Джером, Джером Клапка

Джером Клапка Джером
Jerome Klapka Jerome
Место рождения:	Уолсолл (Стаффордшир, Великобритания)
Место смерти:	Нортгемптон (Великобритания)
Род деятельности:	прозаик
Жанр:	юмористическая проза
Дебют:	On the Stage — and Off (1885)
[www.lib.ru/JEROM/ Произведения на сайте Lib.ru]

Джеро́м Кла́пка Джеро́м (англ. Jerome Klapka Jerome, 2 мая 1859, Уолсолл, графство Стаффордшир — 14 июня 1927, Нортгемптон) — английский писатель-юморист, драматург, постоянный сотрудник сатирического журнала «Панч», редактировал с 1892—1897 годы журналы «Лентяй» (англ. Idler) и «Сегодня» (англ. To-day).

Биография

Ранние годы

Джером был четвёртым ребенком в семье Джерома Клэпа (англ. Jerome Clapp), который позднее сменил имя на Джером Клэп Джером (англ. Jerome Clapp Jerome). Отец Джерома был торговцем скобяными изделиями, а также проповедником без духовного сана. Помимо Джерома в семье было ещё трое детей: дочери Паулина и Бландина и сын Милтон, умерший в младенчестве. Джером, как и его отец, был зарегистрирован по имени Джером Клэп Джером. Второе имя, Клапка, появилось позднее (в честь венгерского эмигранта генерала Дьёрдя Клапки). Семья Джеромов обеднела после неудачных инвестиций в местную горнодобывающую промышленность. Частые визиты кредиторов в дом Джеромов были позднее ярко описаны им в автобиографической книге «Моя жизнь и эпоха» (англ. My Life and Times).

Юный Джером хотел стать политиком или литератором, но смерть его родителей в 1872 году (Джерому тогда только исполнилось 13 лет), заставила его прервать обучение и искать работу. Он нанялся в «Лондонскую и Северо Западную Железнодорожную Компанию» (англ. London and North Western Railway), где проработал четыре года, собирая уголь, валявшийся вдоль железнодорожных путей.

Актерская деятельность и первые литературные труды

В 1877 году, под влиянием своей сестры Бландины, увлеченной театром, Джером решает попытать себя в актерском ремесле под сценическим псевдонимом Гарольд Крайтон (англ. Harold Crichton). Он поступил в театральную труппу, пытавшуюся ставить низкобюджетные пьесы; часто постановки осуществлялись за счет самих актеров, которые самостоятельно оплачивали пошив сценических костюмов и изготовление реквизита. Позднее Джером с юмором описывал эти времена и своё полное безденежье в новелле «На сцене и за сценой» (англ. On the Stage — and Off).

Через три года безуспешных попыток пробиться, 21-летний Джером решает оставить актерскую профессию и поискать новое занятие. Он пробовал быть журналистом, писал эссе, сатирические рассказы, но в публикации большинства из них ему было отказано. В последующие несколько лет он был учителем, упаковщиком, секретарем адвоката.

И, наконец, в 1885 году к нему пришел успех после публикации юмористической новеллы «На сцене и за сценой», которая «открыла двери» для последующих пьес и эссе Джерома. «Праздные мысли лентяя» (англ. Idle Thoughts of an Idle Fellow), сборник юмористических эссе, был опубликован в 1886.

21 июня 1888 года Джером женился на Джорджине Элизабет Генриетте Стенли Мэрисс (англ. Georgina Elizabeth Henrietta Stanley Marris), также известной как Этти (англ. Ettie). Свадьбу сыграли всего через 9 дней после развода Этти с её первым мужем. От первого брака у неё была пятилетняя дочка по прозвищу Элси (настоящее имя тоже было Джорджина).

Медовый месяц пара провела на Темзе, на небольшой лодке, что, как считается, в значительной степени повлияло на создание последующего и наиболее важного произведения Джерома — повести «Трое в лодке, не считая собаки» (англ. Three Men in a Boat (To Say Nothing of the Dog))

«Трое в лодке, не считая собаки» и дальнейшее творчество

Джером принялся за создание повести сразу после возвращения пары из медового месяца.

Прототипами персонажей стали друзья Джерома Джордж Уингрэйв (George Wingrave) (Джордж) и Карл Хеншель (Carl Hentschel) (Гаррис). В новелле описана череда комичных ситуаций, в которые попадают друзья, а все события тесно переплетены с историей Темзы и её окрестностей.

Книга была напечатана в 1889 году, имела оглушительный успех и переиздаётся до сих пор. Популярность книги была настолько велика, что количество зарегистрированных на Темзе лодок в последующий после публикации год возросло на пятьдесят процентов, что в свою очередь сделало реку достопримечательностью для туристов. За первые двадцать лет по всему миру было продано более миллиона экземпляров книги. Также книга легла в основу многочисленных кино- и телефильмов, радиопостановок, пьес, мюзикла.

Финансовое благополучие, принесённое книгой, позволило Джерому целиком посвятить себя творчеству. Он создал несколько пьес, эссе и новелл, но повторить успех «Трое в лодке, не считая собаки» так и не смог.

В 1892 году Роберт Барр пригласил Джерома в журнал «Лентяй» (англ. Idler) на должность редактора (Джером сменил на этом посту Р. Киплинга). Журнал представлял собой иллюстрированное сатирическое ежемесячное издание для мужчин. В журнале печатались доступные общему пониманию юмористические рассказы и пьесы, стихи и путевые заметки, книжные обозрения и интервью. В 1893 году он основал журнал «Сегодня» (англ. To-day), но был вынужден оставить оба издания из-за финансовых трудностей и иска по делу о клевете.

В 1898 году короткая поездка по Германии вдохновила Джерома на написание романа «Трое на четырёх колёсах» (англ. Three Men on the Bummel), продолжения «Трое в лодке, не считая собаки». В новом романе Джером отправляет тех же героев в заграничное велотурне. Книга имела успех, хотя и не такой громкий, как предыдущая.

В 1902 году Джером публикует роман «Школьные годы Поля Келвера» (англ. Paul Kelver), который признаётся многими как автобиографический.

Написанная в 1908 году пьеса «The Passing of the third Floor Back» показала нового Джерома, более грустного и религиозного. Пьеса имела большой успех на английской сцене, но получила неодобрительные рецензии критиков. В частности, по мнению Макса Бирбома (англ. Max Beerbohm), новая пьеса Джерома «отвратительно глупа» и словно написана «писателем десятого сорта».

В 1899 году Джером К. Джером посетил Россию; свои впечатления описал в статье «Русские, какими я их знаю» (в 1906 году издана на русском языке под названием «Люди будущего»).

Первая мировая война и последние годы жизни

В начале Первой мировой войны Джером попытался уйти добровольцем на фронт, но в силу возраста (Джерому было 56) в Британской армии ему отказали. Страстно желая служить хоть в каком-нибудь качестве, Джером устроился водителем скорой помощи во французскую армию. Считается, что военный опыт, а также смерть в 1921 году его падчерицы Элси, угнетающе подействовали на состояние Джерома.

В 1926 году Джером издает свои мемуары «Моя жизнь и эпоха» (англ. My Life and Times). Вскоре после этого его наградили званием «Почётный житель города Уолсолл» (англ. Freeman of the Borough). В течение последних лет своей жизни большую часть времени Джером провел в своем загородном доме в Юэлме (англ. Ewelme) недалеко от Уоллингфорда (англ. Wallingford).

В июне 1927 года по пути из Девона в Лондон у Джерома случился инсульт. Его положили в больницу Northampton General Hospital, где 14 июня 1927 года он скончался.

Джером К. Джером похоронен в Церкви Св. Марии (англ. St Mary's Church) в Юэлме, Оксфордшир. Рядом с ним похоронены Этти, Элси и его сестра Бландина. В городе Уолсолл открыт дом-музей Джерома, экспозиция которого посвящена жизни и творчеству писателя.

Книги Джерома переведены на многие языки мира.

Русские переводы Джерома появляются уже в 1890-х годах. Позже изданы и переизданы следующие произведения:

• Энтони Джон, Роман, изд. «Прибой», 1926;
• Скряга из Саардама, Рассказы (изд. Гиза, 1927);
• Человек, который не верил в счастье, Рассказы (изд. Гиза, 1927);
• Трое в одной лодке, с предисловием В. Узина, изд. «Мол. гвардия», 1927.
• Избранные произведения в 2 томах. М. ГИХЛ, 1957.

Библиография

Романы и новеллы

• «Трое в лодке, не считая собаки» / англ. Three Men in a Boat (To Say Nothing of the Dog) (1889)
• «Дневник одного паломничества» / англ. Diary of a Pilgrimage (1891)
• «Как мы писали роман» («Наброски к роману») / англ. Novel Notes (1893)
• «Трое на четырёх колёсах» («Трое на велосипедах») / англ. Three Men on the Bummel (aka Three Men on Wheels) (1900)
• «Пол Келвер» / англ. Paul Kelver (1902)
• Они и я (1909)
• Томми и Ко (1904)
• Энтони Джон (1923)

Эссе и наброски

• Мир сцены (На сцене и за кулисами) (1885)
• Праздные мысли лентяя (Досужие мысли досужего человека) (1886)
• Еще праздные мысли (1898)
• Праздные мысли в 1905 году (1905)
• Ангел, Автор и другие (1908)

Сборники новелл и рассказов

• Пирушка с привидениями (Истории, рассказанные после ужина) (1891)
• Джон Ингерфилд и другие рассказы (1894)
• Наброски лиловым, голубым и зеленым (Этюды в холодных тонах) (1897)
• Наблюдения Генри (1901)
• Жилец с третьего этажа (1907)
• Мальвина Бретонская (1916)

Наиболее известные рассказы

• Должны ли мы говорить то, что думаем, и думать то, что говорим?
• Должны ли писатели говорить правду?
• Душа Николаса Снайдерса, или Скряга из Зандама
• Дядюшка Поджер спешит на поезд
• Если бы у нас сохранились хвосты!
• Люди будущего
• Мир сцены
• Миссис Корнер расплачивается
• Мое знакомство с бульдогами
• Новая утопия
• О вреде чужих советов
• О погоде
• О суете и тщеславии
• Очаровательная женщина
• Падение Томаса-Генри
• Почему мы не любим иностранцев
• Рассеянный человек
• Следует ли женатому человеку играть в гольф?
• Судьба литератора, или «Сказка о добром драконе»
• Сюрприз мистера Милбери
• Трогательная история
• Увлекающаяся натура
• Человек, который заботился обо всех
• Человек, который не верил в счастье
• Школьные годы Поля Келвера

Автобиография

• Моя жизнь и эпоха (1926)

Пьесы

• 1886 — Barbara
• 1899 — Sunset
• 1888 — Fennel
• 1888 — Woodbarrow Farm
• 1890 — New Lamps for Old
• 1895 — The Rise of Dick Halward
• 1895 — The Prude’s Progress («Похождения ханжи», в рус. пер. «Мелочи жизни», совм. с Иденом Филпотсом, Eden Phillpotts)
• 1895 — Driftwood (в рус. пер. «Плавучие деревья» и «По течению»; скетч из сборника «Sketches in Lavender, Blue and Green»)
• 1896 — Biarritz
• Ок. 1898 — The MacHaggis
• 1890-е годы — The Russian Vagabond
• 1902 — Miss Hobbs (рус. пер. «Мисс Гоббс»)
• 1909 — Fanny and the Servant Problem
• 1910 — The Passing of the Third Floor Back
• 1911 — The Master of Mrs Chilvers
• 1913 — Esther Castways
• 1914 — The Great Gamble
• 1914 — Robina in Search of a Husband
• 1917 — Cook
• 1926 — The Celebrity
• 1927 — The Soul of Nicholas Snyders

Ссылки

• [lib.ru/JEROM/ Джером, Джером Клапка] в библиотеке Максима Мошкова
• [www.serann.ru/node/1440 Джером, Джером Клапка] в библиотеке Серанн

Примечания

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.

Отрывок, характеризующий Джером, Джером Клапка

Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.