Джгерда

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 42°54′43″ с. ш. 41°21′45″ в. д. / 42.91194° с. ш. 41.36250° в. д. / 42.91194; 41.36250 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=42.91194&mlon=41.36250&zoom=14 (O)] (Я) Джге́рда или Джгярда — (абх. Џьгьа́рда) село в Очамчирском районе Абхазии. Расположено к северо-западу от райцентра Очамчира в предгорной полосе у подножья Кодорского хребта, в 14 км к северу от поворота с основного шоссе Абхазии. Абхазскими властями в настоящее время на русском языке обычно используется форма Джгярда, являющаяся фонетической транскрипцией оригинального названия, хотя население, говоря по-русски, как правило, использует устоявшуюся форму «Джгерда». В административном отношении село представляет собой административный центр Джгярдинской сельской администрации (абх. Џьгьа́рда ақы́ҭа ахадара́), в прошлом Джгердинский сельсовет.





Границы

На севере границей Джгерды служит Кодорский хребет; на северо-западе Джгерда граничит с Гульрипшским районом по реке Кодор; на востоке — с сёлами Гуада и Кутол; на юге — с Кутолом; на западе — с селом Атара-Армянская по реке Тоумыш.

Население

Население Джгердинского сельсовета по данным переписи 1989 года составляло 1080 человек, по данным переписи 2011 года население сельской администрации Джгярда составило 791 человек, в основном абхазы.[1][2]

Год переписи Число жителей Этнический состав
1886 719 (без села Гуада) абхазы 99,7%; грузины 0,3%
1926 2.084 (c селом Гуада) абхазы 85,7%; турки 9,1%; грузины 4,0%; русские 0,5%
1959 2.077 (c селом Гуада) абхазы (нет точных данных)
1989 1.080 абхазы (нет точных данных)
2011 791 абхазы 88,2%; грузины 0,9%; русские 0,6%; армяне 0,4%

Вплоть до второй половины XX века в состав Джгерды входило также соседнее село Гуада. По данным переписи населения 1886 года в селении Джгерда (без Гуады) проживало православных христиан — 435 человек, мусульман-суннитов — 284 человека. По сословному делению в Джгерде имелось 20 князей, 37 дворян, 5 представителей православного духовенства и 657 крестьян. Представителей «городских» сословий в Джгерде не проживало.

Джгерда больше других селений Абжуйской Абхазии пострадала от махаджирства — насильственного выселения абхазского населения в Турцию во второй половине XIX века.

В начале XX века в верхней части села Джгерда, посёлке Джгярда-Ахуца, примыкающем к Кодорскому хребту, среди местного абхазского населения расселяют турецких крестьян из Османской империи, которые занимаются здесь табаководством[3]. В советский период местные турки довольно быстро ассимилируются в абхазской среде. Позже, в 1960-е годы всё население Джгярда-Ахуца покидает посёлок из-за его нерентабельности и оседает, в основном, в более низменной части Джгерды. Местность Джгярда-Ахуца (в переводе с абхазского «джгердинское подгорье») и в настоящее время не заселена.

История

На территории села сохранились остатки трех христианских храмов - храм Кяч-ныха, храм Пскал и храм Гурчх.

На вершине горы Пскал, на высоте около 1000 метров над уровнем моря, находятся развалины небольшого христианского храма. Пскальский храм — памятник эпохи раннего Средневековья. Он окружен каменной оградой, облицован известковыми плитами, украшенными резьбой. К храму можно пройти только с северо-западной стороны по единственной узкой тропе. Вплотную к нему примыкает Великая Абхазская стена.

В нескольких километрах от Пскальского храма находится полуразрушенный Кячский храм зального типа, воздвигнутый в эпоху Абхазского царства.

Село Джгерда исторически подразделяется на 7 посёлков (абх. аҳабла):

  • Акуапра Ахабла
  • Ахаблаа
  • Гурчх
  • Джгярда Агу (собственно Джгерда)
  • Джиргул
  • Джгярда-Ахуца (включает местности Бакькан, Чегем и Шбаарха)

Интересные факты

  • Большинство выселенных царским правительством джгердинцев осело на северо-западе Турции. Часть из них на новом месте жительства в современной провинции Сакарья, округ Хендек, основала село, которому было дано название родного села в Абхазии — Джгерда. Официальное турецкое название этого селения [www.soguksukoyu.com/main.htm Соуксу] (тур. Soğuksu). По данным на 2007 год в селе проживает 880 человек [4].

  • Основным местом действия в романе Фазиля Искандера «Сандро из Чегема» является местность Чегем в посёлке Джгярда-Ахуца села Джгерда. Сам автор по материнской линии происходит из этих мест, где много времени проводил в детстве, о чём неоднократно упоминается в его произведениях. В настоящее время Чегем, как и вся Джгярда-Ахуца, безлюден. Население покинуло эти места в 1960-е годы.

Известные уроженцы

Использованная литература

  1. Кварчия В. Е. Историческая и современная топонимия Абхазии (Историко-этимологическое исследование). — Сухум: Дом печати, 2006. — 328 с.
  2. Пачулия В. П. Прошлое и настоящее абхазской земли. — Сухуми: Алашара, 1968. — 205 с.
  3. Кәарҷиа В.Е. Аҧсны атопонимика. - Аҟәа: 2002. - 686 д. (абх.)
Логуа Томас Сардионович- глава администрации Джгерды

Напишите отзыв о статье "Джгерда"

Примечания

  1. [www.ethno-kavkaz.narod.ru/ochamchira11.html Перепись населения Абхазии 2011. Очамчырский район]
  2. [www.ethno-kavkaz.narod.ru/rnabkhazia.html Переписи населения в Абхазии 1886, 1926, 1939, 1959, 1970, 1979, 1989, 2003, 2011]
  3. [www.viu-online.ru/science/publ/bulleten20/page5.html Багапш Н. В. Формирование этнической мозаики Абхазии]
  4. Статья о селе Соуксу в турецкой википедии
  5. [www.rol.ru/news/misc/newssng/06/12/29_124.htm ИА REGNUM]

Отрывок, характеризующий Джгерда

Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.