Джексон, Хендрик
Поделись знанием:
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
| Хендрик Джексон | |
| нем. Hendrik Jackson | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Язык произведений: |
немецкий |
| Награды: |
Международная отметина имени отца русского футуризма Давида Бурлюка |
Хе́ндрик Дже́ксон (нем. Hendrik Jackson; р. 1971, Дюссельдорф) — немецкий поэт, эссеист, переводчик.
Биография
Хендрик Джексон родился в 1971 году в Дюссельдорфе, вырос в Мюнстере. В Берлине изучал киноведение, философию и славистику. Будучи студентом, шесть месяцев провёл в Санкт-Петербурге в рамках студенческого обмена.
Поэт, переводчик, прозаик, литературный критик, специалист в области русской поэзии и культуры, организатор литературных чтений и театральных групп.
Инициатор создания театральной группы Lemma. Инициатор Berliner Lyrikspartakiade (Берлинской поэтической спартакиады), клуба Komsomolzentr;ne (Слеза комсомолки) и Liaison f;r ahnungsvolle Umtriebe (Союз пророческих махинаций). Редактор литературной онлайн-странички lyrikkritik.de.
Алексей Парщиков писал о Хендрике Джексоне:
|
В Германии я встретился с поэтом и переводчиком Хендриком Джексоном, он перевёл Цветаеву, самого косноязычного и эллипсного поэта, чей язык полон зияний и импульсов возникновения здесь и сейчас, запусков и возвращений в исходное положение. Хендрик Джексон не «поточный» переводчик, он выбирает голоса, резонирующие с его собственной поэзией. Поэт у Хендрика присутствует как действующее лицо. Это немного другое, чем лирическое «я», это скорее дистанцированное «я», с иронией относящееся к преувеличению собственной мощи. Поэт исследует найденное слово, примеряет его, подвергает филологическому обыску, точнее экзаменует и сам же подчиняется его интенции, его предпочтениям, открывающим следующее слово, к которому отсылает предыдущее. Получается сбивчивая речь, с отступлениями, со смыслами, заключёнными в скобки, маркировкой тупиков и остановками на поворотах. Цепь этих событий напряжена, иногда некогда перевести дыхание, стихотворение движется толчками, рисуя тему. Джексона отличает высокая препятственная организация формы. | 
|
Награды и премии
Библиография
Напишите отзыв о статье "Джексон, Хендрик"
Примечания
- ↑ [antipodes.org.au/fr_IAZ.html Лауреаты Международной отметины имени отца русского футуризма Давида Бурлюка]. Первый австралийский фестиваль русской традиционной и экспериментальной литературы «Антиподы». Проверено 28 июля 2016.
Ссылки
- [magazines.russ.ru/authors/d/dzhekson Хендрик Джексон] в «Журнальном зале»
Отрывок, характеризующий Джексон, Хендрик
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
