Креймер, Джек

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джек Креймер»)
Перейти к: навигация, поиск
Джек Креймер
Гражданство США США
Дата рождения 1 августа 1921(1921-08-01)
Дата смерти 12 сентября 2009(2009-09-12) (88 лет)
Место рождения Лас-Вегас, США
Место смерти Лос-Анджелес, США
Рабочая рука правая
Одиночный разряд
Наивысшая позиция 1 (1946, 1947)
Турниры серии Большого шлема
Уимблдон победа (1947)
США победа (1946, 1947)
Парный разряд
Турниры серии Большого шлема
Уимблдон победа (1946, 1947)
США победа (1940, 1941, 1943, 1947)
Завершил выступления

Джон А. (Джек) Креймер (англ. John A. 'Jack' Kramer; 1 августа 1921, Лас-Вегас12 сентября 2009, Лос-Анджелес) — американский теннисист, спортивный предприниматель, комментатор и деятель профессионального тенниса.





Биография

Джек Креймер родился в Лас-Вегасе и вырос в окрестностях Лос-Анджелеса. В детстве Джек увлекался пляжным футболом, но после нескольких травм отец посоветовал ему перейти на теннис[1].

В последние годы войны, уже после выигрыша нескольких чемпионатов США в парном разряде, Креймер служил на десантном корабле береговой обороны в Тихом океане[2].

Начиная с 1950-х годов, помимо организации теннисных турне, Креймер также делал деньги на конном спорте, выписывая лошадей из Австралии, и на гольфе, являясь хозяином нескольких гольф-клубов. Частью его бизнеса также была реклама теннисного оборудования: он получал 2,5 процента от продаж модели ракеток фирмы Wilson Sporting Goods, носящей его имя и, по его собственным словам, зарабатывал больше, чем президент компании[2].

От жены Глории у Джека Креймера было пятеро сыновей. Он умер в сентябре 1988 года в Лос-Анджелесе от диагностированной у него двумя месяцами раньше саркомы мягких тканей, пережив Глорию на год[2].

Спортивная карьера

В 15 лет Джек Креймер стал чемпионом США среди юношей. В 1939 году, ещё не закончив школу[2], он был приглашён в сборную США на финальный матч Кубка Дэвиса против команды Австралии, но в игре мужских пар уступил, а американцы проиграли матч со счётом 2:3. Креймер оставался самым молодым участником финального матча Кубка Дэвиса в истории до 1968 года, когда австралиец Джон Александер принял участие в финальной игре в 17 лет.

В 1940 и 1941 годах Креймер дважды подряд выигрывал чемпионат США в мужском парном разряде с Тедом Шрёдером. В 1943 году он добился этого успеха в третий раз и после этого ушёл на военную службу, вернувшись на корт по окончании войны. В 1946 году они с Шрёдером разгромили сборную Австралии в финальном матче Кубка Дэвиса на её кортах со счётом 5:0, взяв реванш за предвоенное поражение. В этом году Креймер также стал чемпионом США в одиночном разряде и победителем Уимблдонского турнира в мужских парах. В одиночном разряде на Уимблдоне он проиграл Ярославу Дробному, как предполагается, из-за боли в стёртой правой ладони (что он сам отрицал). После этих успехов экс-чемпион США и Уимблдона Бобби Риггс предложил ему присоединиться к профессиональному турне, но Креймер отложил переход в профессионалы ещё на год в надежде ещё раз стать чемпионом США[1]. За следующий год он выиграл Уимблдон как в одиночном, так и в парном разряде, завоевал второй титул чемпиона США в одиночном и четвёртый — в парном разряде и второй год подряд выиграл со сборной Кубок Дэвиса. Примечательным выдался его финальный матч на чемпионате США против Фрэнка Паркера: Креймер проиграл первые два сета, что поставило под угрозу его контракт с Риггсом, но в следующих трёх сетах отдал Паркеру всего четыре гейма, победив 4-6, 2-6, 6-1, 6-0, 6-3. Напротив, Уимблдон он выиграл, отдав соперникам только 37 геймов за семь матчей[3].

Первый матч Креймера против Риггса в рамках профессионального турне проходил 27 декабря 1947 года в «Медисон-сквер-гардене» и собрал, несмотря на пургу, из-за которой замерла жизнь в Нью-Йорке, более 15 тысяч зрителей. В этом матче Риггс одержал победу, но Креймер уверенно выиграл по итогам всего турне со счётом 69:20, получив 85 тысяч долларов. По окончании турне Риггс отошёл от активной игры и стал промоутером турне, а Креймер продолжал расправляться с новыми претендентами на мировую профессиональную корону. Первой его жертвой стал Панчо Гонсалес, которого Креймер победил с общим счётом 96:27, выиграв первую половину турне практически всухую, хотя ближе к концу их силы почти уравнялись. За это турне Креймер получил 72 тысячи долларов[3].

В турне против Панчо Сегуры Креймер выиграл 64 из 92 матчей[1], а в своём последнем турне, которое проводил уже не только как действующий чемпион, но и как промоутер, победил Фрэнка Седжмена с общим счётом 54:41. После этого ему пришлось прекратить активные выступления из-за болей в спине, вызванных артритом[3].

Стиль игры

Обладая мощной подачей и столь же мощным форхендом, Джек Креймер был одним из ведущих мастеров стиля serve-and-volley. Он бросался к сетке сразу после подачи и часто даже переходил в атаку сразу после приёма подачи соперника, если ему удавалось отбить мяч открытой ракеткой[3].

Участие в финалах турниров Большого шлема (10)

Одиночный разряд (3+1)

Результат Год Турнир Соперник в финале Счёт в финале
Поражение 1943 Чемпионат США Джо Хант 3-6, 6-8, 8-10, 0-6
Победа 1946 Чемпионат США Том Браун 9-7, 6-3, 6-0
Победа 1947 Уимблдонский турнир Том Браун 6-1, 6-3, 6-2
Победа 1947 Чемпионат США (2) Фрэнк Паркер 4-6, 2-6, 6-1, 6-0, 6-3

Мужской парный разряд (6+0)

Результат Год Турнир Партнёр Соперники в финале Счёт в финале
Победа 1940 Чемпионат США Тедд Шрёдер Гарднар Маллой
Генри Прусофф
6-4, 8-6, 9-7
Победа 1941 Чемпионат США (2) Тедд Шрёдер Гарднар Маллой
Тедд Сабин
9-7, 6-4, 6-2
Победа 1943 Чемпионат США (3) Фрэнк Паркер Билл Талберт
Дэвид Фримен
6-2, 6-4, 6-4
Победа 1946 Уимблдонский турнир Том Браун Джефф Браун
Деннис Пейлз
6-4, 6-4, 6-2
Победа 1947 Уимблдонский турнир (2) Боб Фалькенбург Тони Моттрам
Билл Сидуэлл
8-6, 6-3, 6-3
Победа 1947 Чемпионат США (4) Тедд Шрёдер Билл Сидуэлл
Билл Талберт
6-4, 7-5, 6-3

Участие в финальных матчах Кубка Дэвиса (3)

Победы (2)

Год Место Команда Соперник в финале Счёт
1946 Мельбурн США
Д. Креймер, Г. Маллой, Т. Шрёдер
Австралия
Д. Бромвич, А. Квист, Д. Пейлз
5-0
 
1947 Нью-Йорк США
Д. Креймер, Т. Шрёдер
Австралия
Д. Бромвич, К. Лонг, Д. Пейлз
4-1
 

Поражение (1)

Год Место Команда Соперник в финале Счёт
1939 Хаверфорд, Пенсильвания США
Д. Креймер, Ф. Паркер, Б. Риггс, Д. Хант
Австралия
Д. Бромвич, А. Квист
2-3
 

Дальнейшая карьера

Креймер продолжал организовывать профессиональные теннисные турне после того, как сам прекратил играть. Он вернул в турне Панчо Гонсалеса, проигравшего ему в 1950 году, и тот, так же, как и Креймер до него, продолжал несколько лет обыгрывать претендентов из числа бывших лидеров любительского тенниса. Среди теннисистов, по его предложению перешедших в профессионалы, были Седжмен, Кен Розуолл, Лью Хоуд, Эшли Купер и Малькольм Андерсон. Он также был тренером сборной США в Кубке Дэвиса и работал как спортивный комментатор на различных теле- и радиоканалах. Он вёл передачи с Уимблдонского турнира на Би-би-си и с чемпионата США для всех американских вещательных сетей. В 60-е годы он открыл в Калифорнии постоянный теннисный клуб, основным тренером в котором был бывший участник его турне Вик Брейден, а среди воспитанников значилась будущая первая ракетка мира среди женщин Трэйси Остин.

Креймер постоянно добивался уравнения в правах профессионалов и любителей на ведущих теннисных турнирах. Его успехи в привлечении ведущих теннисистов-любителей в профессиональные турне по сути дела заставили организаторов любительских турниров отрыть их для профессионалов, положив начало Открытой эре в истории тенниса. В конце 1960-х он стоял у истоков профессионального тура Гран-При, в настоящее время известного как АТР-тур[4], а в 1973 году стал первым исполнительным директором Ассоциации теннисистов-профессионалов (АТР). Впоследствии он также входил в Международный совет по профессиональному мужскому теннису.

В 1973 году Федерация тенниса Югославии, а за ней Международная федерация тенниса дисквалифицировали профессионала Николу Пилича на год за отказ выступать за сборную СФРЮ в Кубке Дэвиса. Период дисквалификации включал время проведения Уимблдонского турнира, и, когда организаторы Уимблдона отказали Пиличу в участии, Креймер возглавил бойкот турнира ведущими профессионалами. В итоге состав участников Уимблдонского турнира оказался слабым, а Креймер потерял работу на Би-би-си[2]. Его сотрудничество с вещательной компанией Эй-би-си было прекращено в том же году по требованию Билли-Джин Кинг накануне «Битвы полов» против Бобби Риггса. Креймер был известен своим пренебрежительным отношением к женскому теннису, и Кинг предъявила хозяину компании ультиматум: или Креймера отстраняют от комментирования матч, или она отказывается от участия[5]. Впоследствии, однако, Креймер возобновил сотрудничество с Эй-би-си и продолжал его до 2002 года.

Признание заслуг

В 1968 году имя Джека Креймера было включено в списки Национального зала теннисной славы США (позже — Международный зал теннисной славы). На следующий год голосованием журналистов он был признан пятым среди лучших теннисистов всех времён и народов. С 1979 по 1983 год его имя носил профессиональный теннисный турнир в Лос-Анджелесе[2].

Напишите отзыв о статье "Креймер, Джек"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.hickoksports.com/biograph/kramerjack.shtml Джек Креймер] на сайте HickokSports.com  (англ.)
  2. 1 2 3 4 5 6 Dwyre, Bill. [www.latimes.com/news/obituaries/la-me-jack-kramer14-2009sep14,0,65727,full.column Jack Kramer dies at 88; champion ushered in era of pro tennis] (англ.), Los Angeles Times (September 14, 2009). Проверено 17 марта 2011.
  3. 1 2 3 4 Collins, 1994, p. 364.
  4. Collins, 1994, p. 365.
  5. David Walsh. [www.timesonline.co.uk/tol/sport/tennis/article3021888.ece The Big Interview: Billie Jean King] (англ.). The Sunday Times (December 9, 2007). Проверено 17 марта 2011.

Литература

  • Bud Collins' Modern Encyclopedia of Tennis / Bud Collins, Zander Hollander. — Detroit, MI: Visible Ink Press, 1994. — P. 363—365. — 666 p. — ISBN 0-8103-9443-X.

Ссылки

  • [www.itftennis.com/procircuit/players/player/profile.aspx?playerid= Профиль на сайте ITF]  (англ.)
  • [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)

Отрывок, характеризующий Креймер, Джек

– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.