Дженнингс, Алекс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алекс Дженнингс
Alex Jennings
Дата рождения:

10 мая 1957(1957-05-10) (66 лет)

Место рождения:

Эссекс, Великобритания

Гражданство:

Великобритания Великобритания

Профессия:

актёр

Карьера:

1978 — по наст. время

Награды:

1988, 1996, 2003 —
Премия Лоуренса Оливье

Алекс Дженнингс (англ. Alex Jennings, 10 мая 1957 года, Эссекс, Великобритания) — британский актер театра, радио, кино и телевидения. Дженнингс является единственным обладателем трех категорий Премии Лоуренса Оливье (в комедии, в драме и в мюзикле).[1] В 1988 году он получил высшую театральную награду Лондона за роль Глумова в комедии «На всякого мудреца довольно простоты» в номинации «Лучшее исполнение в комедии», в 1996 году — в номинации «Лучший актер в пьесе» за роль в «Пер Гюнте», в 2003 году — в номинации «Лучший актер в мюзикле» за роль Генри Хиггинса в «Моей прекрасной леди».[2] Самой известной на большом экране для Дженнингса стала роль Принца Чарльза в фильме Стивена Фрирза «Королева».[3]

Напишите отзыв о статье "Дженнингс, Алекс"



Примечания

  1. [www.bbc.com/news/entertainment-arts-26084271 Alex Jennings takes on Willy Wonka role]
  2. Matt Trueman. [www.theguardian.com/stage/2014/feb/07/alex-jennings-west-end-willy-wonka Alex Jennings is the West End's next Willy Wonka] (англ.). The Guardian (7 February 2014). Проверено 5 августа 2014.
  3. Maddy Costa. [www.theguardian.com/stage/2007/sep/19/theatre „I wanted to be Fred Astaire“] (англ.). The Guardian (19 September 2007). Проверено 5 августа 2014.


Ссылки

Отрывок, характеризующий Дженнингс, Алекс

– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.