Джекилл и Хайд (мюзикл)
| Джекилл и Хайд | |
| Jekyll & Hyde | |
| Музыка | |
|---|---|
| Слова | |
| Основан на |
романе Р. Л. Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» |
| Постановки |
1990 Хьюстон |
Джекилл и Хайд (англ. Jekyll & Hyde) — мюзикл композитора Фрэнка Уайлдхорна. Автор либретто Лесли Брикасс, по мотивам романа Роберта Льюиса Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Режиссёр Бродвейской версии — Робин Филлипс. Три раза был поставлен в США и двенадцать раз за их пределами. До официальной премьеры на Бродвее, состоявшейся 28 апреля 1997 года, было проведено 45 предпремьерных выступлений. Мюзикл был сыгран 1543 раза, и, закрывшись 7 января 2001 года, стал самой продолжительной по количеству сезонов постановкой в истории Plymouth Theatre[1].
Содержание
История создания
Фрэнк Вайлдхорн и Стив Каден (англ. Steve Cuden) написали либретто, музыку и стихи будущего мюзикла в конце 1980-х годов, но по финансовым причинам он не был поставлен. В 1990 году либретто и стихи были переработаны Лесли Брикассом, и шоу было поставлено в театре Alley Theatre Хьюстона с Колмом Вилкинсоном и Линдой Эдер в главных ролях. Эти же исполнители записали так называемый концепт-альбом[2].
Спектакль демонстрировался до 1995 года, после чего постановка была переведена в 5th Avenue Musical Theatre Сиэтла. В августе того же года мюзикл отправился в гастрольный тур по городам США. Премьера на Бродвее состоялась 28 апреля 1997 года. Здесь роли Джекилла и Хайда исполнил Роберт Куцциоли, Линда Эдер — партии Люси. В 1999 году состав исполнителей был переформирован и спектакль совершил второй Северо-Американский тур по 39 городам.
Новая версия мюзикла была создана в 2001 году в Westchester Broadway Theatre, Нью-Йорк. В 2007 году при участии трэш-метал гитариста Алекса Школьника был выпущен альбом под названием Jekyll&Hyde: Resurrection (Воскрешение).
Синопсис
Спектакль начинается со слов Джекилла: «В каждом из нас есть два начала. Если эта примитивная двойственность: добро и зло, могла бы быть разделена на две составляющие, жить бы стало гораздо проще. Проклятие человечества в том, что эти противоположности непрерывно борются внутри каждого человека.» Его адвокат и лучший друг Джон Аттерсон вводит зрителей в курс дела, рассказывая отдельные фрагменты из жизни Доктора Джекилла.
Действие переносится на некоторое время назад, в палату психиатрической больницы, куда был определён парализованный и душевнобольной отец Джекилла («Lost in the Darkness/Потерянный во мраке»). Джекилл верит, что основной причиной болезни отца является зло в его душе. Он охвачен страстью узнать, почему в человеке живёт добро и зло, и делает попытки разделить эти противоположности («I Need to Know/Я должен знать»).
Некоторое время спустя зритель видит, как богачи и бедняки Лондона 19-го века повествуют о поступках людей того времени. О том, как им хочется чтобы их видели другие и неважно, кто они на самом деле в душе («Facade/Фасад»). Позже, Джекилл представляет план своих исследований Совету Управляющих Госпиталя Святого Иуды: епископу Бэсингстоку, генералу лорду Глоссопу, леди Биконсфилд, сэру Арчибальду Прупсу, лорду Сэвиджу и сэру Дэнверсу. Все они, за исключением Дэнверса, будущего тестя Джекилла, напыщенные и богатые лицемеры. Предложение Джекилла провести эксперимент на живом человеке они отклоняют с криками о «святотатстве, богохульстве, ереси, и невменяемости Доктора» пятью голосами против и одним воздержавшимся Дэнверсом («Board of Governors/Совет Управляющих»).
Вечером того же дня Дэнверс проводит приём гостей по поводу скорого венчания его дочери Эммы с Доктором Джекиллом («Facade Reprise/Фасад — Реприз»). Здесь присутствует высший класс общества, Совет Управляющих и Саймон Страйд, конкурент Джекилла, с детства влюблённый в Эмму. Он уговаривает Эмму бросить эту глупую и бессмысленную затею со свадьбой, но девушка не поддаётся и быстро «отшивает» его. Джекилл, опоздав, как обычно, прибывает на вечер в тот момент, когда все гости уходят смотреть фейерверк. Он и Эмма наслаждаются одиночеством. («Take Me as I Am/Прими меня таким/такой какой/какая я есть»).
После приёма Джекилл и Аттерсон идут в заведение с сомнительной репутацией — «Красный Паб» («Отбросы/Dregs» в некоторых версиях) для проведения мальчишника. Там они смотрят представление танцовщиц, главную роль в котором исполняет проститутка Люси Харрис («Bring on the Men/'Навлеките' мужчин» — заменено на «Good 'n' Evil/Добро и Зло» в бродвейской версии). После шоу Аттерсона уводит другая проститутка, а Люси и Джекил остаются за столиком («Here’s to the Night/Дело к ночи»). Как только наступает момент поцелуя, возвращается Аттерсон и они с Джекиллом уходит. Джекилл оставляет Люси свою визитку.
Как только Аттерсон и Джекилл возвращаются в элитную часть города, Аттерсон замечает, что настроение Джекилла улучшилось. Джекилл отвечает, что он нашёл человека, на котором сможет провести свой эксперимент. Аттерсон советует ему скорее идти спать. Несмотря на совет своего друга, Джекилл идёт в лабораторию («This is the Moment/Вот момент»). Смешивая заранее приготовленные компоненты, он получает формулу HJ7 и выпивает её (во многих версиях вкалывает себе в вену на руке). Через несколько минут он превращается в отвратительное животное, похожего на человека («Transformation/Трансформация»). Он выходит и бродит по улицам, упиваясь видами и звуками Лондона, включая встречу с Люси. Он называет себя Эдвардом Хайдом («Alive/Живой»).
Неделю после этого о Джекилле ничего не слышно. Эмма и Аттерсон спрашивают дворецкого Джекилла — Пула, где тот. После Эмма уходит, а Пул рассказывает Аттерсону, что Джекилл всё это время скрывался в своей лаборатории. Появляется Джекилл и просит Пула принести ему необходимые химические компоненты. Аттерсон пытается отговорить его от этой затеи с опытами («His Work and Nothing More/Его работа и ничего кроме неё»).
С визитной карточкой в руке Люси приходит в дом к Джекиллу с ужасным синяком на спине. В то время как Джекилл обрабатывает его, Люси сообщает, что это сделал человек по имени Хайд. Джекилл ошеломлён таким сообщением, но не подаёт виду. Влюбленная в него, Люси целует Джекилла («Sympathy, Tenderness/Симпатия, Нежность»). Оборвав этот чудесный миг, Джекилл покидает Люси, которая задается вопросом о своей любви к нему («Someone Like You/Такой, как ты»).
Позже, епископ Басингсток замечен прогуливающимся по улице с проституткой. Когда она уходит, появляется Хайд и забивает епископа до смерти своей тростью («Alive — Reprise/Живой — Реприз»), конец первого акта.
Второй акт.
Лондонский люд обсуждает последние новости: убийство епископа. На его похоронах генерал Глоссоп и лорд Сэвидж покидают церковь, оставляя подлые замечания в адрес убиенного. Внезапно снова появляется Хайд и наносит удар Глоссопу, в то время как Сэвидж убегает. Опять жители Лондона начинают обсуждать уже второе убийство. Джекилл замечен в аптеке с большим количеством купленных химикатов. Позже Сэвидж, сэр Прупс и леди Биконсфилд в пьяном виде покидают поминки, оставляя гадкие комментарии в адрес горожан низшего класса. И снова из темноты выскакивает Хайд, нанося удар Прупсу одной рукой и хватая за шею леди Биконсфилд. Сэвидж снова чудом спасается бегством. Город в третий раз бурно реагирует на двойное убийство. Дэнверс встречает Сэвиджа на железнодорожной станции. Сэвидж говорит, что он покидает город ради своей собственной безопасности. Дэнверс отправляется домой, и в этот момент Хайд ломает шею Сэвиджу и бросает его на рельсы («Murder, Murder/Убийство»).
Эмма находит Джекилла обезумевшим и унылым в лаборатории. Она говорит, что любит его, что не может жить без него и просит, чтобы он доверился ей («Once Upon a Dream»). Она уезжает, и Джекилл становится перед фактом, что Хайд стал неотъемлемой его частью («Obsession/Навязчивая идея»). В это время Люси и Эмма исполняют дуэт о их любви к Джекиллу («In His Eyes/В Его Глазах»). Действие возвращается в таверну «Красная Крыса», где Люси посещает Хайд, который, как кажется, имеет своего рода животный контроль над нею («Dangerous Game/Опасная Игра»).
Аттерсон приходит в дом Джекилла, но обнаруживает в лаборатории Хайда. Хайд выпивает формулу и превращается обратно в Джекилла. Он говорит Аттерсону, что сможет победить Хайда в себе, если у него будет достаточно необходимых химикатов. Аттерсон уезжает, чтобы купить их. Джекилл начинает тешить себя надеждой на то, что скоро у него будут все необходимые компоненты(«Angst 2/Тоска 2»). Аттерсон заходит к Люси в «Красную Крысу», чтобы передать деньги и письмо от Джекилла. В письме он читает Люси о том, что Доктор просит её оставить город навсегда и начать новую жизнь в другом месте. После того, как Аттерсон уезжает, Люси поет о новых горизонтах, которые открывает ей жизнь с Джекиллом («A New Life/Новая Жизнь»). Именно в этот момент возвращается Хайд и, заметив письмо Джекилла, медленно и жестоко убивает Люси («Reprise Sympathy, Tenderness/Симпатия, Нежность — Реприз»). Внезапно происходит обратная трансформация и Джекилл оказывается на месте убийцы Люси.
Испачкавшись в крови, Джекилл возвращается к лабораторию и пытается помериться силами с Хайдом в заключительном сражении, живым из которого может выйти только один («Confrontation/Конфронтация»).
Казалось бы, всё кончилось, и Джекилл победил в себе Хайда. Но через несколько недель, в день его свадьбы с Эммой, в момент, когда необходимо сказать заветные слова «Да, беру» из Джекилла с диким криком вырывается Хайд. Тут же он убивает Страйда и берёт в заложники Эмму. Но голос Эммы даёт Джекиллу сил взять Хайда под контроль. Он просит Аттерсона убить его и, соответственно, Хайда в нём. Наконец, Аттерсон стреляет из револьвера в Джекилла. Спектакль заканчивается плачем Эммы над бездыханным телом Джекилла.
Список треков на официальном CD Бродвейской версии
|
Первый Акт |
Второй Акт |
|
|
Другие версии
Мюзикл 'Джекилл и Хайд' был поставлен в Германии, Австрии, Японии, Чехии, России и других странах на государственных языках. Также, были выпущены официальные записи:
- Бременская версия 1999
- Венгерская версия 2001
- Мадридская версия 2001
- Венская версия 2002
- Японская версия 2003
- Корейская версия 2004
- Австрийская версия 2005
- Чешская версия 2005
- Русская версия 2015
Артисты
Джекилл/Хайд: Себастьян Бьёрк, Роберт Куциолли, Роберт Эвен, Дэвид Хассельхофф, Паул Николас, Чак Вагнер, Джек Вагнер, Энтони Уорлоу (только аудиоверсия), Колм Уилкинсон (только аудиоверсия),Александр Домогаров, Валерий Анохин, Иван Ожогин, Кирилл Гордеев, Ростилав Колпаков
Люси: Линда Эдер, Колин Секстон , Ирина Климова ,Наталья Диевская, Агата Вавилова, Анастасия Макеева
Эмма/Лиза: Кэроли Кармелло, Кристиан Нолл, Келли O'Хара, Андреа Риветте, Ребекка Спенсер, Лилия Волкова, Вера Свешникова, Елена Газаева, Анастасия Макеева
Напишите отзыв о статье "Джекилл и Хайд (мюзикл)"
Ссылки
- [smotretonline.ucoz.org/news/dzhekill_i_khajd_2_serija_smotret_onlajn_serial_2015_2016_jekyll_and_hyde_1_sezon_baibak_ko/2015-11-01-725 Сериал Джекилл и Хайд на Киносайт Лайт]
- Официальный веб-сайт постановки [jekyll-hyde.com Джекилл и Хайд]
- Официальный веб-сайт [www.frankwildhorn.com Фрэнка Уайлдхорна]
- Фан-сайт [jekyll-hyde.org Джекилла и Хайда]
Примечания
См. также
Отрывок, характеризующий Джекилл и Хайд (мюзикл)
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.
С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.
Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
