Джерри-островитянин

Джерри-островитянин
Jerry of the Islands
Жанр:	повесть
Автор:	Джек Лондон
Язык оригинала:	английский
Дата первой публикации:	1917 г.

Джерри-островитянин (англ. Jerry of the Islands) — повесть американского писателя Джека Лондона. Героем повести является кобель породы ирландский терьер Джерри, который был братом кобеля по кличке Майкл — героя другой повести Джека Лондона «Майкл, брат Джерри».

Контекст повести

Повесть «Джерри-островитянин» была издана в 1917 году и является одним из последних сочинений Джека Лондона. Действие романа разворачивается на острове Малаита, входящем в архипелаг Соломоновы острова, которые в 1893 году стали протекторатом Великобритании.

В предисловии Джек Лондон сообщает о судне «Минота», на котором он путешествовал. Это судно потерпело крушение у Соломоновых островов. Джек Лондон упоминает о капитане Келларе судна «Евгения», который спас Джека Лондона после кораблекрушения. Писатель сообщает о смерти Келлара, погибшего от рук аборигенов и упоминает о письме, которое он получил от верховного комиссара британских Соломоновых островов К. М. Вудфорда. В этом письме верховный комиссар пишет о карательной операции на соседний остров. Второй целью этой операции был поиск останков погибших общих друзей Джека Лондона и К. М. Вудфорда.

Во время плавания на «Миноте» Джек Лондон и его супруга обнаружили на борту корабля собаку породы ирландский терьер по кличке Пегги. Супруги так привязались к Пегги, что после крушения корабля жена Джека Лондона украла эту собаку:

"… приключения собаки — героя моего романа — являются подлинными приключениями.. Когда я с женой отплыл на «Миноте», мы нашли на борту очаровательного щенка, охотника за неграми; то была такая же гладкошёрстная собака, как и Джерри, а звали её Пеги… Миссис Лондон и я так к ней привязались, что миссис Лондон после крушения «Миноты» сознательно и бесстыдно украла её у шкипера «Миноты»….Мне остаётся прибавить, что Пеги, как и Джерри, родилась у лагуны Мериндж на плантации Мериндж, находящейся на острове Изабелла ".

Сюжет

Джерри родился на острове Санта-Исабель, входящего в архипелаг Соломоновы острова. Хозяином Джерри является мистер Хаггин, который работает надсмотрщиком на плантации Мериндж и использует Джерри для охраны негров. Мистер Хиггин подарил Джерри капитану корабля «Эренджи» Ван Хорну с условием возвратить собаку, если с ним что-либо случится. Корабль «Эренджи» занимался доставкой на остров Малаита так называемых «обратных» негров, проработавших согласно контракта три года на плантации. Во время остановки на острове Малаита корабль «Эренджи» подвергся атаке со стороны аборигенов, во время которой были убиты капитан Ван Хорн и шкипер Бокман, а Джерри был выкинут ударом пинка за борт корабля, который был разграблен и сожжён. В морской воде мальчик-абориген оглушил веслом Джерри и, связав ему ноги, оставил его на берегу. Позднее Джерри принесли в деревню, где вождь племени Башти решил использовать собаку для улучшения экстерьера местных собак. Джерри получил в племени статус «табу» и стал проживать среди людей племени. Джерри вёл довольно спокойную жизнь до тех пор, пока местный колдун Агно не захотел использовать его для жертвоприношения. Чтобы преодолеть «табу», запрещавшее трогать Джерри, колдун Агно науськал собаку на птицу мегапода, которая тоже обладала «табу» и соблазнил выкопать яйца птицы, съесть которые готовился вождь Башти. Джерри был обнаружен на птичьем дворе вождём Башти, когда уже убивал четвёртую птицу. Мегапод обладал высшим, чем у Джерри «табу», поэтому был отдан для жертвоприношения. Джерри был выкуплен старым слепым по имени Наласу. Один из сыновей Наласу убил Ао, который был членом рода Анно. Будучи зрячим Наласу убил главу этого семейства и поэтому ожидал кровной мести со стороны рода Анно. Для защиты от нападения Наласу приобрёл Джерри за свинью.

Через некоторое время деревня, в которой проживал Наласу, была разрушена бомбардировкой с палубы карательного корабля за уничтожения корабля «Эренджи». Во время обстрела Джерри скрылся в джунглях. Пробыв в джунглях долгое время, Джерри стал искать какого-нибудь человека. Выйдя на берег моря он обнаружил следы одного белого человека и следы нескольких чёрных. Увидев вдалеке корабль Джерри, подумав, что это «Эренджи», бросился в море, надеясь увидеть на борту корабля своего любимого капитана Ван Хорна. Джерри заметили на яхте «Ариель», которая совершала кругосветное путешествие. Мистер Гарлей Кеннан, схватив Джерри за загривок, затащил его на борт яхты. Лоцман Джонни, служивший на яхте, узнал Джерри и объявил, что это собака мистера Хаггина с острова Исабель. Позднее Яхта «Ариель» прибыла на гавань Тулаги, где на берегу острова Флориада проживал верховный комиссар, который будучи знаком с мистером Хаггином, узнал Джерри. Комиссар сообщил о находке Джерри мистеру Хаггину, который приплыл на остров Флорида с кобелём Майклом, который был братом Джерри. Состоялась встреча двух братьев — Джерри и Майкла. Через десять дней братьев разлучили. Джерри остался на яхте «Ариэль» с новой хозяйкой Виллой, а Майкл — на острове. Через несколько лет их ожидает новая встреча в Калифорнии.

Ссылки

• Джек Лондон, Джерри-островитянин, М., Астрель, 2011, ISBN 978-5-271-309017-3

Отрывок, характеризующий Джерри-островитянин

– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.



В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.