Джафар ибн Яхья

Джафа́р ибн Яхья, также Джа’фар бин Яхья Бармаки (перс. جعفر بن یحیی برمکی‎, араб. جعفر بن يحيى‎, ja’far bin yaḥyā) (767—803) — визирь при дворе пятого халифа арабской династии Аббасидов Харуна ар-Рашида. Сын персидского визиря Яхья ибн Халида из влиятельного семейства Бармакидов, в 786 году унаследовавший пост отца.

Содействовал развитию наук и внёс вклад в просвещение Багдада, привлекая учёных мужей из соседней Гундишапурской академии для перевода персидской научной литературы на арабский. Джафару также приписывается то, что он убедил халифа открыть бумагоделательное производство, где использовались секретные технологии, полученные у китайских мастеров, взятых в плен после Таласской битвы в 751 году.

В 792 году был назначен правителем западных областей Халифата, но так и не покинул дворца. В 796 году подавлял восстание в Сирии. После чего был также назначен губернатором Хорасана, но не вступил в должность. В 797 году отец Джафара, визирь Яхья ибн Халид отбыл в паломничество в Мекку, оставив печать визиря своему старшему сыну, брату Джафара Фадлу, который быстро впал в немилость у халифа. После чего печать перешла к Джафару, назначенному также главой охраны халифа и управляющим монетным двором. В 798 году Джафар стал воспитателем принца Абдаллаха аль-Мамуна, в то время как Фадл был наставником другого принца, первого наследника престола,Аль-Амина.

Несмотря на то, что визирь и халиф долгое время были неразлучными друзьями, в самом начале 803 года Харун ар-Рашид решил покончить с набравшими силу Бармакидами и в ночь с 28-29 января (по другим источникам 1-2 февраля) Джафар был обезглавлен за якобы имевшую место любовную связь с сестрой халифа Аббасой. Имущество всего семейства было конфисковано. Более тысячи человек казнили, а тело самого Джафара было вывешено на всеобщее обозрение на мосту через реку Тигр в Багдаде. Резня семейства Бармакидов нашла своё отражение в сказках Тысяча и одной ночи.

В современной культуре

Персонаж Джафара, наряду с халифом Харуном ар-Рашидом, появляется в нескольких сказках цикла Тысячи и одной ночи, часто в качестве главного действующего лица. Например в «Трёх яблоках» Джафар, как детектив, расследует дело об убийстве и пытается найти виновного.

Однако, современные произведения представляют визиря в образе злодея и колдуна:

• В американском фильме «Золотое лезвие» (1953 год, реж. Нэйтан Джуран) Харун ар-Рашид борется с Джафаром, который пытается узурпировать власть.
• В видеоигре «Принц Персии» изображается злокозненный волшебник по имени Джафар, захвативший трон и пытающийся насильно женить на себе принцессу. Джафар также появляется в 1993 году в продолжении игры.
• В 1992 году в мультфильме компании Уолта Диснея «Аладдин» изображён визирь и колдун по имени Джафар, который по характеру являет собой смесь неизвестного визиря и злого волшебника из оригинальной сказки об Аладдине.
• Во французском мультсериале «Гран-визирь Изногу» Джафар изображён как неумелый узурпатор, которому так и не удаётся свергнуть халифа Харуна ал-Пусса.
• В аниме Маги: Лабиринты волшебства. Является советником Синдбада. В прошлом безжалостный убийца.

См. также

• Бармакиды
• Фадл ибн Яхья
• Аббасиды
• Тысяча и одна ночь

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Джафар ибн Яхья

– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.