Ханнеман, Джефф

Джефф Ханнеман Jeff Hanneman
Основная информация
Полное имя	Jeffrey Hanneman
Дата рождения	31 января 1964(1964-01-31)
Место рождения	Окленд, Калифорния
Дата смерти	2 мая 2013(2013-05-02) (49 лет)
Место смерти	Лос-Анджелес, Калифорния
Годы активности	1981—2013
Страна	США США
Профессии	гитарист, композитор, автор песен
Инструменты	гитара, бас-гитара, вокал
Жанры	трэш-метал, спид-метал
Коллективы	Slayer
Лейблы	American

Джефф Ха́ннеман (англ. Jeff Hanneman; 31 января 1964 года — 2 мая 2013 года) — гитарист и один из основателей американской трэш-метал-группы Slayer. Ханнеман вырос в Лос-Анджелесе, в семье ветерана войны, что сыграло свою роль в его увлечении военной тематикой. Часто это увлечение находит отражение в написанных Ханнеманом песнях, например «Angel of Death».

На Ханнемана оказал влияние панк-рок, и Джефф внёс в Slayer быстрое и более агрессивное звучание. Также он участвовал в написании текстов и музыкального материала на каждом альбоме Slayer и является автором практически всех хитов группы, к коим относятся «Raining Blood», «War Ensemble», «Seasons in the Abyss», «Angel of Death», «Postmortem», «Dead skin mask», «Black magic», «Disciple» которые исполняются почти на каждом концерте группы.

Биография

Джефф Ханнеман родился в Окленде и вырос в Лонг-Бич, Калифорния, в семье ветерана войны. Его отец сражался в Нормандии во Второй мировой войне, а братья во Вьетнаме; так, война была частой темой разговоров за обеденным столом. Фильмы о войне в то время были популярны по телевидению, Джефф вместе с братьями собирал и раскрашивал модели танков и самолётов. Интерес к войне и военной истории — важная часть его воспитания.

В 1981 году, во время прослушивания для участия в блюзовой группе, Ханнеман встретил гитариста Керри Кинга. Два гитариста начали общаться и играть песни Iron Maiden и Judas Priest. Slayer были основаны, когда Кинг спросил: «Почему мы не создаем нашу собственную группу?» (англ. "Why don't we start our own band?), на что Ханнеман ответил: «…Чёрт, да!» (англ. "...Fuck yeah!"). В 1982 году, Ханнеман, Дэйв Ломбардо и гитарист Suicidal Tendencies Рокки Джордж (Rocky George) играли недолго в панк сайд-проекте, названном Pap Smear. В 1996 году две песни Pap Smear были выпущены на кавер-альбоме Slayer «Undisputed Attitude».

В 1997 году Ханнеман женился на Кейтрин, с которой познакомился в начале 1980-х. Пара не имела детей и жила в Лос-Анджелесе, в сорока минутах от Кинга. Пока Джефф ездил в гастроли со Slayer, Кейтрин ждала дома; Кейтрин отправлялась в туры с группой дважды за двадцать лет.

Ханнеман и басист/вокалист Slayer Том Арайа избавились от кокаиновой зависимости. Они решили отказаться от этого, когда осознали: «Это может привести только к смерти, это зашло слишком далеко» (англ. "this can lead to only death or something, this is going too far"). Арайа и Ханнеман ограничивают себя в употреблении пива. Любимая марка Ханнемана — лагер Heineken; Его можно было увидеть пьющим это пиво за кулисами. В течение тура «The Unholy Alliance: Chapter II», Ханнеман играл на гитаре с логотипом Heineken (только вместо Heineken на логотипе написано Hanneman).

Интерес к истории нацистской Германии

Ханнеман увлекался коллекционированием военных немецких медалей, и нацистская Германия отображена в некоторых написанных им текстах. Интерес к нацистской Германии начался с трофейных медалей, подаренных ему отцом. Его самая большая гордость — Рыцарский крест, купленный у поклонника Slayer за $1000. В туре с Motörhead, Ханнеман обнаружил, что вокалист Motörhead Лемми тоже интересуется медалями, и они провели много времени обсуждая медали, оружие и тактику, используемые вермахтом.

После выхода альбома «Reign in Blood», за текст песни «Angel of Death», на Slayer посыпались обвинения в симпатиях к нацизму. В песне содержатся подробности об опытах нацистского врача Йозефа Менгеле над узниками Освенцима во время Второй мировой войны, прозванного «Ангел Смерти». На эти обвинения Ханнеман ответил: «Я не отразил в тексте песни тот факт, что он был действительно плохой человек, потому что для меня, что ж, это совершенно очевидно. Это настолько очевидно, что мне не стоит даже говорить вам об этом». (англ.) «nothing I put in the lyrics that says necessarily he was a bad man, because to me — well, isn’t that obvious? I shouldn’t have to tell you that.» Участники группы часто заявляли, что не оправдывают нацизм, а лишь интересуются этой темой.

Тексты и музыка

Ханнеман написал музыку к самым любимым поклонниками группы песням, таким как «South of Heaven», «War Ensemble», «Raining Blood», «Angel of Death», «Mandatory Suicide» и «Seasons in the Abyss», которые входят в обязательную программу выступлений Slayer. Любимый альбом Ханнемана — «Reign in Blood», и он наслаждался, исполняя песни «Raining Blood» и «Angel of Death».

Он писал музыкальный материал и тексты к каждому альбому Slayer. Музыка и тексты, написанные им в партнёрстве с Томом Арайа, затмевают творческий вклад Керри Кинга.

При сочинении нового материала, группа сперва пишет музыку и лишь затем лирику. Ханнеман часто записывал риффы у себя дома, используя многодорожечную запись и драм-машину; после этого, показывал сочинённые риффы другим участникам, чтобы услышать их мнение; Кинг и Ломбардо могут внести некоторые изменения, а затем Slayer делают из риффов обычную по структуре композицию и решают, где быть вокалу и гитарным соло. Ханнеман заявлял, что написание музыки и текстов разрешено всем в Slayer. «Иногда я в духе и у меня накапливается больше материала, то же самое бывает с Керри. Каждый может писать что угодно, если получается нормально, мы используем в песнях, иначе — нет».

Музыкальные инструменты

Во время туров, Hanneman использовал шесть гитар с разными строями. Ранние альбомы, такие как Haunting the Chapel — Divine Intervention имеют строй E♭ (на полтона ниже стандартного), в то время как более поздние альбомы, вроде Diabolus in Musica — Christ Illusion имеют ещё более пониженный строй (например, B, C#), первый альбом Show No Mercy был записан в стандартном строе, однако живые концерты соответствующих песен с 1984 года играются в E♭ (Ми-бемоле).

• ESP Jeff Hanneman Signature model.
• Jackson Custom Shop Soloist with 2 EMG Pickups
• EMG 81/85 Pick-ups with EMG SPC Mid-Boost circuit
• Kahler bridges
• D'Addario .009-.042 Strings
• Shure Wireless System,
• Dunlop Crybaby From Hell Wah-Wah Pedal
• Eventide H3000S Harmonizer
• MXR Super Comp
• MXR Smart Gate
• MXR 10 band EQ
• Monster cable
• Marshall JCM-800 amplifiers,
• Marshall ModeFour Speaker Cabinets (Either 280 or 400 Watt Models)

Травма руки

В середине января 2011 года произошёл несчастный случай, из-за которого Ханнеман вполне мог лишиться руки.

Ханнеман принимал горячую ванну с холодным пивом, когда заметил, что паук кусает его за руку. «Я этого даже не почувствовал», — рассказывает он. — «Но уже через час я понял, что болен». По дороге в больницу «я видел, как разлагается плоть», — вспоминает он. — «Рука была очень горячей. Я попал в отделение экстренной помощи, и, слава богу, медсестра сразу поняла, что со мной. Хотя такие случаи достаточно редки, ей недавно попадался аналогичный. В этот момент я был на волосок от смерти».

Хотя укус паука сам по себе не представлял опасности, он вызвал бактериальное заражение нижних слоев кожи и тканей руки. «Невероятно, но доктор оказался поклонником Slayer», — говорит Ханнеман. — «Он начал общение со мной так: „Сначала я спасу твою жизнь. Затем я спасу твою руку. Затем я спасу твою карьеру“».

Ханнеман перенес срочную операцию по удалению отмерших и отмирающих тканей. Врачу удалось спасти мускулы и сухожилия, но у гитариста осталась большая открытая рана на руке. Следующие два месяца он провел в больнице, где ему пересаживали кожу и давали большие дозы антибиотиков, чтобы победить инфекцию. «Мне пришлось заново учиться ходить», — говорит Ханнеман. — «Я целый месяц не вставал с постели. Пересадки кожи были очень болезненными, а все мускулы и сухожилия в руке ослабли. Но я справился. Я считаю, что мне повезло в том, что медсестра и врач сразу поняли, что со мной случилось, потому что в противном случае все могло бы быть гораздо хуже».

Пока коллеги Ханнемана по Slayer выполняли гастрольные обязательства с помощью временного гитариста Гэри Холта из Exodus, Джефф потратил большую часть 2011 года на восстановление после болезни.. «О чем-то подобном я мог написать в одной из своих песен», — признает он. — «Все неприятности, которые могли случиться со мной в этом году, случились. Но сейчас все нормально. Сатана прикрыл меня со спины».

Смерть

2 мая 2013 года в 11 часов утра (UTC-8, 23 часа MSK) Джефф Ханнеман скончался от печёночной недостаточности.

Коллеги из Slayer:

Том:

«Когда мы только сформировали SLAYER, постоянно репетировали, с каким-то религиозным исступлением, 24 часа в сутки, семь дней в неделю. Мы с Джеффом часто зависали и общались, он жил в гараже моего отца, одновременно служившего нашей репетиционной точкой. Когда у него появилось собственное жилье, у него был 8-ми дорожечный магнитофон и я приходил к нему записать собственные песни, не песни SLAYER, а другие свои сочинения. На определенном этапе, музыкант играет в группе, но начинает жить своей жизнью, отдельно от группы, просто уже не живешь своей группой круглосуточно, постоянно и не проводишь так много времени вместе, как раньше. Я скучаю по тем давним временам. Помню, как мы были в Нью-Йорке, записывали альбом „South Of Heaven“. Мы с Джеффом жили в одном отеле, и нам надо было ехать в студию — кажется, та самая студия находилась в квартале „Chung King“, просто жалкое местечко. В итоге мы вышли из отеля и решили прогуляться, но потом начался дождь. Мы прошли не больше пяти кварталов, но дождь явно усилился, так что мы вымокли до нитки, и тогда решили взять такси. И вот представляете картину, два длинноволосых чувака в кожаных куртках, мокрые как крысы, тормозят „мотор“ чтобы добраться до студии. Естественно, никто бы не остановился, чтобы нас подкинуть. Пришлось тащится пешкодралом. Джефф был „дорогой жизни SLAYER“, он написал так много песен, за которые всегда будут помнить эту группу. Он был добродушным, хорошим парнем».

Керри:

«Я так часто и с огромным удовольствием общался с Джеффом… Помню, как в начале нашей карьеры, на гастролях, мы с ним допоздна не ложились спать, запросто могли всю ночь проторчать в гастрольном автобусе, просто тусовались, разговаривали, смотрели вместе какие-то фильмы… фильмы о Второй Мировой Войне, какие-то ужастики, мы столько раз вместе смотрели „Цельнометаллическую оболочку“, что практически знали наизусть все диалоги героев этого фильма. Он был очень увлечен историей Второй мировой войны. Его отец воевал на той войне, поэтому когда SLAYER впервые выступали в России — кажется в 1998 — мы с Джеффом ходили по московским музеям военной истории. Никогда не забуду как он обходил музейную экспозицию, рассматривал все эти танки, оружие и прочие предметы. В тот момент он был похож на мальчишку, проснувшегося в рождественское утро. Но это была „его тема“, он прекрасно разбирался в истории Второй Мировой, причем настолько хорошо, что вполне бы мог преподавать эту историю в школе».

. Как констатировали врачи, это могло стать последствием укуса паука в 2011 году.. Ему было 49 лет. Официальная причина смерти — цирроз печени, связанный со злоупотреблением алкоголя.

Slayer

• Show No Mercy (1983)
• Hell Awaits (1985)
• Reign in Blood (1986)
• South of Heaven (1988)
• Seasons in the Abyss (1990)
• Divine Intervention (1994)
• Undisputed Attitude (1996)
• Diabolus in Musica (1998)
• God Hates Us All (2001)
• Christ Illusion (2006)
• World Painted Blood (2009)
• Repentless (2015) — посмертно (в альбом включена песня, написанная Джефом до смерти, и перезаписанная группой в 2014)

Ссылки

• [www.drugmetal.ru/blog/shestkie_terki/16165.html JEFF HANNEMAN: «Я БЫЛ 'НА ВОЛОСОК ОТ СМЕРТИ' ПОСЛЕ УКУСА ПАУКА»]
• [www.slayerized.com/band/bandmembers/jeffhanneman.html Биография]
• [web.archive.org/web/20040723045337/www.angelfire.com/rock/e4/slayerint.html Интервью]
• [ru-news.ru/art_desc.php?aid=9762 Скончался основатель группы Slayer Джефф Ханнеман]

Отрывок, характеризующий Ханнеман, Джефф

– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.