Джаяпатака Свами

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джаяпатака Свами
Jayapatākā Svāmī<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Джаяпатака Свами даёт лекцию по «Чайтанья-чаритамрите» в Маяпуре, Индия, в день фестиваля Гаура-пурнимы (14 марта 2006 года)</td></tr>

Гуру Международного общества сознания Кришны
9 июля 1977 года по настоящее время
Предшественник: Бхактиведанта Свами Прабхупада
Член Руководящего совета Международного общества сознания Кришны
3 марта 1977 года по настоящее время
1-й Глава Министерства проповеди прихожанам Международного общества сознания Кришны
Предшественник: должность учреждена
Санньяси Международного общества сознания Кришны
1970 года по настоящее время
Член правления издательства
«Бхактиведанта Бук Траст»
 
Имя при рождении: Гордон Джон Эрдман
Оригинал имени
при рождении:
Gordon John Erdman II
Рождение: 9 апреля 1949(1949-04-09) (75 лет)
Милуоки, Висконсин, США
Отец: Гордон Джон Эрдман
Мать: Лорейн Эрдман (в девичестве Голич)

Джаяпата́ка Сва́ми (Jayapatākā Svāmī IAST, англ. Jayapataka Swami; имя при рождении — Го́рдон Джон Э́рдман младший, англ. Gordon John Erdman II; род. 9 апреля 1949[1]; Милуоки, Висконсин, США)[1] — индийский кришнаитский религиозный деятель и проповедник[2][3] американского происхождения, один из старших учеников Бхактиведанты Свами Прабхупады (1896—1977)[4], один из духовных лидеров Международного общества сознания Кришны (ИСККОН)[2][3][5]. С 1976 года Джаяпатака Свами исполняет в ИСККОН обязанности члена Руководящего совета[5], а с 1977 года — инициирующего гуру[4]. Джаяпатака Свами также является членом правления издательства «Бхактиведанта Бук Траст»[6], курирует в ИСККОН программу проповеди прихожанам[6] и занимает пост вице-президента «Всемирной индуистской федерации»[7] — общественной организации, которую он помог основать в 1981 году.

Гордон Джон Эрдман родился в городе Милуоки, в состоятельной семье[7]. В возрасте 16 лет он с отличием окончил Военное училище Святого Иоанна и поступил в Брауновский университет,[1] где после посещения лекции о буддизме начался его духовный поиск[7]. В 1968 году Гордон Джон присоединился к ИСККОН в Сан-Франциско и в том же году впервые встретил основателя ИСККОН, Бхактиведанту Свами Прабхупаду в Монреале[1][7]. Получив от него духовное посвящение и имя «Джаяпатака Даса», он был назначен президентом монреальского храма ИСККОН[7]. В 1970 году Джаяпатака Свами отправился проповедовать в Индию где принял уклад жизни в отречении и титул «свами». В 1971 году Джаяпатака Свами возглавил проект по строительству храма и мировой штаб-квартиры ИСККОН в месте паломничества Маяпуре[7]. В 1979 году он получил индийское гражданство, предварительно отказавшись от американского, и с тех пор активно путешествует и проповедует гаудия-вайшнавизм по всему миру[7]. По данным на 2004 год с этой целью он посетил 74 страны[7]. Джаяпатака Свами имеет более 20 тыс. учеников в разных странах мира, большинство из них — в Индии[6].

На посту члена Руководящего совета, Джаяпатака Свами курирует деятельность ИСККОН в Эквадоре, Перу, Боливии, Чили, части Индии, Шри-Ланке, Непале, Бангладеш, Малайзии, Сингапуре, Таиланде и в странах Среднего Востока[7][8].

23 января 2004 года король Непала Гьянендра удостоил Джаяпатаку Свами государственной награды «за вклад в защиту и распространение индуизма по всему миру»[7].

В октябре 2008 года Джаяпатака Свами пережил два кровоизлияния в мозг[9]. В результате правая сторона его тела оказалась частично парализованной.





Содержание

Биография

Семья, детство и учёба (1949—1967)

Гордон Джон Эрдман родился 9 апреля 1949 года (в день экадаши после индуистского праздника Рама-навами) в городе Милуоки штата Висконсин, в набожной христианской семье Гордона Эрдмана и Лорейн Эрдман (в девичестве Голич)[7]. Родители будущего вайшнавского свами владели заводом по производству краски, который основал дед Гордона по отцу[7].

Детство Гордона прошло в богатом пригороде Милуоки[10]. С ранних лет он показал незаурядный интеллект и большой интерес к философии и духовным темам[11]. Он очень любил читать, в особенности книги по мифологии[12]. По воспоминаниям Джаяпатаки Свами, в возрасте 11 лет он заболел кожной болезнью и по совету своего деда излечился просто призывая имя Бога[11].

Образование Гордон получил в Военном училище Святого Иоанна — престижной частной школе-интернате в пригороде Милуоки Делафилд. В училище Гордон был одним из лучших учеников в классе и до последнего класса — старостой группы[11]. Просыпался он очень рано, около 4 часов утра, и регулярно посещал богослужения в местной христианской церкви[12]. Сдав экстерном экзамены за несколько лет учёбы, в возрасте 16 лет Гордон с отличием окончил училище и для продолжения своего образования выбрал престижный Брауновский университет, где ему предложили полную стипендию[1][7]. В университете Гордон изучал языки[11]. Однажды он попал на лекцию о жизни Будды, которая произвела на него большое впечатление[7]. Гордон потерял интерес к учёбе и начал поиски гуру[7]. Осознав, что на Западе ему будет трудно найти истинного гуру, он решил отправиться в Индию, надеясь встретить там своего духовного учителя[11].

Встреча с кришнаитами и Бхактиведантой Свами Прабхупадой (1968)

В 1968 году Гордон приехал в Сан-Франциско, где стал регулярно посещать разные духовные группы, изучая их лидеров и стараясь понять насколько они сами следовали тому, о чём говорили[13]. Но ни в одном из случаев он не был удовлетворён[13]. Однажды он попал на фестиваль в парке «Золотые ворота», где увидел множество странно одетых молодых людей, которые играли на караталах (ручных тарелочках) и пели мантру «Харе Кришна»[13]. До этого он ничего не знал о кришнаитах и никогда не слышал мантры «Харе Кришна»[13]. Обратив внимание на звон каратал, он подошёл поближе к сидевшим в кружок кришнаитам[13]. Увидев вайшнавский знак тилаки на лбу у одного из кришнаитов, Гордон испугался и убежал[13]. Вернувшись через какое-то время, он не застал кришнаитов на прежнем месте[13].

Спустя какое-то время Гордон увидел на улице плакат, который объявлял о предстоящем вайшнавском фестивале Ратха-ятры[13]. В конце было приглашение прийти и за 25 центов купить вегетарианский обед в кришнаитском храме[13]. К тому времени Гордон уже был вегетарианцем и так или иначе хотел найти кришнаитов, поэтому отправился по указанному адресу[13]. В храме он отведал освящённой пищи прасада и купил комплект из нескольких томов «Шримад-Бхагаватам» в переводе Бхактиведанты Свами Прабхупады[13].

В это время кришнаиты активно занимались подготовкой к Ратха-ятре, которая должна была состояться через неделю[13]. Строительством колесницы для Джаганнатхи руководил старший ученик Прабхупады Джаянанда Даса, который стал первым духовным наставником Гордона, а впоследствии — первым вайшнавским святым Международного общества сознания Кришны[13]. Джаянанда предложил Гордону помочь в строительстве, на что тот охотно согласился[13]. Впоследствии Джаяпатака Свами вспоминал: «В течение недели, пока я помогал Джаянанде строить колесницу, он рассказывал мне о Кришне, о духовном учителе, и к концу недели я был твердо убеждён, что сознание Кришны — это серьёзный процесс. И я решил так — я попробую два месяца. Если спустя это время всё будет идти хорошо, я продолжу, если нет — посмотрим. Но я буду делать всё правильно. И также я должен встретиться с гуру»[13].

В день фестиваля, который состоялся 30 июня 1968 года, Джаянанда Даса побрил Гордону голову и тот окончательно перешёл жить в храм, приняв монашеский образ жизни[13]. Джаяпатака Свами вспоминает, как в свои первые дни как монах, он каждое утро читал книгу Прабхупады под названием «Лёгкое путешествие на другие планеты» и повторял мантру «Харе Кришна» перед картиной с изображением Кришны, сидящего на берегу священной реки Ямуны[13].

Через несколько дней Гордон узнал о том, что в Монреаль вскоре приезжает Прабхупада. Желая встретится с гуру-основателем Международного общества сознания Кришны, он вместе с президентом сан-франциского храма отправился в Канаду, по пути посетив храм ИСККОН в Нью-Йорке[13].

Когда Гордон прибыл в Монреаль, Прабхупада в тот же день вечером дал лекцию по «Бхагавад-гите»[10]. Джаяпатака Свами вспоминает: «В то время я обладал способностью видеть ауру и состояние людей по цвету их ауры. У Прабхупады было что-то особое — у него была сияющая бело-золотистая аура и она расширялась, заполняя собой всю комнату. И всё, что он говорил, было так замечательно и настолько исполнено смысла. Я был очень вдохновлён»[13]. После окончания лекции Гаргамуни Даса представил Гордона Прабхупаде и тот пригласил его отобедать вместе на следующий день[13].

После первого личного даршана, Прабхупада назначил Гордона помощником своего секретаря[13]. Он стирал одежду Прабхупады, убирался в его комнате и каждое утро ходил с ним и группой других кришнаитов на утренние прогулки, во время которых Прабхупада беседовал со своими учениками на различные философские темы[13]. Однажды Гордон спросил Прабхупаду насчёт своей способности видеть человеческие ауры, на что Прабхупада ответил: «Не беспокойся, это пройдёт. Ты поднимешься с ментального уровня на духовный»[13].

Отец Гордона, Джон Хьюберт, был христианином и тяжело воспринял тот факт, что его сын стал вайшнавским монахом[14]. В течение восьми лет он не общался со своим сыном[14]. Однако, постепенно, он смирился с религиозным выбором Гордона[14]. Перед смертью, Джон Хьюберт сказал находившемуся у его постели священнику, что очень горд за своего сына, за то, что тот добился больших успехов в своей духовной жизни[14]. На похоронах, священник поведал об этом всем собравшимся там родственникам почившего[14].

Принятие духовного посвящения. Миссионерская деятельность в Монреале, Торонто и Чикаго (1968—1970)

24 июля 1968 года Гордон Джон получил от Шрилы Прабхупады духовное посвящение и санскритское духовное имя «Джаяпатака Даса»[7], что в буквальном переводе означает «Флаг победы»[11]. Вручив ему чётки джапа-мала, Шрила Прабхупада сказал, что Джаяпатака должен стать «флагом победы Господа Кришны»[10].

В монреальском храме тогда проживало около 25 монахов[10]. Через две недели после того, как Джаяпатака получил инициацию, президент храма вместе с 20 монахами уехал в другой город открывать новый храм, назначив Джаяпатаку новым президентом и возложив на него ответственность за поддержание храма[7]. Денег на оплату аренды здания не было и Джаяпатака Даса вместе с другими монахами устроился на работу[10]. За несколько месяцев он сменил порядка десяти разных работ[10]. По его воспоминаниям, одной из самых «ужасных» была работа в качестве мойщика полов в кофейне, где продавали гамбургеры[10]. Одновременно Джаяпатака Даса выполнял обязанности пуджари храмовых божеств и ответственного за издание вайшнавской литературы и её рассылки по храмам ИСККОН в США[10].

Спустя какое-то время Шрила Прабхупада дал Джаяпатаке второе, брахманическое посвящение в Нью-Йорке. Позже Джаяпатака Даса, по просьбе Шрилы Прабхупады, содействовал открытию новых храмов ИСККОН в Торонто и Чикаго.

Начало проповеди в Индии и принятие санньясы (1970)

Когда в 1970 году Джагадиша Даса сменил Джаяпатаку на посту президента недавно открытого храма ИСККОН в Торонто, Джаяпатака написал письмо Шриле Прабхупаде, спрашивая его наставлений. В ответном письме Шрила Прабхупада велел ему по долгосрочной визе отправляться в Индию «так как у нас там очень много работы». Джаяпатака начал своё путешествие имея очень ограниченные денежные средства. Из Чикаго он поехал в Монреаль, затем в Лондон, далее в Брюссель, где купил всего за 114 долларов билет на дешёвый рейс из Европы в Индию на старом военном самолёте, которым управляли арабские пилоты Мухаммед Али и Мухаммед Амин. Через 48 часов, транзитом через Каир и Южный Йемен, Джаяпатака добрался до Бомбея и оттуда до Калькутты.

В Калькутте Джаяпатака Даса присоединился к Ачьютананде Дасе — другому ученику Шрилы Прабхупады, занимавшемуся проповедью в Индии. Общаясь с торговцами овощей и фруктов на базаре, Джаяпатака начал учить бенгали[11]. Вместе с другими кришнаитами он проводил проповеднические программы в домах индусов, занимался распространением вайшнавской литературы и устраивал уличные киртаны[11].

29 августа 1970 года в Индию прибыл Прабхупада. Джаяпатака Свами организовал для него две огромные проповеднические программы, на каждую из которых пришло более 30 тыс. человек[12]. Джаяпатака узнал, что перед тем, как отправится в Индию, Прабхупада дал посвящение в санньясу группе своих учеников. Когда Прабхупада спросил Джаяпатаку, хотел ли тот также принять санньясу, тот ответил своим согласием. Церемония прошла в день праздника Радхаштами (день явления Радхи). Прабхупада лично провёл подобающее в таких случаях ведическое огненное жертвоприношение. С принятием уклада жизни в отречении, Джаяпатака Даса, согласно индуистской традиции, получил титул «свами»[7][15]. Таким образом, он стал 12-м учеником Прабхупады, принявшим санньясу.

Развитие проекта в Маяпуре (1971—1974)

В 1971 году ИСККОН приобрёл участок земли в святом для кришнаитов месте паломничества Маяпуре[10]. По замыслу Прабхупады, здесь должна была располагаться мировая штаб-квартира ИСККОН[10]. Прабхупада поручил этот проект Джаяпатаке Свами, сказав, что отныне, это миссия всей его жизни[10]. В начальный период, Джаяпатаке Свами в его работе по развитию проекта помогала группа всего из пяти кришнаитов[15]. Для начала, они занялись земледелием. Джаяпатака Свами прочитал несколько книг, научился различным методам в земледелии и в первый же год собрал хороший урожай. Местные фермеры были удивлены и попросили Джаяпатаку Свами научить их новым методам возделывания земли. Это помогло создать тёплые и дружеские отношения с местными жителями. Джаяпатака Свами учил их современным методам земледелия, а они обучали его бенгали.

Вскоре Джаяпатака Свами начал давать лекции на бенгали, во время которых его немногочисленные слушатели-бенгальцы помогали ему, исправляя его ошибки. Джаяпатака Свами вспоминает, что он хотел начать изучать бенгали ещё на Западе, но в то время в этом не было необходимости. Его желание автоматически исполнилось после того, как он приехал в Бенгалию. Впоследствии Джаяпатака Свами освоил не только бенгали, но и хинди, что сделало его проповедь более доступной для индийского населения.

Первое время жизнь в Маяпуре была крайне аскетичной. Кришнаиты жили в соломенных хижинах и питались однообразной пищей, приготовленной из выращенных ими же овощей. Местность кишела комарами и ядовитыми змеями. Через несколько месяцев кришнаиты построили трёхкомнатный барак, в котором и поселились. Вскоре, под руководством Джаяпатаки Свами началось строительство храма и гостиницы для паломников. Первым было построено гостиничное здание «Лотус-бхаван». Джаяпатака Свами вспоминает, что когда для установки в будущем храме в Маяпур привезли мурти Радхи-Мадхавы, он немедленно признал в них божества, явившиеся ему во сне за несколько лет до этого, во время проповеди на Западе.

Когда возникла необходимость защищать новые владения ИСККОН от местных бандитов, с разрешения Прабхупады и местной полиции Джаяпатака Свами приобрёл огнестрельное оружие. Для охраны территории ИСККОН, Джаяпатака Свами разделил проживавших там кришнаитов на несколько дружин (дав им имена «дружина Арджуны», «дружина Кришны» и т. д.), которые по ночам поочерёдно занимались охраной владений.

Вскоре Джаяпатака Свами подал прошение об индийском гражданстве.[16] Согласно индийским законам, он длительное время не имел права выезжать за пределы Индии. Это время он посвятил путешествию по бенгальским деревням, занимаясь проповедью и распространения вайшнаской духовной литературы[11]. Прабхупада дал Джаяпатаке Свами наставление распространять 10 000 «больших» и 100 000 «маленьких» книг каждый месяц и попросил его уделить особое внимание проповеди прихожанам[11]. Джаяпатака Свами распространял вайшнавскую литературу различными способами: на базарах, на огромных им же организованных фестивалях, и на проповеднических программах в домах прихожан. В этот же период Прабхупада поделился со своими учениками мечтой о строительстве в Маяпуре огромного храма и ведического планетария. Прабхупада попросил Джаяпатаку Свами помочь в осуществлении этого проекта. Однажды, Прабхупада сказал, что в своём предыдущем рождении Джаяпатака Свами был одним из спутников Чайтаньи Махапрабху, который в этот раз родился на Западе с целью проповеди гаудия-вайшнавизма[12].

Организация фестиваля Гаура-пурнимы и Навадвипа-мандала парикрамы (1974)

В марте 1974 года в Маяпуре был организован первый фестиваль Гаура-пурнимы — празднования дня явления Чайтаньи Махапрабху. Около 400 кришнаитов приехали в святое место из Северной и Южной Америки, Австралии, Европы и других уголков мира.

Во время этого фестиваля Джаяпатака Свами впервые повёл группу преданных на многодневную парикраму по различным святым местам Навадвипы. Это паломничество получило название «Навадвипа-мандала парикрама» и с тех пор проводится ежегодно с участием нескольких тысяч кришнаитов, большинство из которых составляют индийцы и паломники из стран бывшего СССР.

Назначение на руководящие посты в ИСККОН (1976—1977)

В 1976 году Прабхупада назначил Джаяпатаку Свами членом Руководящего совета Международного общества сознания Кришны и поручил ему курировать деятельность ИСККОН в индийских штатах Бихар, Орисса и Западная Бенгалия[8]. Позже Джаяпатака Свами также стал руководить ИСККОН в Ассаме. Там ему преподнесли в подарок огромные позолоченные караталы, которые являются традиционным музыкальным инструментом в этом регионе Индии. С тех пор Джаяпатака Свами играет на этих караталах в киртанах и берёт их с собой в свои проповеднические туры по всему миру.

В 1977 году Прабхупада назначил Джаяпатаку Свами и других 10 своих старших учеников своими представителями. Они решали вопросы о приёме кандидатов в ученики, начитывали им чётки и давали новым ученикам духовные имена. Делали они это от имени Прабхупады и новые ученики становились учениками Прабхупады. В мае 1977 года Прабхупада отправился во Вриндавану, призвав Джаяпатаку Свами и других своих старших учеников присоединиться к нему[4]. В июне того же года во Вриндаване прошло собрание членов Руководящего совета ИСККОН, которые подготовили для Прабхупады список вопросов, касающихся руководства ИСККОН после его смерти[4]. Одним из ключевых был вопрос о том, как новые ученики должны были получать духовное посвящение после смерти Прабхупады[4]. 9 июля 1977 года Прабхупада подписал документ, разъяснив в нём этот вопрос. Назначенные ранее 11 представителей должны были продолжить цепь ученической преемственности и принимать учеников после смерти Прабхупады[4].

В октябре 1977 года Джаяпатака Свами отправился во Вриндавану, где, 4 ноября 1977 года, за десять дней до своей смерти, Прабхупада объявил о создании «Благотворительного фонда Бхактиведанты Свами» («Bhaktivedanta Swami Charity Trust») и о назначении Джаяпатаки Свами его пожизненным директором. Тогда же Прабхупада попросил Джаяпатаку Свами приложить все усилия для продолжения развития маяпурского проекта, в частности для создания там условий для приёма всё большего числа паломников со всего мира. После смерти Прабхупады 14 ноября 1977 года, Джаяпатака Свами и другие 10 старших кришнаитов стали инициирующими гуру ИСККОН[4].

Организация программы «Харе Кришна — пища жизни» в Индии и другая деятельность

После Войны за независимость Бангладеш, Джаяпатака Свами организовал благотворительную программу ИСККОН в Западной Бенгалии по бесплатной раздаче вегетарианской пищи беженцам и всем нуждающимся. Сделал он это по желанию Прабхупады, который попросил ежедневно кормить как минимум несколько сотен голодных людей. Эта программа была частью всемирной благотворительной акции, проводимой благотворительной организацией «Харе Кришна — пища жизни». В 1974 году по указанию Прабхупады Джаяпатака Свами построил в Маяпуре огромный павильон для раздачи еды, в котором одновременно могли принимать пищу более 1000 человек.

Во время бенгальского наводнения 1978 года, Джаяпатака Свами лично руководил раздачей пищи пострадавшим жителям затопленных деревень. В результате, группа влиятельных индусов и несколько тысяч жителей бенгальских деревень обратились к индийскому правительству с просьбой предоставить Джаяпатаке Свами индийское гражданство. Их просьба была удовлетворена в 1979 году.

В 1977 году храм и штаб-квартира ИСККОН в Маяпуре подверглись нападению бандитов. В знак протеста, Джаяпатака Свами собрал вместе 25 000 местных жителей и организовал огромную процессию, в которой приняли участие 168 групп киртана. Воспевая мантру «Харе Кришна», толпа прошла через весть Маяпур.

Получение индийского гражданства и начало проповеди за пределами Индии

После получения индийского гражданства в 1979 году Джаяпатака Свами совершил своё первое проповедническое кругосветное путешествие. В 1980 году, по приглашению Хридаянанды Госвами, он впервые посетил Латинскую Америку, куда после этого стал приезжать регулярно. Позже, желая более успешно проповедовать в этом регионе, Джаяпатака Свами выучил испанский язык. В период с 1982 по 1999 год Джаяпатака Свами также руководил ИСККОН в юго-восточном регионе США.

Когда один из лидеров ИСККОН Хамсадутта Свами в 1984 году был исключён из рядов организации, возникла опасность, что храмы ИСККОН в Малайзии, где у него было много учеников, последуют за ним. Вместе с Хари Шаури Дасой, Джаяпатака Свами провёл в Малайзии три недели и за это время спас ситуацию. После этого он начал курировать деятельность ИСККОН в этой стране, а позже к зоне его ответственности был также добавлен Сингапур.

Фестиваль в Шантипуре и основание «Всемирной индуистской федерации»

Потомок Адвайта Ачарьи выбрал Джаяпатаку Свами руководителем проводимого ежегодно благотворительного фестиваля в Шантипуре, Западная Бенгалия, в ходе которого ИСККОН за один день раздаёт бесплатную пищу примерно 40 000 нуждающимся деревенским жителям[11].

В 1981 году году Джаяпатака Свами выступил одним из основателей общественной организации «Всемирная индуистская федерация» («World Hindu Federation»)[7]. В настоящее время Джаяпатака Свами занимает пост вице-президента этой организации[7].

23 января 2004 года король Непала Гьянендра удостоил Джаяпатаку Свами и двух других руководителей «Всемирной индуистской федерации» государственных наград «за вклад в защиту и распространение индуизма по всему миру»[7].

Покушение в аэропорту Мадрида (1989)

В конце августа 1989 года Джаяпатака Свами впервые посетил Испанию[17]. 26 августа он принял участие в праздновании дня явления Кришны, Кришна-джанмаштами, проходившего в Нуэва-Враджамандале — кришнаитской сельскохозяйственной общине в 100 км от Мадрида, в провинции Гвадалахара[17]. Спустя несколько дней, утром 3 сентября, Джаяпатака Свами в сопровождении двух кришнаитов прибыл в мадридский аэропорт «Барахас», намереваясь отправиться оттуда в Барселону[17]. В аэропорту на него с ножом напал кришнаитский монах-послушник Сантьяго Лаффа Санчо[17].

В результате проведённого испанской полицией расследования выяснилось, что Сантьяго Лаффа был аргентинцем, ранее иммигрировавшим в Испанию и получившим испанское гражданство[17]. Ему было 33 года и кришнаитом он стал за три месяца до этого[17]. Несмотря на то, что он имел признаки психически больного человека, кришнаиты приняли его и позволили ему жить в общине Нуэва-Враджамандала. Там Сантьяго Лаффа и познакомился с Джаяпатакой Свами, который в течение нескольких дней давал в общине лекции[17]. За день до инцидента, Сантьяго Лаффа отправился в близлежащий город Гвадалахару и купил там три больших кухонных ножа, один из которых, по его просьбе, был заточен с обеих сторон[17].

В воскресенье, 3 сентября, Сантьяго Лаффе было поручено отвезти гостившую в Нуэва-Враджамандале семейную пару французских кришнаитов на мадридский железнодорожный вокзал Чамартим, где те должны были сесть на поезд и вернуться во Францию[17]. Подъезжая к Мадриду, Сантьяго, без объяснения причин, поменял маршрут и направился в аэропорт «Барахас», где в это время в багажном отделении находился Джаяпатака Свами[17]. Спрятав под полой своего дхоти купленные ранее ножи, он приблизился к Джаяпатаке Свами, внезапно набросился на него и перерезал ему горло[17]. Сопровождавшие Джаяпатаку Свами двое кришнаитов обезвредили Лаффу до того, как тот смог нанести последний, смертельный удар[17]. Подоспевшая к месту происшествия испанская полиция арестовала Лаффу, сопровождавших Джаяпатаку Свами двух кришнаитов и французскую семейную пару[17]. При аресте, Лаффа порезал себя ножом в нескольких местах[17]. Джаяпатака Свами в тяжёлом состоянии был доставлен в реанимационный отдел одной из мадридских больниц[17].

Представитель ИСККОН заявил испанским СМИ, что Сантьяго Лаффа, по всей видимости, совершил преступление в приступе безумия, иначе никак нельзя было объяснить его поведение[17]. Сам Лаффа объявил, что хотел убить Джаяпатаку Свами за то, что тот «позорил индуизм», вдохновлял кришнаитов распространять религиозную литературу в общественных местах[17]. Позже, в результате судебной экспертизы, Сантьяго Лаффа был признан невменяемым и через какое-то время отпущен на свободу. Джаяпатака Свами объявил о том, что полностью прощает его.

Паломнический тур «Сафари»

Начиная с 1989 года, Джаяпатака Свами ежегодно после фестиваля Гаура-пурнимы проводит многодневный паломнический тур под названием «Сафари»[18]. Каждый год выбирается новый маршрут по святым местам в разных частях Индии и Бангладеш, преимущественно имеющих какое-либо отношение к жизни и деятельности основоположника традиции гаудия-вайшнавизма Чайтанье Махапрабху[18].

Болезнь

В октябре 2008 года Джаяпатака Свами пережил два кровоизлияния в мозг[9]. В течение нескольких недель он находился между жизнью и смертью в элитной мумбайской больнице «Хиндуджа»[9]. По словам главного невролога Мумбаи доктора П. П. Ашока, причиной критического состояния Джаяпатаки Свами послужило кровотечение в стволовой части мозга, где находятся жизненные центры человека, отвечающие за дыхание, сознание и т. д.[9] Поэтому даже незначительное усиление кровотечения могло привести к смертельному исходу[9]. П. П. Ашок заявил, что «Всё может ухудшиться в любой момент без особых предварительных признаков. В случае если ухудшения не последует, восстановительный процесс будет очень медленным»[9].

В результате правая сторона тела Джаяпатаки Свами оказалась частично парализованной, что затронуло его способность двигаться и говорить. Несмотря на эти телесные ограничения, Джаяпатака Свами продолжает проповедовать и принимать новых учеников.

Литературная деятельность

Джаяпатака Свами перевёл с бенгали на английский книгу Бхактисиддханты Сарасвати «Вайшнава Ке?», написав к ней свои комментарии[1]. В настоящее время он работает над переводом других вайшнавских текстов[1][19]. Джаяпатака Свами также занят написанием книги, повествующей о жизни и деятельности Чайтаньи Махапрабху[19]. Некоторые из книг Джаяпатаки Свами также были изданы на русском языке.

Ответственность в Руководящем совете ИСККОН

Джаяпатака Свами в Руководящем совете ИСККОН
Год Страны, регионы и города Совместно с
2009 Андаманские и Никобарские острова, Коморские Острова, Сейшельские Острова, Иордания и Йемен
Боливия, Эквадор и Перу Атмарама Даса
Чили Вирабаху Даса и Тиртхараджа Даса
Орисса (центр и юг за исключением Пури) Бхактичару Свами
Орисса (север и Пури), Калькутта Бхакти Пурушоттама Свами и Бхактичару Свами
Маяпур Гопала Кришна Госвами, Бхактичару Свами, Бхакти Пурушоттама Свами, Рамай Свами, Прагхоша Даса и Радханатх Свами
Мегхалая и Трипура Бхакти Пурушоттама Свами и Эканатха Даса
Бутан, Ассам, Орисса (запад), Западная Бенгалия (за исключением Маяпура и Калькутты) Бхакти Пурушоттама Свами
Андхра-Прадеш Бхану Свами и Реватирамана Даса
Керала, Тамил-Наду (запад) Бхану Свами и Сарваишварья Даса
Карнатака (за исключением Белгаума) Бхану Свами и Шанкхадхари Даса
Белгаум Радханатх Свами и Бхану Свами
Лакшадвип, Мальдивы, Пондишерри, Шри-Ланка и Тамил-Наду (восток) Бхану Свами
Сингапур и Таиланд Кавичандра Свами
Бангладеш, Непал, Сикким, Бихар и Джаркханд Бхакти Пурушоттама Свами и Прабхавишну Свами
Бруней и Малайзия Прабхавишну Свами
Бахрейн, Кувейт, Оман, Катар, Саудовская Аравия и Объединённые Арабские Эмираты Харивиласа Даса

Библиография

На английском
  • Bhaktisiddhānta Sarasvatī Ṭhākura, Jayapatākā Swami. Vaiṣṇava Ke? What Kind of Devotee Are You? / Verse Translations and Commentary by His Holiness Jayapatākā Swami. — 1st ed. — Bhaktivedanta Book Trust, 1988. — xvi, 166 p. — 1000 экз.
  • Jayapatākā Swami. 100 Deviations of Ritvikism. — Los Angeles: Bhaktivedanta Book Trust, 1991.
  • Jayapatākā Swami. Bhakti-vṛkṣa Manual. — Congregational Development Ministry, 1998. — xxii, 298 p.
  • Jayapatākā Swami. Spiritual Truths from Cyberspace. — Victory Flag Press.
  • Jayapatākā Swami. JPS Diaries. — Victory Flag Press.
  • Bhaktivinoda Ṭhākura, Jayapatākā Swami. Śrī Godruma Kalpāṭavī: The Desire-tree Grove of Godruma / Translation and commentary by Jayapatākā Swami. — Mayapur, West Bengal, India: ISKCON Mayapur, 2010. — 151 p.
  • Jayapatākā Swami. Vrindavane Bhajan. — Mayapur, West Bengal: Mayapur Publishers, 2007. — 135 p.
На русском
  • Бхактисиддханта Сарасвати Тхакур, Джаяпатака Свами. Вайшнава ке? Что же ты за преданный? — Bhaktivedanta Victory Flag Press, 2001. — 130 с.
  • Джаяпатака Свами. Ответы на вопросы о сознании Кришны. — 218 с.
  • Джаяпатака Свами. Ветви Бхакти. Учебник по Бхакти-врикше. — 3-е изд. — 2011. — 296 с.

Напишите отзыв о статье "Джаяпатака Свами"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 Singh & Bandyopadhyay 2001, С. 619
  2. 1 2 White 1994, С. 166
  3. 1 2 Mukherjee 2002, pp. 115-118
  4. 1 2 3 4 5 6 7 Muster 2001, С. 30
  5. 1 2 [www.hindu.com/2006/01/14/stories/2006011417530400.htm Police chief flags off Jagannath rath yatra] «The Hindu», Saturday, Jan 14, 2006
  6. 1 2 3 [portal-credo.ru/site/?act=news&id=66143&type=view Один из наиболее популярных в Индии индуистских санньяси Джаяпатака Свами госпитализирован с тяжелым сердечным приступом]
  7. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 Bhattacharya 2004
  8. 1 2 Muster 2001, С. XIX
  9. 1 2 3 4 5 6 [newsru.com/religy/23oct2008/jayapataka.html Один из известнейших индуистских духовных учителей госпитализирован с тяжелым сердечным приступом]
  10. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 [www.krishna.ru/content/view/89/923/ Биография Его Святейшества Джаяпатака Свами с воспоминаниями]
  11. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 [newsru.com/arch/religy/23oct2008/jayapataka.html Один из известнейших индуистских духовных учителей госпитализирован с тяжелым сердечным приступом]
  12. 1 2 3 4 [www.victoryflag.org/en/index.php?option=com_content&task=section&id=26&Itemid=72 His Holiness Srila Jayapataka Swami Guru Maharaja]
  13. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 [www.krishna.ru/content/view/88/923/ Как я пришёл в ИСККОН]
  14. 1 2 3 4 5 [namahatta.org/en/node/9883 HH Jayapataka Swami Maharaja’s brief life story] «My father disowned me for that but after about 8 years he accepted me back. For 8 years he wouldn’t write to me, wouldn’t talk to me, I was no longer his son. I had one brother who died. I met him…then soon after he died. He told the priest that he’s most proud of me. That he had not treated me properly but he’s most proud of me that I had made something out of my life. That priest read that out during the funeral. Other brothers and sisters were there, they were surprised».
  15. 1 2 Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī 1982, С. 117
  16. По воспоминаниям одного из индийских учеников Шрилы Прабхупады, Шри Натхаджи (Нарендры Десая), однажды Шрила Прабхупада пришёл к нему домой с Джаяпатакой и попросил его отца, депутата индийского парламента, усыновить Джаяпатаку, чтобы тот мог получить индийское гражданство. Молодой Шри Натхаджи возмутился этому предложению — ему не хотелось иметь в качестве сводного брата какого-то американца. На его возмущение Шрила Прабхупада с гордостью за своего ученика ответил: «Ты ничего не понимаешь. В будущем этот юноша станет знаменитым гуру. Тысячи бенгальцев будут получать посвящение от него».
  17. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 Duva 1989
  18. 1 2 Mahamaya Devi Dasi 1999
  19. 1 2 [www.iskcon.net/perth/Biographys/ISKCON_Gurus/Jayapataka_Swami.html Биография Джаяпатаки Свами]

Литература

  • Bhattacharya, Sarbani (February 16, 2004), "[www.telegraphindia.com/1040216/asp/guwahati/story_2897157.asp Eternal odyssey through people’s hearts]", The Telegraph, <www.telegraphindia.com/1040216/asp/guwahati/story_2897157.asp> 
  • Chryssides, George D. & Wilkins, Margaret (2002), [books.google.com/books?id=RwP--c7OV4cC&printsec=frontcover&source=gbs_summary_r&cad=0#PPA287,M1 A Reader in New Religious Movements], London: Continuum International Publishing Group, ISBN 0826461670, <books.google.com/books?id=RwP--c7OV4cC&printsec=frontcover&source=gbs_summary_r&cad=0#PPA287,M1> 
  • Duva, Jesús (September 5, 1989), "[www.elpais.com/articulo/madrid/lider/Hare/Krishna/acuchillado/pide/proteccion/teme/nuevo/atentado/elpepuespmad/19890905elpmad_2/Tes El lider de Hare Krishna acuchillado pide protección porque teme un nuevo atentado]", El País, <www.elpais.com/articulo/madrid/lider/Hare/Krishna/acuchillado/pide/proteccion/teme/nuevo/atentado/elpepuespmad/19890905elpmad_2/Tes> 
  • El País (September 4, 1989), "[www.elpais.com/articulo/madrid/jefe/Hare/Krishna/Krishna/acuchillado/Barajas/miembro/secta/elpepiautmad/19890904elpmad_1/Tes/ Un jefe de los Hare Krishna, acuchillado en Barajas por un miembro de su secta]", El País, <www.elpais.com/articulo/madrid/jefe/Hare/Krishna/Krishna/acuchillado/Barajas/miembro/secta/elpepiautmad/19890904elpmad_1/Tes/> 
  • Ksirodak Sayee Vishnu Maharaj (1997), [books.google.com/books?lr=&ei=3x4YS_zJH52QNZ63tIsL&id=_IHXAAAAMAAJ Sweet Memories of His Divine Grace: Srila A. C. Bhaktivedanta Swami Prabhupada, Founder-Acharya of the International Society for Krishna Consciousness], Vrindaban, Mathura: Bhakti Vedanta Swami Ashram Trust, <books.google.com/books?lr=&ei=3x4YS_zJH52QNZ63tIsL&id=_IHXAAAAMAAJ> 
  • Mahamaya Devi Dasi (1999), [books.google.com/books?id=Fw0FAAAACAAJ Ganga Safari: Ganga River Boat Adventure With Jayapataka Swami], Alachua, FL: Holy Cow Books, ISBN 0970453000, <books.google.com/books?id=Fw0FAAAACAAJ> 
  • Mukherjee, Manju M. (2002), [books.google.com/books?id=Da4oAAAAYAAJ Hippies in India: A Study of Sub-Cultural System], Kolkata: Bibhasa, ISBN 8187337125, <books.google.com/books?id=Da4oAAAAYAAJ> 
  • Muster, Nori J. (2001), [books.google.com/books?id=Dw3-xD05wnoC Betrayal of the Spirit: My Life Behind the Headlines of the Hare Krishna Movement] (2nd ed.), Urbana, IL: University of Illinois Press, ISBN 9780252065668, <books.google.com/books?id=Dw3-xD05wnoC> 
  • Newsru (23 октября 2008), "[www.newsru.com/religy/23oct2008/jayapataka.html Один из известнейших индуистских духовных учителей госпитализирован с тяжелым сердечным приступом]", NEWSru.com, <www.newsru.com/religy/23oct2008/jayapataka.html> 
  • NTV (17 августа 2006), "[www.ntv.ru/novosti/92285/ Кришнаиты отметили Новый год с размахом]", НТВ, <www.ntv.ru/novosti/92285/> 
  • Rajya Sabha (1977), [books.google.com/books?id=Bjg3AAAAIAAJ Parliamentary Debates, Volume 102], Delhi: Rajya Sabha, <books.google.com/books?id=Bjg3AAAAIAAJ> 
  • Rangarajan, A.D. (April 3, 2009), "[www.hindu.com/fr/2009/04/03/stories/2009040350220200.htm Spellbinding show]", The Hindu, <www.hindu.com/fr/2009/04/03/stories/2009040350220200.htm> 
  • Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī (1982), [books.google.com/books?id=KUUqAAAAYAAJ Śrīla Prabhupāda-līlāmṛta. Vol. 4, In Every Town and Village: Around the World 1968-1971], Los Angeles: Bhaktivedanta Book Trust, ISBN 0892131152, <books.google.com/books?id=KUUqAAAAYAAJ> 
  • Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī (1983), [books.google.com/books?id=cITXAAAAMAAJ Srīla Prabhupāda-līlāmṛta. Vol. 5, Let There Be a Temple: India/Around the World 1971-1975], Los Angeles: Bhaktivedanta Book Trust, ISBN 0892131195, <books.google.com/books?id=cITXAAAAMAAJ> 
  • Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī (1983b), [books.google.com/books?id=VYzXAAAAMAAJ Srīla Prabhupāda-līlāmṛta. Vol. 6, Uniting Two Worlds: Around the World / Return to Vrindavana 1975-1977], Los Angeles: Bhaktivedanta Book Trust, ISBN 0892131063, <books.google.com/books?id=VYzXAAAAMAAJ> 
  • Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī (1984), [books.google.com/books?id=0IHXAAAAMAAJ Your Ever Well-Wisher], Los Angeles: Bhaktivedanta Book Trust, ISBN 0892131330, <books.google.com/books?id=0IHXAAAAMAAJ> 
  • Satsvarūpa Dāsa Gosvāmī (1985), [books.google.com/books?id=cYHXAAAAMAAJ Reading Reform: Śrīla Prabhupāda's Plan for the Daily Reading of His Books], Washington, DC: Gītā-Nāgārī Press, ISBN 0911233288, <books.google.com/books?id=cYHXAAAAMAAJ> 
  • Singh, Thoudam Damodara & Bandyopadhyay, Samaresh (2001), [books.google.com/books?id=Mv8QAQAAIAAJ Thoughts on Synthesis of Science and Religion: Srila Prabhupada Birth Centenary Volume], Calcutta: Bhaktivedanta Institute, ISBN 8190136909, <books.google.com/books?id=Mv8QAQAAIAAJ> 
  • Teja Gaurangi Devi Dasi (2007), [books.google.com/books?id=IGpxQwAACAAJ Safari: A Spiritual Adventure in the Sacred Land], Mayapur, West Bengal, India, <books.google.com/books?id=IGpxQwAACAAJ> 
  • Telam (14 de Febrero, 2009), "[www.telam.com.ar/vernota.php?tipo=N&idPub=134883&id=276287&dis=1&sec=12 Baca va a la India para rodar un filme espiritual]", Telam, <www.telam.com.ar/vernota.php?tipo=N&idPub=134883&id=276287&dis=1&sec=12> 
  • The Hindu (March 7, 2004), "[www.hindu.com/2004/03/07/stories/2004030702760300.htm ISKCON chief for city]", The Hindu, <www.hindu.com/2004/03/07/stories/2004030702760300.htm> 
  • The Hindu 2 (March 11, 2004), "[www.hindu.com/2004/03/11/stories/2004031114250300.htm ISKCON followers take out rally]", The Hindu, <www.hindu.com/2004/03/11/stories/2004031114250300.htm> 
  • The Hindu 3 (March 11, 2004), "[www.hindu.com/2004/03/11/stories/2004031114230300.htm Krishna temple to be built in Moscow]", The Hindu, <www.hindu.com/2004/03/11/stories/2004031114230300.htm> 
  • The Hindu 4 (March 12, 2004), "[www.hinduonnet.com/2004/03/12/stories/2004031203010300.htm Hindu philosophy misunderstood: ISKCON chief]", The Hindu, <www.hinduonnet.com/2004/03/12/stories/2004031203010300.htm> 
  • The Hindu (March 23, 2006), "[www.hindu.com/2006/03/23/stories/2006032302780200.htm Bhakti transcends racial barriers]", The Hindu, <www.hindu.com/2006/03/23/stories/2006032302780200.htm> 
  • The Hindu (March 10, 2007), "[www.hindu.com/2007/03/10/stories/2007031004580200.htm ISKCON team to spread spiritualism]", The Hindu, <www.hindu.com/2007/03/10/stories/2007031004580200.htm> 
  • The Hindu (August 25, 2008), "[www.hindu.com/2008/08/25/stories/2008082550750200.htm ‘Gokulashtami’ celebrated with zeal]", The Hindu, <www.hindu.com/2008/08/25/stories/2008082550750200.htm> 
  • Times of India (December 7, 2001), "[timesofindia.indiatimes.com/articleshow/180866797.cms Feed the hungry, is ISKCON motto]", The Times of India, <timesofindia.indiatimes.com/articleshow/180866797.cms> 
  • White, Barbara-Sue (1994), [books.google.com/books?id=gPtwAAAAMAAJ Turbans and Traders: Hong Kong's Indian Communities], Hong Kong; New York: Oxford University Press, ISBN 0195852877, <books.google.com/books?id=gPtwAAAAMAAJ> 

Ссылки

  • [jayapataka.ru aka.ru] — официальный сайт Джаяпатаки Свами в России
  • [facebook.com/31877813023 Официальная страница Джаяпатаки Свами] в социальной сети Facebook
  • [www.krishna.ru/spiritual-masters/32-jayapataka-swami/89-------.html Биография Джаяпатаки Свами с воспоминаниями] на официальном сайте ИСККОН в России
  • [gbc.iskcon.org/jayapataka-swami/ Биография] на официальном сайте Руководящего совета ИСККОН (англ.)
  • [www.spiritualsafari.com/jayapataka_swami_biography.html Биография] на сайте Spiritualsafari.com (англ.)
Видео
  • [www.youtube.com/watch?v=MxkSIa8e8a0 Weird Weekends: Encounter with a Guru] — встреча журналиста «Би-би-си» Луи Теру с Джаяпатакой Свами в Маяпуре  (англ.)
  • [www.youtube.com/watch?v=t67q1RsJPWM Джаяпатака Свами лидирует киртан во время Навадвипа-мандала парикрамы 2007 года]
  • [www.youtube.com/watch?v=MCVr8s6cYSk Джаяпатака Свами на Ратха-ятре 2007 в Рио-де-Жанейро]
  • [www.youtube.com/watch?v=eBCh1gPfGX8 Джаяпатака Свами на Ратха-ятре 2007 в Нью-Йорке]
  • [www.youtube.com/watch?v=ALRS100qPWc Джаяпатака Свами возвращается в Маяпур в феврале 2009 года]

Отрывок, характеризующий Джаяпатака Свами



Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.