, целовавшему его руку.
Перед комнатою, в которой слышны были клавикорды, из боковой двери выскочила хорошенькая белокурая француженка.
M lle Bourienne казалась обезумевшею от восторга.
– Ah! quel bonheur pour la princesse, – заговорила она. – Enfin! Il faut que je la previenne. [Ах, какая радость для княжны! Наконец! Надо ее предупредить.]
– Non, non, de grace… Vous etes m lle Bourienne, je vous connais deja par l'amitie que vous рorte ma belle soeur, – говорила княгиня, целуясь с француженкой. – Elle ne nous attend рas? [Нет, нет, пожалуйста… Вы мамзель Бурьен; я уже знакома с вами по той дружбе, какую имеет к вам моя невестка. Она не ожидает нас?]
Они подошли к двери диванной, из которой слышался опять и опять повторяемый пассаж. Князь Андрей остановился и поморщился, как будто ожидая чего то неприятного.
Княгиня вошла. Пассаж оборвался на середине; послышался крик, тяжелые ступни княжны Марьи и звуки поцелуев. Когда князь Андрей вошел, княжна и княгиня, только раз на короткое время видевшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту. M lle Bourienne стояла около них, прижав руки к сердцу и набожно улыбаясь, очевидно столько же готовая заплакать, сколько и засмеяться.
Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту. Обе женщины отпустили друг друга; потом опять, как будто боясь опоздать, схватили друг друга за руки, стали целовать и отрывать руки и потом опять стали целовать друг друга в лицо, и совершенно неожиданно для князя Андрея обе заплакали и опять стали целоваться. M lle Bourienne тоже заплакала. Князю Андрею было, очевидно, неловко; но для двух женщин казалось так естественно, что они плакали; казалось, они и не предполагали, чтобы могло иначе совершиться это свидание.
– Ah! chere!…Ah! Marieie!… – вдруг заговорили обе женщины и засмеялись. – J'ai reve сette nuit … – Vous ne nous attendez donc pas?… Ah! Marieie,vous avez maigri… – Et vous avez repris… [Ах, милая!… Ах, Мари!… – А я видела во сне. – Так вы нас не ожидали?… Ах, Мари, вы так похудели. – А вы так пополнели…]
– J'ai tout de suite reconnu madame la princesse, [Я тотчас узнала княгиню,] – вставила m lle Бурьен.
– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.