Джефферсон (округ, Айова)

О других округах США см. Джефферсон (округ).

Округ Джефферсон
Jefferson County

Страна	США
Статус	округ
Входит в	Айова
Административный центр	Фэрфилд
Дата образования	21 января 1839
Население (2010)	16 843
Плотность	15 чел./км²
Площадь	1127 км²
Часовой пояс	UTC-5
Индекс FIPS	101

Дже́фферсон (Jefferson) — один из девяноста девяти округов штата Айова. Окружной центр — город Фэрфилд. По оценке Бюро переписи населения США в 2010 году численность населения составляла 16 843 человек.

История

Округ Джефферсон был образован 21 января 1839 года. Назван в честь 3-го президента США Томаса Джефферсона.

География

Согласно данным Бюро переписи населения США площадь округа Джефферсон составляет 1127 км².

Основные шоссе

• Шоссе 34
• Автострада 1
• Автострада 78

Соседние округа

• Киокак — на северо-западе
• Вашингтон — на северо-востоке
• Генри — на востоке
• Ван-Бьюрен — на юге
• Уапелло — западе

Демография

Перепись населения 2000 года

По данным переписи населения 2000 года в округе проживало 16 181 жителей. Среди них 19,6 % составляли дети до 18 лет, 14,6 % люди возрастом более 65 лет. 50,4 % населения составляли женщины.

Национальный состав был следующим: 95,5 % белых, 1,0 % афроамериканцев, 0,2 % представителей коренных народов, 2,4 % азиатов, 2,6 % латиноамериканцев. 1,0 % населения являлись представителями двух или более рас.

Средний доход на душу населения в округе составлял 19 579 долларов. 14,3 % населения имело доход ниже прожиточного минимума. Средний доход на домохозяйство составлял 43 257 долларов.

Также 88,1 % взрослого населения имело законченное среднее образование, а 31,2 % имело высшее образование.

Перепись населения 2009 года

По данным переписи населения 2009 года в округе проживало 15 472 жителей.

Перепись населения 2010 года

По данным переписи населения 2010 года в округе проживало 16 843 жителей.

Отрывок, характеризующий Джефферсон (округ, Айова)

– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…