Джойс, Джеймс

Джеймс Джойс
James Joyce
Дата рождения:	2 февраля 1882(1882-02-02)
Место рождения:	Ратгар, Дублин, Ирландия
Дата смерти:	13 января 1941(1941-01-13) (58 лет)
Место смерти:	Цюрих, Швейцария
Род деятельности:	прозаик, поэт, журналист, учитель
Подпись:
[lib.ru/DVOJS/ Произведения на сайте Lib.ru]
Файлы на Викискладе
Цитаты в Викицитатнике

Джеймс Ога́стин Алои́шес Джойс (англ. James Augustine Aloysius Joyce; 2 февраля 1882 — 13 января 1941) — ирландский писатель и поэт, представитель модернизма.

Биография

Джеймс Джойс родился в Ратгаре, застроенном георгианскими домами районе в южной части Дублина, в большой семье Джона Станисласа Джойса и Мэри Джейн Марри. Неудачное ведение дел почти разорило его отца, который вынужден был неоднократно менять профессию. Семья несколько раз переезжала из одного района Дублина в другой. Джеймсу удалось получить неплохое образование, однако нищета и неустроенность его жизни в юности навсегда остались в его памяти, что отчасти нашло отражение в его произведениях. Сам Джойс часто проводил биографические аналогии с главным героем некоторых его работ и одним из главных персонажей его романов «Портрет художника в юности» и «Улисс» Стивеном Дедалом.

В возрасте 6 лет Джойс поступил в иезуитский колледж Клонгоуз Вудс в Клейне, а затем, в 1893 г. — в дублинский колледж Бельведер, который закончил в 1897 г. Через год Джеймс поступил на учёбу в дублинский университет (так называемый Университетский колледж), который закончил в 1902 г.

В 1900 г. в дублинской газете «Двухнедельное обозрение» вышла первая публикация Джеймса Джойса — эссе о пьесе Ибсена «Когда мы, мёртвые, пробуждаемся». В то же время Джойс начал писать лирические стихотворения. С 1916 года публиковался в литературном американском журнале «Литтл Ревью», основанном Джейн Хип и Маргарет Андерсон.

В возрасте 20 лет Джойс уехал в Париж. Это был его первый отъезд на континент, где, ввиду финансовых проблем, он, как когда-то его отец, часто менял профессии. Он работал журналистом, учителем и т. д. Через год после того, как он приехал во Францию, Джойс получил телеграмму о том, что его мать находится в тяжелом состоянии, и вернулся в Ирландию. После смерти матери в 1904 году Джойс опять покинул родину (поселившись в Триесте), на этот раз вместе с горничной Норой Барнакл, на которой впоследствии (через 27 лет) женился. 26 июля 1907-го года у них родилась дочь Лючия Джойс (англ.).

Незадолго до начала Первой мировой войны Джойс с супругой перебрались в Цюрих, где он начал работать над романом «Портрет художника в юности», а позже и над первыми главами «Улисса». Путешествуя по Европе, Джойс писал стихи. Некоторые произведения были опубликованы в антологиях имажизма. Он также продолжал работать над «Улиссом», романом, который впервые увидел свет не на родине писателя (где был опубликован только в 1933 году), а во Франции. Это наиболее известное произведение Джойса, где автор на 600 страницах повествует об одном дне (16 июня 1904 года) дублинского еврея Леопольда Блума. Несмотря на то, что «Улисс» создавался за границей, по этой книге, как утверждал сам Джойс, «можно было бы восстановить Дублин в случае его разрушения». День 16 июня отмечается почитателями Джойса во всем мире как Блумсдэй (Bloomsday).

В Париже Джеймс Джойс начал работу над своим последним масштабным произведением — романом «Поминки по Финнегану», опубликованном в 1939 году. Этот сложный экспериментальный роман, однако, не был достаточно хорошо принят публикой, и до сих пор остается книгой «для специалистов», в отличие от более ранней книги новелл Джойса «Дублинцы», считающейся теперь образцовой книгой этого жанра. Популярен ныне также его ранний роман «Портрет художника в юности». После поражения Франции и оккупации части её территории немецкими войсками в начале Второй мировой войны Джойс вернулся в Цюрих. Он сильно страдал от последствий глаукомы. Здоровье его продолжало ухудшаться. 11 января он перенёс операцию в связи с прободной язвой и 13 января 1941 года он умер.

Влияние

Джойс в значительной степени повлиял на мировую культуру. Он и в наше время остается одним из самых широко читаемых англоязычных прозаиков. В 1998 году издательство Modern Library составило список «100 лучших романов Новейшей библиотеки», в который попали все три романа Джеймса Джойса: «Улисс» (номер 1 в списке), «Портрет художника в юности» (номер 3) и «Поминки по Финнегану» (номер 77). В 1999 году журнал Time включил писателя в список «100 героев и кумиров XX века», сказав, что Джойс осуществил целую революцию. Улисс был назван «демонстрацией и подведением итога под всем современным движением [модернизма]».

17 марта 2008 года в Москве в саду Государственной библиотеки иностранной литературы был открыт памятник Джеймсу Джойсу. Проект памятника принадлежит скульптору Михаилу Яковлеву.

Влияние Джойса вышло за рамки литературы. Фраза-крик «Three Quarks for Muster Mark» (обычно переводится как «Три кварка для Мастера [Мюстера] Марка!») из романа «Поминки по Финнегану» считается источником для возникновения физического термина кварк, предложенного в 1963 году Мюрреем Гелл-Манном.

Творчество Джойса оказало сильное влияние на Сэмюэля Беккета, Хорхе Луиса Борхеса, Фланна О’Брайена, Салмана Рушди, Роберта Антона Уилсона, Джона Хойера Апдайка и Джозефа Кэмпбелла.

Некоторые исследователи, в первую очередь Владимир Набоков, испытывают смешанные чувства к работам Джойса, восхваляя одни и ругая другие. По мнению Набокова, «Улисс» был блестящим, а «Поминки по Финнегану» — ужасными.

С середины 1980-х и до 1 января 2012 года, когда работы Джойса вышли в общественное достояние, наследием Джойса управлял его внук.

В 1932 году московский «Международный союз революционных писателей» направил Джойсу анкету с вопросом: «Какое влияние на Вас как на писателя оказала Октябрьская Революция, и каково её значение для Вашей литературной работы?». Письмо было подписано секретарём Союза Романовой. Джойс ответил через своего секретаря, бывшего белогвардейца Пола (Павла Леопольдовича) Леона, следующим письмом:

«Милостивые государи, мистер Джойс просит меня поблагодарить вас за оказанную ему честь, вследствие которой он узнал с интересом, что в России в октябре 1917 г. случилась революция. При ближайшем рассмотрении, однако, он выяснил, что Октябрьская Революция случилась в ноябре указанного года. Из сведений, покуда им собранных, ему трудно оценить важность события, и он хотел бы только отметить, что, если судить по подписи вашего секретаря, изменения, видимо, не столь велики.

Основные произведения

• «Эпифании» (Epiphanies) 1901—1903
• «Камерная музыка» (Chamber Music) 1902—1906
• «Портрет художника» (A Portret of the Artist) 7 января 1904.
• «Святая контора» (The Holy Office) 1904
• «Дублинцы» (Dubliners) 1904—1914
• «Газ из горелки» (Gas From A Burner) 1912, сентябрь
• «Джакомо Джойс» (Giacomo Joyce) 1911—1914
• «Герой Стивен» (Stephen Hero) [позже переработан в роман «Портрет художника в юности»]
• «Портрет художника в юности» (A Portrait of the Artist As a Young Man) 1907—1914
• «Изгнанники» (Exiles) 1914—1915
• «Улисс» (Ulysses) 1914—1921
• «Пенни за штуку» (Pomes Penyeach) 1927
• «Се, дитя» (Ecce Puer) 1932
• «Поминки по Финнегану» (Finnegans Wake) 1922—1939

Улисс

«Ули́сс» (англ. Ulysses) — второй (и наиболее известный) роман Джеймса Джойса. Роман создавался на протяжении 7 лет; публиковался частями в американском журнале «The Little Review» с 1918 по 1920 гг. и был издан полностью во Франции 2 февраля 1922 года. На родине писателя роман впервые был издан в 1939 году.

Перед публикацией отдельные отрывки печатались в чикагском журнале The Little Review; в частности, был опубликован «эпизод Навсикаи», описывающий сцену мастурбации, и экземпляры журнала с этой главой были разосланы потенциальным подписчикам. Сцену прочла девушка неизвестного возраста, которая была потрясена; была подана жалоба прокурору Манхэттена. Журнал можно было приобрести в книжных магазинах Нью-Йорка, и его издатели содержали в городе офис, что позволило рассматривать в Нью-Йорке дело. Издатели Маргарет Каролин Андерсон и Джейн Хип не могли утверждать, что глава вырвана из контекста, так как была напечатана только она; они были признаны виновными и оштрафованы, что привело к отказу от публикации «Улисса» в США в последующие 10 лет. В США прошёл суд (и апелляция), в рамках которого книга в итоге была признана не порнографичной. Решение судов обеих инстанций в целом постановило, что 1. должна рассматриваться вся работа целиком, а не её отрывки; 2. должно рассматриваться влияние на среднего человека, а не на впечатлительного, 3. рассмотрение должно идти с точки зрения стандартов современного общества. Эти принципы в конечном счёте вошли в прецедентную практику Верховного суда США.

Решение было телеграфировано Джойсу в Париж; тот, признавая успех, саркастично высказывался, что в Ирландии книга не увидит свет без цензуры ещё тысячу лет (в действительности первая британская публикация случилась в 1936 году).

Блу́мсдэ́й, День Блу́ма (англ. Bloomsday, ирл. Lá Bloom) — праздник, отмечаемый поклонниками Джойса 16 июня. В рамках праздника по всему миру проходят чтения романа, а в Дублине празднующие проходят маршрут героев произведения, Блума и Стивена. На улицах города можно найти памятники, посвящённые роману, и таблички, указывающие, где именно проходили пути героев. Энтузиасты обряжаются в костюмы той эпохи, заказывают блюда, как в романе — жареные бараньи почки, стаканчик бургундского, бутерброд с итальянским сыром.

16 июня 1904 года состоялось первое свидание Джойса и его будущей жены (с 1931) Норы Барнакл, горничной отеля Finn’s Hotel, поэтому писатель решил увековечить этот день в своём произведении.

В письме Норе от 3 декабря 1909 года Джойс так описывает эту встречу:

Ведь это ты, бесстыдница, вредная девчонка, сама первая пошла на всё. Не я начал первый трогать тебя тогда в Рингсенде. Это ты скользнула рукой мне в брюки ниже, всё ниже, потом отвела тихонько рубашку, дотронулась до моего кола щекочущими длинными пальцами и, постепенно, взяла в руку целиком, он был толстый, твёрдый, и начала, не торопясь, действовать, пока я не кончил тебе сквозь пальцы, и всё это время глядела на меня, наклонясь, невинным и безмятежным взглядом.

Поминки по Финнегану

«Поминки по Финнегану» (Finnegans Wake) — экспериментальный «словотворческий, мифологический и комический» роман ирландского писателя-модерниста Джеймса Джойса, над которым полуослепший автор работал в Париже в течение 16 лет (начал работу 10 марта 1923 года). Увидел свет при жизни автора в 1939 году и вызвал крайне неоднозначную реакцию в литературном сообществе.

Своеобразным «продолжением» книги является повесть американского фантаста Ф. Х. Фармера «Обладатели пурпурных купюр» (англ. Riders of the Purple Wage; 1967).

Издания на русском языке

• Джойс Д. Улисс. Роман / Пер. с англ. В. Хинкиса, С. Хоружего; коммент. С. Хоружего. — М.: Республика, 1993. — 671 с. ISBN 5-250-02181-6
• Джойс Д. Портрет художника в юности. Роман / Пер. с англ. Журнал «Иностранная литература». Москва. 70-е годы.

Литература

• Burgess, Anthony, Here Comes Everybody: An Introduction to James Joyce for the Ordinary Reader, Faber & Faber (1965); (published in America as Re Joyce) ASIN B000KW9R3Y; Hamlyn Paperbacks; Rev. ed edition (1982). ISBN 0-600-20673-4.
• Burgess, Anthony, Joysprick: An Introduction to the Language of James Joyce (1973), Harcourt (March 1975). ISBN 0-15-646561-2.
• Clark, Hilary, The Fictional Encyclopaedia: Joyce, Pound, Sollers. Taylor & Francis, 1990.
• Ellmann, Richard, James Joyce, Oxford University Press, New York 1959, 1982. ISBN 0-19-281465-6. Often praised as the finest biography of the 20th century.
• Levin, Harry (ed. with introduction and notes). The Essential James Joyce. Cape, 1948. Revised edition Penguin in association with Jonathan Cape, 1963.
• Levin, Harry, James Joyce. Norfolk, CT: New Directions, 1941 (1960).
• Quillian, William H. Hamlet and the new poetic: James Joyce and T. S. Eliot. Ann Arbor, MI: UMI Research Press, 1983.
• Read, Forrest. Pound/Joyce: The Letters of Ezra Pound to James Joyce, with Pound’s Essays on Joyce. New Directions, 1967.
• Special issue on James Joyce, In-between: Essays & Studies in Literary Criticism, Vol. 12, 2003. [Articles]
• Irish Writers on Writing featuring James Joyce. Edited by Eavan Boland (Trinity University Press, 2007).
• A Bash In The Tunnel (Brighton: Clifton Books 1970), edited by John Ryan, essays on James Joyce by Irish writers, namely Patrick Kavanagh, Flann O’Brien (Brian O’Nolan), Samuel Beckett, Ulick O'Connor & Edna O’Brien; expanded from:Envoy, April 1951, Vol. 5, No. 17.

Ссылки

• [www.james-joyce.ru/ Русскоязычный сайт о Джеймсе Джойсе: биография, работы, цитаты, ссылки]
• [www.jamesjoyce.ie/ The James Joyce Centre]
• [lib.ru/DVOJS/ Джеймс Джойс] в библиотеке Максима Мошкова
• [mitin.com/projects/Joyce/ Джеймс Джойс. уэйк финнеганов]
• [sp-issues.narod.ru/2/belyaev.htm «Поминки по Финнегану»: апология перевода]
• [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=1813 Джойс, Джеймс «Циклоп. Глава из „Улисса“ в переводе Исраэля Шамира»]
• [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=660 голос Джойса: Джеймс Джойс читает отрывок из «Поминок по Финнегану»]
• [www.leonidfedorov.ru/vfv.htm Анри Волохонский читает собственные переводы Джойса под аккомпанемент Леонида Федорова и Владимира Волкова]
• [www.colta.ru/articles/literature/3558 Любовные письма Джойса Норе Барнакл в переводе Сергея Соловьёва]
• [www.hls-dhs-dss.ch/textes/d/D43889.php Джойс, Джеймс] — статья из Исторического словаря Швейцарии (нем.) (фр.) (итал.)

Отрывок, характеризующий Джойс, Джеймс

– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.