Джеймс, Джесси (преступник)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джесси Джеймс
Jesse James
Джесси Джеймс (неизвестный период)
Имя при рождении:

Jesse Woodson James

Род деятельности:

Американский преступник

Дата рождения:

5 сентября 1847(1847-09-05)

Место рождения:

Клэй Каунти, Миссури, США

Гражданство:

США

Дата смерти:

3 апреля 1882(1882-04-03) (34 года)

Место смерти:

Сэйнт Джозеф, Миссури, США

Отец:

Роберт С. Джеймс

Мать:

Зерельда Коул Джеймс

Супруга:

Зерельда Миммс

Дети:

Джесси Эдвард Джеймс
Мэри Джеймс Барр

Дже́сси Ву́дсон Дже́ймс (англ. Jesse Woodson James; 5 сентября 1847, Клэй Каунти, Миссури — 3 апреля 1882, Сэйнт Джозеф, Миссури) — американский преступник XIX века, известный сподвижникам под прозвищем «Дингус». Нередко в литературе Джесси Джеймс изображается как своего рода Робин Гуд Дикого Запада, грабивший богатых в пользу бедных. Однако, согласно другой точке зрения такие оценки не полностью соответствуют действительности. Диаметрально противоположная позиция заключается в том, что подвиги Джесси Джеймса обогатили только его самого и его банду.





Детство и юность

Джесси Джеймс родился в штате Миссури, в семье богатого фермера и по совместительству баптистского проповедника из Кентукки Роберта Джеймса. Его отец переехал в Миссури через три года после свадьбы с матерью, урождённой Зерельдой Коул. Роберт Джеймс является одним из основателей William Jewell College в г. Либерти, штат Миссури (1849)[1] Кроме Джесси, в семье было ещё двое детей — старший брат Александер Франклин «Фрэнк» и младшая сестра Сюзан Лавиния. С началом Золотой лихорадки Роберт Джеймс счел нужным следовать за своей паствой, ринувшейся на поиски золота, и семья переехала в Калифорнию, где Роберт умер, когда Джесси было всего три года. Овдовевшая мать вскоре вновь вышла замуж — за некоего Бенджамина Симмза, а потом ещё раз — за доктора Рубена Сэмюэля. В последнем браке родилось четверо детей, приходившихся Джесси единоутробными братьями и сёстрами: Сара Луиза, Джон Томас, Фанни Квантрелл и Арчи Пейтон.

Гражданская война

Гражданская война прервала безмятежную жизнь семьи Сэмюэль-Джеймс, успевшей к тому времени купить 7 рабов, которые выращивали табак на принадлежавшей семье ферме. Штат Миссури был пограничным между северными штатами и рабовладельческим Югом, но порядка 75 % его населения были выходцами с Верхнего Юга с соответствующей южной культурой. Поэтому Миссури закономерно стал одной из главных территорий войны. Семья Сэмюэль-Джеймс первоначально встала на сторону конфедератов, служа под началом Чарльза Куантрилла, одного из командиров армии конфедератов. Фрэнк Джеймс вступил в гражданское ополчение штата и участвовал в знаменитом сражении у ручья Уилсон, хотя вскоре заболел и вернулся домой. Именно в это время он научился красть лошадей и хладнокровно убивать. В 1863 году он был опознан как член герильи, действовавшей в том районе. В мае этого же года отряд союзной милиции совершил набег на ферму Сэмюэлей-Джеймсов в поисках группы Фрэнка. Они пытали Рубена Сэмюэля, — и, в итоге, повесили его на дереве. Согласно легенде, молодой Джесси был высечен плетьми.

В 1866 году Джесси в первый раз ограбил банк. Семью годами позже его банда в первый раз остановила и ограбила поезд, захватив 2000 долларов. С тех пор она становилась все более знаменитой, грабила иногда по две кареты в день.

Смерть

Смерть настигла его неожиданно, его застрелил член его банды Боб Форд из револьвера, подаренного Джеймсом в знак примирения. Выстрел был сделан в тот момент, когда Джесси, сняв с себя всё оружие (чего он почти никогда не делал), повернулся к Форду спиной, чтобы поправить картину на стене.

Боб Форд надеялся, вдобавок к обещанной губернатором награде, ещё и на аплодисменты со стороны жителей Америки, но, к своему огромному удивлению, он их не получил. Боба Форда стали лишь презирать. После скитаний по соседним штатам Форд основал небольшой, но популярный бар в Колорадо. Однажды утром некто Эдвард О'Келли ввалился в бар, где находился только Форд и бармен, и, сказав «Привет, Боб!», выстрелил в упор в повернувшегося на приветствие Форда. Приговорён к пожизненному заключению, но, после того, как руководство штата получило петицию о смягчении наказания, подписанную семью тысячами граждан, он был помилован.

Джесси Джеймс как персонаж

Кино

Игры

Напишите отзыв о статье "Джеймс, Джесси (преступник)"

Примечания

  1. [www.jewell.edu/william_jewell/gen/william_and_jewell_generated_pages/A_Brief_History_m21.html Краткая история William Jewell College]

Ссылки

  • [www.kommersant.ru/doc/22564 Всевидящее око Аллана Пинкертона: «Воин»]
  • [ipweb.narod.ru/heroes.htm Герои и антигерои]  (англ.)
  • [www.imdb.com/find?s=all&q=jesse+james&x=0&y=0 Jesse James] (англ.)на Internet Movie Database
  • [www.mk.ru/culture/cinema/article/2008/03/26/48340-ubit-negodyaya.html Убить негодяя. Как трусливый Роберт Форд убил Джесси Джеймса: Кейси Аффлек против Брэда Питта]

Отрывок, характеризующий Джеймс, Джесси (преступник)

Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.