Тейлор, Джеймс

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джеймс Тейлор»)
Перейти к: навигация, поиск
Джеймс Тейлор
James Taylor
Основная информация
Полное имя

James Vernon Taylor

Дата рождения

12 марта 1948(1948-03-12) (76 лет)

Место рождения

Бостон, штат Массачусетс

Страна

США США

Профессии

певец
гитарист
автор-исполнитель

Инструменты

гитара
гармоника

Жанры

фолк
фолк-рок
кантри
софт-рок

Лейблы

Apple/Capitol/EMI
Warner Bros. Records
Columbia/SME Records
Hear Music

Награды

[www.jamestaylor.com/ jamestaylor.com]

Джеймс Тейлор (англ. James Vernon Taylor, род. 12 марта 1948, Бостон, Массачусетс) — американский фолк-музыкант, и автор песен, в 1970 годах (согласно Allmusic) ставший олицетворением самого понятия singer-songwriter[1]. Тейлор, первую известность которому принёсли хиты «Fire and Rain» (#3 US, 1970) и «You've Got a Friend» (#1, 1971, композиция Кэрол Кинг), наивысшего коммерческого достижения добился со сборником Greatest Hits, который разошёлся в США 12-миллионным тиражом и получил «бриллиантовый» статус. Джеймс Тейлор — пятикратный лауреат премии Грэмми[2]; в 2000 году он был введён в Зал славы рок-н-ролла[1].

Имеет дружеские отношения с Марком Нопфлером.





Биография

Джеймс Тейлор родился 12 марта 1948 года в семье доктора медицины Айзека М. Тейлора и начинающей оперной певицы Гертруды Вударт. В детстве он обучался игре на скрипке, в 1960 году начал играть на гитаре. В 1963 году в Массачусетсе Тейлор поступил в подготовительный класс Milton Academy. Летом того же года он познакомился с гитаристом Дэнни Корчмаром (англ. Danny 'Kootch' Kortchmar) и с ним создал фолк-дуэт. Покинув школу в 16 лет, Тейлор собрал группу с братом Алексом. После переезда в Нью-Йорк он попал в клинику McLean Psychiatric Hospital (в Массачусетсе) в связи с приступом депрессии; впечатления от пребывания в ней легли в основу его первых песен[1].

Вернувшись в Нью-Йорк (с дипломом, который защищён был в процессе лечения), Тейлор в 1966 году собрал группу The Flying Machine, пригласив в состав Корчмара и Джоэла О’Брайена. Группа, игравшая в Гринвич-Виллидж, получила контракт с незадолго до этого возникшим лейблом Rainy Day Records (название заимствовавшим у песни Тейлора «Rainy Day Man»). Группа выпустила сингл «Brighten Your Night with My Day» (с «Night Owl» на обороте), но вскоре после релиза, оказавшегося коммерчески безуспешным, весной 1967 года распалась[1].

К 1968 году Тейлор стал наркоманом. В надежде преодолеть героиновую зависимость, он отправился в Лондон, где предложил свои плёнки Питеру Эшеру, в прошлом — участнику Peter & Gordon, на тот момент работавшему в Apple Records. В результате Тейлор подписал с Apple контракт и выпустил здесь дебютный сольный альбом James Taylor, появившийся в Британии в декабре 1968, а в США — в феврале следующего года. Релиз поначалу прошёл незамеченным. Тейлору, так и не сумевшему освободиться от героиновой зависимости, пришлось вернуться в США и лечь в клинику Austin Riggs в Массачусетсе[1].

К июлю 1969 году Тейлор был уже в состоянии дать свой первый концерт в лос-анджелесском клубе Troubadour. Успешному развитию карьеры музыканта в тот момента помешала серьёзная травма, полученная в результате мотоциклетной аварии, когда он сломал обе руки и из-за этого в течение нескольких месяцев оставался без работы. Лишившись контракта с Apple Records (но сохранив связи с менеджером Эшером), Тейлор подписал новый, с Warner Bros. Records, и записал второй альбом Sweet Baby James, который вышел в феврале 1970 года и принёс автору первый коммерческий успех. Синглом из него вышла «Fire and Rain», песня, рассказывавшая о днях, проведённых в психиатрических палатах. В октябре сингл поднялся в первую пятёрку хит-парада; к этому времени такого же успеха добился и альбом, в который он был включён[1].

Этот успех подогрел интерес и к дебютному альбому, который с запозданием, но вошёл в чарты, как и сингл «Carolina on My Mind». Более того, определённый успех имел и James Taylor and the Original Flying Machine (1967), сборник, составленный из старых записей его давно распавшейся группы. Вторым синглом из альбома Sweet Baby James вышел «Country Road», в марте ставший хитом. Тогда же Тейлор появился на обложке журнала Time, где его объявили, ни много ни мало, основателем и лидером движения «авторской песни» в современной популярной музыке[1].

Тем временем Тейлор дебютировал на актёрском поприще: он снялся в фильме «Двухполосное шоссе» (англ. Two-Lane Blacktop), но последний успеха не имел (хоть в ретроспективе и высоко оценивался), и на этом актёрскую карьеру певец решил завершить. В апреле 1971 года вышел его новый альбом Mud Slide Slim and the Blue Horizon (#2), сингл из которого, «You’ve Got a Friend» (композиция Кэрол Кинг) поднялся на вершину хит-парада, получил золотой статус и стал международным хитом. Второй сингл «Long Ago and Far Away» в чартах оказался намного ниже, но впоследствии разошёлся более чем двухмиллионным тиражом. 14 марта 1972 года за первый из них Тейлор получил свою первую «Грэмми» (в номинации «Best Male Pop Vocal Performance»). Взяв полуторагодовую паузу, Тейлор приступил к работе над следующим альбомом: One Man Dog вышел в ноябре 1972 года и в коммерческом отношении оказался менее успешным, чем предыдущий релиз, несмотря на то, что поднялся в первую «пятёрку» и получил «золотой статус». Сингл из него, «Don’t Let Me Be Lonely Tonight», также стал хитом. Вечером 3 ноября музыкант, выступая в нью-йоркском Radio City Music Hall, объявил зрителям о том, что утром женился на певице Карли Саймон, к этому времени уже успешной поп-исполнительнице[1].

В январе 1974 года в дуэте с женой Тейлор исполнил «Mockingbird» (кавер хита 1963 года Инес и Чарли Фоксов), который вошёл в альбом Саймон Hotcakes, затем вышел синглом, поднялся в Top 5 и приобрёл золотой статус. В июне того же года Тейлор выпустил альбом Walking Man, которому предшествовали весенние гастроли, но добился с ним лишь умеренного коммерческого успеха. Вышедший в мае 1975 года Gorilla (#6) стал «золотым», во многом благодаря успеху сингла «How Sweet It Is (To Be Loved by You)» (#5), каверу песни Марвина Гэя 1964 года.

Седьмом альбом Тейлора In the Pocket (#16, 1976) стал «золотым», сингл из него «Shower the People» поднялся в чартах «Биллборда» до #22. К окончанию своего контракта с Warner Bros., певец перезаписал несколько своих старых песен, выпускавшихся на Apple, для сборника Greatest Hits, который вышел в ноябре и поднялся до #23. Он подписал контракт с Columbia Records, свой первый альбом для новой компании, JT, выпустив в июне 1977 года. И альбом, и сингл и него — «Handy Man», хит Джимми Джеймса 1959 года, — поднялись в США до #4. Именно эта песня обеспечила ему в феврале 1978 года вторую «Грэмми», в категории «Best Pop Vocal Performance»[1].

Вместе с Саймон Тейлор принял участие и в кавере «(What A) Wonderful World» (песни, которая становилась хитом в исполнении Сэма Кука и Herman’s Hermits), выполненном Артом Гарфанкелом, вышедшем в чарты в марте 1978 года. Затем музыкант принял участие в постановке бродвейского мюзикла Working по мотивам одноимённого бестселлера Стадса Тёркела, написав для спектакля три песни. Премьера шоу прошла 14 мая 1978 года; всего было дано лишь 25 концертов, но две песни отсюда, «Millworker» и «Brother Trucker», Тейлор включил в свой следующий альбом. Очередным его хитом в дуэте с Карли Саймон стал в том же году кавер «Devoted to You» The Everly Brothers.

После двухлетней паузы в апреле 1979 года вышел альбом Flag; сингл из него, кавер-версия «Up on the Roof», хита The Drifters 1963 года, вошёл в Top 40; сам альбом поднялся в первую десятку и стал платиновым. В сентябре того же года Тейлор выступил на антивоенном концерте No Nukes в Мэдисон Сквер Гарден; позже запись его сета частично вошла в тройной альбом No Nukes и музыкальный фильм того же названия[1].

Летом 1980 года Тейлор вышел в американское турне, не имея нового альбомного материала; с этого времени гастрольная деятельность стала главным элементом его музыкальной карьеры. Осенью того же года он принял участие в записи альбома музыки для детей In Harmony 2, исполнив «Jelly Man Kelly» и получив Грэмми (1981) в категории «Best Recording for Children». После продолжительного турне, длившегося весь год, Тейлор выпустил Dad Loves His Work: альбом стал хитом и получил золотой статус; вышедший из него «Her Town Too», написанный в соавторстве (J. Taylor, J.D. Souther & Waddy Wachtel) стал самым успешным синглом певца после «Fire and Rain»[1].

Первую половину 1980-х годов Тейлор провёл в почти непрерывных гастролях; тогда же распался его брак с Карли Саймон (они развелись в 1983 году). В январе 1985 года он выступил на концерте Rock in Rio в Бразилии, после чего выпустил здесь Live in Rio. Следующий альбом That’s Why I’m Here вышел в октябре 1985 года; синглом в очередной раз был выпущен кавер — теперь на «Everyday» Бадди Холли. Несмотря на относительный неуспех последнего, альбом в конечном итоге стал платиновым. 14 декабря 1985 года Тейлор женился на Кэтрин Уокер, а месяц спустя начал австралийское турне, которое продолжалось с перерывом, взятым на запись следующего альбома Never Die Young, вышедшего в январе 1988 года и разошедшегося миллионным тиражом, несмотря на относительный неуспех заглавного трека, выпущенного синглом. Всемирные гастроли продолжились и в начале 1990-х годов. В октябре 1991 года, когда вышел его 13-й студийный альбом New Moon Shine, Тейлор дал шесть аншлаговых концертов в нью-йоркском Paramount Theater.

Семья

Гертруда Вудард-Тейлор до замужества в 1946 году обучалась музыке в Консерватории Новой Англии (англ. New England Conservatory of Music) и некоторое время считалась многообещающей молодой оперной певицей. Отец, Айзек М. Тейлор (англ. Isaac Montrose Taylor, 1921—1996) был медиком, впоследствии — деканом Медицинского института при Университете штата Северная Каролина. Джеймс Тейлор был вторым из пятерых детей в семье. Трое его братьев — Алекс (1947—1993), Ливингстон и Хью, а также сестра Кейт — стали музыкантами; они записывали и выпускали альбомы[1].

Стиль и влияния

Джеймс Тейлор, явившись одним из родоначальников мягкого, исповедального стиля в американской поп-музыке начале 1970-х годов, стал фигурой в этом смысле знаковой:

В начале семидесятых годов, появившись со своими задумчивыми песнями, акустической гитарой, спокойным и непритязательным песенным стилем, он словно бы выразил всю усталость нового поколения от предшествовавших тому бурных времён. Как в своё время Бинг Кросби с его внушавшим надежду голосом сопутствовал выходу страны из Депрессии и вёл её по путям военных лет, так и Тейлор облегчил переход от шестидесятых с их политическими активностью и фрустрациями — к менее политизированным, более вдумчивым семидесятым.
Уильям Руллман, Allmusic.[1]

Дискография (избранное)

Альбомы (Billboard Top 10)

Напишите отзыв о статье "Тейлор, Джеймс"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 William Ruhlmann. [www.allmusic.com/artist/james-taylor-p5603/biography James Taylor biography]. www.allmusic.com (2007). Проверено 13 августа 2010. [www.webcitation.org/68XmbXIC1 Архивировано из первоисточника 19 июня 2012].
  2. [www.allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=11:gifpxqr5ldse~T52 james Taylor. Grammy Awards]. www.allmusic.com. Проверено 13 августа 2010. [www.webcitation.org/68Xmc1VvV Архивировано из первоисточника 19 июня 2012].
  3. Caulfield, Keith. [www.billboard.com/articles/columns/chart-beat/6605803/james-taylor-first-no-1-album-billboard-200 After 45-Year Wait, James Taylor Earns His First No. 1 Album on Billboard 200 Chart], Billboard (24 июня 2015). Проверено 24 июня 2015.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Тейлор, Джеймс

– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.