Джексон, Александер

Джексон Александер
Фотография 1944 года
Дата рождения:	3 октября 1882(1882-10-03)
Место рождения:	Монреаль, Канада
Дата смерти:	5 апреля 1974(1974-04-05) (91 год)
Место смерти:	Торонто, Канада; похоронен в Клейнбурге
Учёба:	Жан-Поля Лоран
Стиль:	Группа семи
Награды:

Александер (Александр) Джексон (англ. Alexander Young Jackson; 1882—1974) — канадский художник, член художественной «Группы семи». Внёс значительный вклад в развитие искусства в Канаде.

Биография

Родился 3 октября 1882 года в Монреале, Канада.

После того, как его отец бросил семью с шестью детьми, Александеру пришлось работать офис-мальчиком в литографической компании. Здесь он начал свою художественную подготовку, беря по вечерам он брал уроки в монреальском театре Monument-National. В 1905 году Джексон совершил с целью поиска работы путешествие в Европу на пароме для скота, вернувшись обратно тем же способом и осев в Чикаго. обратно с помощью тех же средств и проезда к Чикаго. Здесь он стал работать в коммерческих художественных фирмах и прошёл курсы в Институте искусств Чикаго. Заработав, в 1907 году Джексон снова смог посетить Францию для изучения импрессионизма. Здесь он решил стать профессиональным художником и обучался в парижской Академии Жулиана под руководством Жан-Поля Лорана. Важное значение на его художественное развитие было посещение на севере Франции художественной колонии Etaples art colony, которую он посетил в 1908 году со своим новозеландским другом Эриком Маки (англ. Eric Spencer Macky, 1880—1958). Во Франции Джексон даже смог выставиться на Парижском салоне. В 1912 году он вернулся в Канаду со своим австралийским другом-художником Артуром Бейкер-Клаком (англ. Arthur Baker-Clack, 1877—1955).

В Канаде художник поселился в Свитсбурге, Квебек, где писал свои работы в стиле нео-импрессионизма. В 1913 году он провел собственную выставку в Montreal Art Gallery. Неудовлетворенный доходом от своей деятельности в Канаде, намеревался переехать в США. Остался в Канаде, работал и встречался с другими художниками, которые впоследствии образовали «Группу семи». С началом Первой мировой войны Джексон был зачислен в 1915 году в 60-й батальон Канадской армии. Участвовал в боевых действиях в Европе, в 1916 году был ранен и попал в госпиталь французского города Этапль. В это время Джексон попал в поле зрения Лорда Бивербрука и был переведен в канадское подразделение, документирующее войну, в качестве художника. Как один из канадских официальных художников войны (англ. Canadian official war artists) создавал свои произведения, работая с 1917 по 1919 годы.

После войны вернулся в Торонто, совершил экспедиции по реке Святого Лаврентия, в Арктику, посетил Канадский щит и Британскую Колумбию. В 1919 году Джексон и шесть его коллег сформировали группу из семи художников, названную «Группа семи». В 1925 году он преподавал в колледже Ontario College of Art в Торонто. В 1933 году он снова стал одним из основателей канадской группы художников (англ. Canadian Group of Painters), куда вошли и несколько членов «Группы семи».

В 1955 году Джексон переехал в город Манотик, находящийся южнее Оттавы. В 1965 году его сразил инсульт, который положил конец его карьере художника. Переехал и жил в Клейнбурге, Онтарио.

Умер Александер Джексон 5 апреля 1974 года в доме престарелых в Торонто и был похоронен в Клейнбурге на территории Галереи канадского искусства МакМайкл.

Награды

• Награждён орденом Канады и орденом Святого Михаила и Святого Георгия.

Труды

• Некоторые работы
• A. Y. Jackson - Gas Attack, Lievin.jpeg
• A.Y. Jackson - Vimy Ridge from Souchez Valley.jpeg
• A Y Jackson - The Kemmel-Vierstraat Road CWM 19710261-0165.jpg

Ссылки

• [thecanadianencyclopedia.com/en/article/ay-jackson/ Alexander Young Jackson]  (англ.)
• [www.arthistoryarchive.com/arthistory/canadian/AY-Jackson.html A. Y. Jackson]  (англ.)
• [www.wikiart.org/ru/a-y-jackson Александр Янг Джексон]

Отрывок, характеризующий Джексон, Александер

– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.