Джехутихотеп II

Джехутихотеп егип. Ḏḥwty-ḥtp («Джехути умиротворён»)<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Джехутихотеп II. Фреска из гробницы в Дейр эль-Берша</span>ruen</td></tr>
Номарх Унута
конец XX — 1-я половина XIX вв. до н. э.
Монарх:	Аменемхет II, Сенусерт II, Сенусерт III
Предшественник:	Аменемхет
Преемник:	Джехутинахт VII
Место погребения:	Дейр эль-Берша</span>ruen, гробница № 17L20/1 (или 2)
Отец:	Каи III
Мать:	Сат-хепер-ка
Супруга:	Хатхорхетеп

Джехутихотеп II (также Тхутихотеп, Тотхотеп или Тхотхотп) (егип. Ḏḥwty-ḥtp) — номарх XV верхнеегипетского нома (септа) Унут в период правления фараонов Аменемхета II, Сенусерта II и Сенусерта III (конец XX — 1-я половина XIX вв. до н. э.). В состав его титулатуры входили титулы и эпитеты «наследный князь, номарх, великий предводитель нома Унут, владыка тайн своих святилищ, распорядитель жрецов, управитель Обоих Престолов, казначей царя Нижнего Египта, друг единственный, начальник Нехеба, страж Нехена, великий из Пяти в храмах Тота Верхнего и Нижнего Египта, предводитель номов Верхнего Египта». Внук номарха Нехери II.

Происхождение

Джехутихотеп II происходил из могущественной династии номархов, управлявшей номом Унут со времён Первого переходного периода (или, по крайней мере, со времён прихода к власти XII династии). Его отец Каи (III), по всей видимости, был четвёртым сыном номарха Нехери II и, соответственно, младшим братом номархов Джехутинахта VI и Аменемхета, а также «хранителя печати царя Нижнего Египта» (егип. sḏ3wty-bity) Нехери (III). Сам Каи III служил при царском дворе, занимая должность верховного жреца погребального комплекса Сенусерта I в эль-Лиште</span>^ru_en. Матерью Джехутихотепа была Сат-хепер-ка, происхождение и род занятий которой неизвестны. У Джехутихотепа было две сестры, имена которых не сохранились.

Политическая биография

Джехутихотеп родился, по-видимому, во время правления царя Сенусерта I (1956—1910 годы до н. э.). Должность номарха Унута Джехутихотеп II занял по наследству в период царствования Аменемхета II (около 1914—1879 годы до н. э.) либо Сенусерта II (1882—1872 годы до н. э.). По мнению некоторых исследователей, Джехутихотеп был назначен наследником номаршей должности ещё в конце правления своего деда Нехери II. В одной из надписей на фасаде гробницы Джехутихотепа указывается, что в детстве он был «царским ребёнком» (воспитанником) при дворе Аменемхета II, где видимо и получил образование вместе с детьми царя. В дальнейшем Джехутихотеп получил придворный титул «друга единственного» и возможно именно тогда наследовал пост номарха Уната по смерти своего дяди Аменемхета либо стал его соправителем, когда Аменемхет был ещё жив.

Будучи одним из наиболее могущественных номархов Унута, Джехутихотеп II претендовал на главенство над всем Верхним Египтом — об этом, в частности, свидетельствует принятый им титул «предводителя номов Верхнего Египта». Несмотря на своё положение, он оставался лояльным царям XII династии. В одной из надписей в своей гробнице Джехутихотеп с гордостью сообщает о «ежедневных приношениях», направляемых на уплату налогов царю «во веки веков».

Наградой за верность стало царское дозволение Джехутихотепу II возвести величественную и просторную усыпальницу в фамильном некрополе в Дейр эль-Берша</span>^ru_en и вытесать из цельной глыбы алебастра гигантскую статую сидящего Джехутихотепа. Сохранилась фреска из гробницы номарха, изображающая транспортировку его подданными этой статуи из алебастровых карьеров Хатнуба к гробнице Джехутихотепа на берегу Нила (следов самой статуи до настоящего времени не обнаружено). По подсчётам исследователей, эта статуя весила около 60 тонн, высота её составляла 13 локтей, то есть примерно 6 с половиной метров. На фреске изображён сам номарх, следовавший за статуей в сопровождении родственников, жрецов, опахалоносцев, воинов и оруженосцев, а также создатель статуи Сепи, сын Нахтанхи, руководивший работами по её транспортировке. На фреске имеются надписи, содержащие мнение участников происходящего: «О возлюбленный Тотом Джехутихотеп, любимый царём, всегда любимый горожанами своими, всегда хвалимый богами его (нома) всеми! Храмы в празднестве, сердца их радостны. Видят они милость к тебе от царя... Ном Унут в празднестве! Сердце его радуется. Старцы его, дети и воины его процветают. Дети его пляшут, сердца их в празднестве. Видят они владыку своего и сына владыки своего, осенённых милостью властелина — созидающих монументы свои». Статую, поставленную на деревянные салазки, волокли по специально построенной для этого дороге четыре ряда слуг (всего 172 человека), сопровождаемые восторженными криками подданных номарха. В надписи, комментирующей изображение, Джехутихотеп признавал сложность процесса транспортировки по этой дороге и отмечал энтузиазм присутствующих при этом жителей нома: «Воистину трудно, по мнению людей, тащить громаду по ней из-за камня тяжёлого постамента песчаникового. Повелел я, чтобы прибыли дружины юных рекрутов, дабы проложить для него дорогу, вместе с некропольским отрядом камнетёсов, и вместе с ними руководители опытные. Говорят люди, сильные рукой: «Идём мы, чтобы доставить его!» Сердце моё радуется. Собравшиеся горожане ликуют. О, сколь прекрасно зрелище! — более вещи всякой. Старец там, опирающийся на ребёнка; сильные рукою вместе со слабыми. Сердца их воодушевлены. Руки их сильны. Каждый там силён, как тысяча человек. И вот образ этот прямоугольный выходит из горы! Велик он весом более вещи всякой... Рождённые мною и любимые мною красуются позади меня. Номовые люди мои воздают хвалебствия...».

Джехутихотеп II, по всей видимости, умер в период правления царя Сенусерта III — его имя, заключённое в картуш, упоминается в надписях гробницы номарха. В настоящее время неясно, наследовал ли кто-либо из сыновей Джехутихотепа должность номарха Унута после его смерти. Следующим известным науке номархом Унута в период царствования Сенусерта III или Аменемхета II является Джехутинахт VII, рождённый Анху, происхождение которого достоверно неизвестно.

Титулатура

Джехутихотеп II, традиционно для номархов Древнего Египта, одновременно занимал в своём номе высшие гражданские, военные и религиозные должности, обладая соответствующим набором титулов и эпитетов. Многочисленная и вариативная титулатура Джехутихотепа, по подсчётам исследователей, состояла не менее чем из 38 составляющих и включала в себя, помимо прочих, следующие титулы и эпитеты:

• «Наследный князь, номарх, великий предводитель нома Унут и владыка тайн своих святилищ»
• «Номарх, распорядитель жрецов и великий предводитель нома Унут»
• «Наследный князь, номарх, управитель божественных жертвоприношений, номарх и управитель Обоих Престолов»
• «Казначей царя Нижнего Египта, друг единственный, знакомый царю»
• «Начальник Нехеба, страж Нехена, жрец Маат».

Согласно исследованиям Натали Фаври, среди всех титулов Джехутихотепа, обнаруженных на стенах его гробницы в некрополе Дейр эль-Берша</span>^ru_en, пять титулов являются уникальными — они встречаются только в надписях этого номарха:

• «Великий из Пяти в храмах Тота Верхнего и Нижнего Египта» (егип. wr djw m ḥwwt Ḏḥwty nt Šmʿw Tȝ-mḥw)
• «Великий из Пяти в доме Тота» (егип. wr djw m pr Ḏḥwty)
• «Начальник тайн во владениях Тота» (егип. ḥry sštȝ n ḫt Ḏḥwty)
• «Предводитель номов Верхнего Египта» (егип. ḥry-tp spȝwt Šmʿw)
• «Староста Дворца в Двойном Доме» (егип. smsw jst m prwy).

Первые три из этих пяти титулов, равно как и титул «управитель Обоих Престолов», указывают на то, что Джехутихотеп II занимал должность верховного жреца бога Тота в Хемену, а титул «предводитель номов Верхнего Египта» свидетельствует о претензиях номарха Унута на административно-политическую гегемонию не только над своим номом, но и над всем Верхним Египтом.

Семья

Джехутихотеп II был женат на Хатхорхетеп, служившей жрицей богини Хатхор и носившей титул «госпожи Дома». Среди многочисленных женщин, запечатлённых в семейных сценах на стенах гробницы Джехутихотепа, присутствуют меньшие по размеру изображения двух, одетых также как жена и сёстры номарха. Положение этих женщин обозначено словом анхет (егип. ʿnḫt), которое очевидно можно перевести как наложница. Сохранились имя и эпитеты одной из них: «анхет его, любимая им, творящая угодное ему ежедневно, Джехутихетеп».

У Джехутихотепа и Хатхорхетеп было восемь детей — три сына и пять дочерей. Сыновей звали Шемсуемхауеф, Сенусертанх и Нехери (IV). Из пяти имён дочерей Джехутихотепа сохранились только три: Небу-Унут, Сат-хепер-ка (II) и Сат-хеджет-хетеп (II).

Гробница

Гробница Джехутихотепа — наиболее впечатляющее и, вероятно, наиболее подробно изученное погребение в некрополе Дейр эль-Берша</span>^ru_en. К сожалению, много веков назад гробница сильно пострадала от землетрясения, которое полностью разрушило потолок внешней камеры и фронтальный фасад усыпальницы. Фасад, по-видимому, представлял собой величественное архитектурное сооружение, в центре которого находились две величавые колонны с капителями в форме пальмовых листьев, поддерживавшие массивный архитрав. Крапчатый, под мрамор, фасад был окрашен в розовый цвет с бледно-зелёными элементами. По сторонам были обнаружены надписи с именами царей Египта — современников Джехутихотепа. Пространство за колоннами составляло претворявшую вход внешнюю камеру, стены которой были украшены рельефными изображениями сцен охоты на птиц при помощи сетей и рыбалки при помощи копья или гарпуна. Левая стена, ныне полностью разрушенная, вероятно, содержала сцены сражений и изображения борцов, подобные изображениям в гробницах Бени-Хасана того же периода. Узкий вход в усыпальницу ведёт из внешней камеры во внутренний (главный) прямоугольный зал, длина которого составляет 25 футов, ширина — 20, высота — 13 футов 6 дюймов. Стены главного зала покрыты рельефными и фресковыми изображениями. На внутренней стене фасада с левой стороны от входа изображена знаменитая сцена транспортировки алебастровой статуи Джехутихотепа («Колосс на салазках»), с правой — сцена плавания по Нилу и сцена приношения ежегодной дани в виде рогатого скота. На внутренней стене изображён сам Джехутихотеп со своей женой и одним из сыновей во время охоты на диких птиц при помощи сети. Номарх наблюдает за рыбаками, вытягивающими сеть на берег, и принимает пойманных птиц и рыб. Большая часть правой стены в результате землетрясения была разбита на фрагменты, по которым можно установить, что на ней были изображены члены семьи номарха, а также его рабы, занятые сельскохозяйственными работами, садоводством и другими повседневными занятиями.

Посреди внутренний стены главного зала находится святилище покойного номарха, представляющее из себя вырубленную в скале небольшую камеру уровнем на три низкие ступени выше пола. Ширина святилища составляет около 4 футов, длина и высота — 8 футов. Боковые стены святилища украшены сценами приношения жертв. В отличие от многих других подобных святилищ в гробницах сановников Среднего царства, в святилище Джехутихотепа II не было обнаружено его статуи. На внутренней стене святилища находится барельеф, изображающий Джехутихотепа вместе с его отцом Каи. Обе фигуры изображены равной высоты и расположены друг напротив друга.

Гробница Джехутихотепа II, как и весь некрополь Дейр эль-Берша, была открыта в 1817 году во время экспедиции британских морских офицеров Джеймса Манглса и Чарльза Ирби. Наиболее полно гробница была исследована и подробно описана Перси Ньюберри</span>^ru_en, издавшим её описание в 1895 году.

Литература

• Edward Brovarski [www.academia.edu/5630065/The_Hare_and_Oryx_Nomes_in_the_First_Intermediate_Period_and_Early_Middle_Kingdom The Hare and Oryx Nomes in the First Intermediate Period and Early Middle Kingdom] (англ.) // Egyptian Culture and Society (cahier № 38). — Conseil Suprême des Antiquités de l'Égypte, 2010. — Vol. 1. — P. 31—85. — ISBN 978-977-479-845-6.
• James Henry Breasted. [archive.org/stream/BreastedJ.H.AncientRecordsEgyptAll5Vols1906/Breasted%2C%20J.H._Ancient%20Records%20Egypt%20all%205%20vols%20%281906%29#page/n249/mode/2up Ancient Records of Egypt]. — Chicago: The University of Chicago Press, 1906. — Vol. I. — P. 306—312.
• Louise Gestermann [www.degruyter.com/view/j/zaes.2008.135.issue-1/zaes.2008.0003/zaes.2008.0003.xml?format=INT Die Datierung der Nomarchen von Hermopolis aus dem frühen Mittleren Reich – eine Phantomdebatte?] (нем.) // Zeitschrift für Ägyptische Sprache und Altertumskunde. — 2008. — Vol. 135. — S. 1—15. — ISBN 0044-216X. — DOI:10.1524/zaes.2008.0003.
• Nathalie Favry L’hapax dans le corpus des titres du Moyen Empire (фр.) // Revue numérique d'Égyptologie NeHet. — Paris-Sorbonne — Université Libre de Bruxelles, 2014. — Vol. 1. — P. 71—94.
• Nathalie Favry. [books.google.ru/books?id=G2Fxp8OmShcC&pg=PR1&dq=%22S3+rnpwt+II%22&hl=ru&sa=X&ei=6i8HVYqWOsj5ywOxh4L4CA&ved=0CBwQ6AEwAA#v=onepage&q=%22S3%20rnpwt%20II%22&f=false Le nomarque sous le règne de Sésostris Ier]. — Paris: Presses de l'Université de Paris-Sorbonne (PUPS), 2004. — P. 56—58. — 431 p. — ISBN 2-84050-276-3.
• Percy E. Newberry</span>^ru_en. [digi.ub.uni-heidelberg.de/diglit/newberry1895bd1/0009?sid=0804ebfb13965629faeeb6677eee85d7 El Bersheh (Part I)] // Archaeological Survey of Egypt / Edited by Francis L. Griffith. — London: Egypt Exploration Society, 1895. — 70 p.
• [www.dayralbarsha.com/node/11 Report of the 2004—2005 Campaigns of the Belgian Mission to Dayr al-Barsha] (англ.) // Mitteilungen des Deutschen Archäologischen Instituts, Abteilung Kairo. — De Gruyter, 2009. — Bd. 65. — P. 377—432. — ISBN 978-3-11-020890-0.

Ссылки

• [www.osirisnet.net/tombes/el_bersheh/djehoutyhotep/e_djehoutyhotep_01.htm Djehutihotep]. The Osirisnet project. Thierry Benderitter (2014). Проверено 12 апреля 2015.

Отрывок, характеризующий Джехутихотеп II

Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.