Джексон, Сэмюэл Лерой

Сэмюэл Л. Джексон
Samuel L. Jackson
Сэмюэл Л. Джексон на San Diego Comic-Con International в 2014 году
Имя при рождении:	Сэмюэл Лерой Джексон
Место рождения:	Вашингтон, США
Гражданство:	США США
Профессия:	актёр, кинопродюсер
Карьера:	1972 — наст. время
Награды:	BAFTA (1995) «Серебряный медведь» (1998)

Сэ́мюэл Леро́й Дже́ксон (англ. Samuel Leroy Jackson; род. 21 декабря 1948, Вашингтон) — американский актёр кино и телевидения, продюсер. В 1991 году получил признание критиков за свою роль в фильме «Тропическая лихорадка», а после появился в таких фильмах, как «Славные парни», «Игры патриотов» и «Парк Юрского периода». В 1994 году снялся в фильме «Криминальное чтиво», что вывело его на уровень суперзвёзд и принесло несколько наград. С тех пор Джексон снялся более чем в 100 фильмах и завоевал множество наград на протяжении всей своей карьеры.

Известен по многолетнему сотрудничеству с режиссёром Квентином Тарантино, у которого Джексон снялся в целом ряде фильмов — «Криминальное чтиво», «Джеки Браун», «Джанго освобождённый», «Омерзительная восьмёрка».

Биография

Ранние годы жизни

Сэмюэл Лерой Джексон родился 21 декабря 1948 года в Вашингтоне, США. Он был единственным ребёнком, детство провел в городе Чаттануга, штат Теннесси со своей матерью, Элизабет Джексон (в девичестве Монтгомери), которая работала на заводе, но она попала в психиатрическую клинику, и его воспитывали бабушка с дедушкой и другие члены многочисленного семейства. Отец жил вдали от семьи в Канзас-Сити, штат Миссури, а затем умер от алкоголизма. Джексон встречался с отцом всего два раза в жизни. Джексон учился в нескольких сегрегационных школах и окончил Riverside High School в Чаттануге. Между третьим и двенадцатым классом он играл на валторне и трубе в школьном оркестре. После он поступил в частный мужской Morehouse College в Атланте на факультет архитектуры. С детства Сэмюэл боролся с заиканием. Он посещал врача колледжа, а также брал уроки учителя музыки. За старания Джексона перевели на факультет драмы. Там он создал театр «Just Us Theater», состоящий преимущественно из чернокожих актёров, и работал там до окончания колледжа в 1972 году.

Участие в Движении за гражданские права

После убийства Мартина Лютера Кинга-младшего в 1968 году Джексон присутствовал на похоронах в Атланте в качестве одного из приставов. Затем прилетел в Мемфис, чтобы присоединиться к маршу протеста. В интервью журналу «Parade» Джексон признался: «Я был зол из-за убийства, но я не был шокирован. Я знал, что изменения неизбежны и могут быть различными — не сидячая забастовка, не мирное сосуществование».

В 1969 году Джексон и ряд других студентов удерживали членов правления Morehouse College на территории кампуса, требуя реформы учебного плана школы и управления. Они добились того, что совет решил поменять свою политику, но Джексон был обвинён и в конечном итоге осуждён за незаконное лишение свободы второй степени. Джексон не учился два года из-за его судимости и его действий (хотя он позже вернулся в колледж и стал бакалавром искусств по направлению Драма в 1972).

Сэмюэл работал социальным работником в Лос-Анджелесе, пока был исключён из колледжа. Джексон решил вернуться в Атланту, где он встретился со Стокли Кармайклом (англ.), Хьюбертом Рэп Брауном (англ.), а также другими членами братства Чёрная Сила (англ.). Он решил участвовать в вооруженной борьбе, но мать его отправила в Лос-Анджелес после предупреждения ФБР.

Актёрская карьера

1970-е—1980-е

Джексон сменил специальность в колледже с архитектуры на драматическую после того, как появился в одной из версий пьесы «Трёхгрошовая опера». Он появился в нескольких телевизионных фильмах, его дебют состоялся в художественном blaxploitation фильме «Вместе навсегда» в 1972 году. После, в 1976-м, он решил переехать из Атланты в Нью-Йорк и следующие десять лет появлялся в театральных постановках таких пьес, как «The Piano Lesson» и «Two Trains Running», обе премьеры прошли в Yale Repertory Theater. Из-за проблем с алкоголем и наркотиками он лишается многих ролей и снимается в минимальных ролях в кино и на телевидении. После проблем с наркотиками у Джексона появился наставник в лице Моргана Фримена.

В 1981 году постановку «A Soldier’s Play», в которой участвовал Сэмюэл, заметил тогда ещё молодой и энергичный режиссёр Спайк Ли. Встреча Ли и Джексона положила начало длительному профессиональному сотрудничеству. В 1988 году карьера Джексона начинает выправляться. Тот же Спайк Ли постепенно вводит актёра в свои фильмы. Те роли не сделали Джексона известным, однако позволили ощутить себя в колее. Он снялся в фильмах «Школьное изумление» (1988) и «Делай как надо!» (1989). Также сыграл небольшую роль в фильме Мартина Скорсезе «Славные парни» в 1990 году.

1990-е

После завершения съёмок в этих фильмах Джексон подсел на кокаин, и его отправили в реабилитационную клинику в Нью-Йорке. После лечения он сыграл наркомана в фильме «Тропическая лихорадка», роль эта ему была очень знакома. Фильм стал настолько известным и настолько хорошо был принят критиками, что в 1991 на Каннском кинофестивале создали специальную премию «Мужская роль второго плана» для него. После этой работы он снялся в таких фильмах: комедии «Только бизнес», драмах «Сок», «Игры патриотов», а затем в двух других комедиях «Заряженное оружие» (его первая главная роль) и «Эмос и Эндрю». Джексон работал с режиссёром Стивеном Спилбергом, появившись в фильме «Парк юрского периода».

Его звездный час наступил в 1994 году в фильме режиссёра Квентина Тарантино «Криминальное чтиво». За эту роль он был номинирован на премию «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана также как и на «Золотой глобус» и выиграл премию BAFTA в номинации «Лучший актёр второго плана».

После нескольких провальных работ Джексон появился в двух кассовых фильмах «Время убивать» и «Крепкий орешек 3: Возмездие». За роль в фильме «Время убивать» Джексон был номинирован NAACP за «Лучшую мужскую роль второго плана в кино» и «Золотой глобус» в номинации «Лучший актёр второго плана».

В 1997 году он сыграл в трёх сильных фильмах. Сыграл роль учителя в «187». Получил на пару с Кэси Леммонс Independent Spirit award в номинации «Best First Feature» за фильм «Пристанище Евы», где он также являлся исполнительным продюсером. Снова, сотрудничая с режиссёром Квентином Тарантино, он получил на Берлинском кинофестивале «Серебряного медведя» за Лучшую мужскую роль и четвертую номинацию «Золотой глобус» за роль Орделла Робби в фильме «Джеки Браун». В 1998 году он работал с такими актёрами, как Шэрон Стоун и Дастин Хоффман в «Сфере» и Кевином Спейси в «Переговорщике». В 1999 году Джексон снялся в триллере «Глубокое синее море», и сыграл мастера-джедая Мейса Винду в саге Джорджа Лукаса «Звёздные войны. Эпизод I: Скрытая угроза».

2000-е

13 июня 2000 года Джексон был удостоен звезды на Голливудской «Аллее славы», которую можно найти на Голливуд-бульвар 7018. Новое десятилетие своей карьеры он начал в роли полковника морской пехоты в фильме «Правила боя», снимаясь вместе с Брюсом Уиллисом в третий раз в триллере «Неуязвимый», и снялся в ремейке фильма 1971 года — фильме «Шафт». Дальше были продолжение «Звёздных войн» — «Звёздные войны. Эпизод II: Атака клонов», фильмы «ХХХ», «Дом храбрых» и «S.W.A.T. Спецназ города Ангелов». Также снимался в документальном кино. Кроме различных ролей в кино он озвучивал анимационные мультфильмы. 30 января 2006 года, Джексон был награждён призом Китайского театра Граумана, он был седьмым афроамериканцем из ста девяносто одного актёра, получивших такое признание.

В 2008—2010 годах Джексон снялся в фильмах «Мститель», «Добро пожаловать в Лэйквью» и в драме «Мать и дитя».

Сэмюэл Джексон участвовал в озвучке игры «Grand Theft Auto: San Andreas», в которой его голосом говорил продажный полицейский офицер Фрэнк Тенпенни.

2010-е

Особенная роль в фильме «Железный человек», где Джексон появился после титров, начала новый этап его карьеры в качестве героя комиксов Marvel Comics Ника Фьюри. Он подписал контракт на 9 фильмов с его героем и уже появился в этом образе в сиквеле «Железного человека» и фильмах 2011 года «Тор», «Первый мститель» и в фильме «Мстители» (2012). Помимо роли Ника Фьюри в «Кинематографической вселенной Marvel», Джексон был задействован в фильмах «Встреча со злом» и «Самаритянин».

В конце 2012 года на экраны США вышел спагетти-вестерн Квентина Тарантино «Джанго освобождённый», в котором Джексон исполнил роль дворецкого рабовладельца Кэлвина Кэнди. Аналитики отмечали, что у Тарантино Джексон сыграл одну из своих самых лучших ролей в карьере; высказывалось мнение, что организаторами кинонаград актёр был проигнорирован только из-за цвета кожи (как доказательство приводилось утверждение, что в Американской киноакадемии, к примеру, большая часть голосующих — белые мужчины за 60 лет).

В начале 2016 года вышел очередной фильм Тарантино с Джексоном в главной роли — «Омерзительная восьмёрка».

Личная жизнь

С 1980 года Джексон женат на актрисе Латане Ричардсон, с которой он встречался со времен учёбы в колледже. В 2009 году пара создала свою благотворительную организацию в поддержку образования. Живут в Лос-Анджелесе, штат Калифорния. Есть дочь, Зои, родившаяся в 1982 году. Она работает продюсером спортивного канала.

Сэмюэл Л. Джексон является болельщиком футбольного клуба «Ливерпуль» с тех пор, как сыграл в фильме «Формула 51», съёмки которого проходили, в основном, в городе Ливерпуль.

Библиография

• Хадсон, Джефф. Samuel L. Jackson: The Unauthorised Biography. — Великобритания: Virgin Books, 2004. — ISBN 1-85227-024-1.

Признание и награды

• 1991 — Приз Каннского кинофестиваля за лучшую мужскую роль второго плана (за «Тропическую лихорадку»)
• 1994 — Премия BAFTA за лучшую мужскую роль второго плана (за «Криминальное чтиво»)
• 1995 — Премия «Независимый дух» за лучшую мужскую роль (за «Криминальное чтиво»)
• 1996 — Премия «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана (за «Криминальное чтиво»)
• 1998 — Серебряный медведь за лучшую мужскую роль на Берлинском кинофестивале (за «Джеки Браун»)
• 1998 — Премия «Независимый дух» за лучший дебют (за продюсирование «Пристанища Евы»)
• 2015 — Премия «Сатурн» за лучшую мужскую роль второго плана (за «Капитан Америка: Зимний солдат»)
• 2016 — Премия «Сатурн» за лучшую роль (за «Омерзительная восьмёрка»)

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Сэмюэл Л. Джексон
• Сэмюэл Л. Джексон (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.samuelljackson.com/ Official site of Samuel L. Jackson]
• [www.talktalk.co.uk/entertainment/film/biography/artist/samuel-l-jackson/biography/109 Extensive biography of Samuel L. Jackson]

Отрывок, характеризующий Джексон, Сэмюэл Лерой

– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.