Дживс и Вустер (телесериал)
Поделись знанием:
В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.
Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
Эта статья — о сериале. О цикле романов и рассказов П. Г. Вудхауза см. Дживс и Вустер.
| Дживс и Вустер | |
| Jeeves and Wooster | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| В ролях | |
| Страна | |
| Количество сезонов |
4 |
| Количество серий |
23 |
| Производство | |
| Продюсер | |
| Режиссёр | |
| Сценарист |
Клайв Экстон |
| Хронометраж |
50 мин. |
| Трансляция | |
| Телеканал | |
| На экранах | |
| Ссылки | |
| IMDb | |
«Дживс и Ву́стер» (англ. «Jeeves and Wooster») — известный британский комедийный телесериал, снятый по мотивам романов П. Г. Вудхауза о молодом английском аристократе Бертраме (Берти) Вустере и его камердинере Реджинальде Дживсе. Сериал широко известен в мире, получил 2 приза «BAFTA TV Award»: в 1992 году за лучший дизайн и в 1993 за лучшую графику.
Содержание
Сюжет
Сериал снят по мотивам цикла рассказов и романов П. Г. Вудхауза о молодом британском аристократе Берти Вустере и его находчивом камердинере Дживсе. Действия в телесериале разворачиваются в основном в Лондоне, его пригородах, и в Нью-Йорке в 1920-х — годах. Берти Вустер — это молодой богатый аристократ-бездельник из «золотой молодёжи», выпускник Итона, в общем не блистающий умом, но являющийся при этом истинным благородным джентльменом. Как и в романах, в телесериале Берти и его друзья часто попадают во всякие забавные передряги и авантюры, и только гений Дживс, находчивый и эрудированный камердинер, помогает им выпутаться.
Неприятности Берти часто возникают из-за того, что его намереваются женить на не вполне подходящей девушке (от строгих «сержантов в юбке» до слишком сентиментальных и возвышенных особ), а Берти любой ценой стремится уклониться от помолвки и брака с ними. Другой источник головной боли Берти Вустера — это две его тётушки: энергичная тётя Дэлия, которая раньше занималась охотой на лис и оттого имеет соответствующую выправку и голос; и тётя Агата — «проклятие дома Вустеров» — строгая и чопорная особа. Дэлия вполне хорошо относится к Берти, Агата не так хорошо, но обе они считают его глупым и безвольным. Обе тёти постоянно вовлекают Берти в разные неприятности, давая ему неловкие, подчас абсурдные и противозаконные поручения, которые он вынужден выполнять под страхом отлучения от гениальной стряпни французского повара Анатоля (как в случае с тётей Дэлией) или в результате слабохарактерности и джентльменского воспитания (как в случае с тётей Агатой).
Берти также состоит в клубе «Трутни», где обитает много таких же, как он, богатых аристократов, со многими из которых он давно знаком или учился вместе. Друзья Берти тоже частенько влипают в разные истории, и Дживсу тоже приходится их выручать.
В главных ролях
В течение сериала актёрский состав несколько раз менялся, некоторые актёры (например, Франческа Фолан и Ричард Брейн) исполнили по несколько ролей. Помимо Стивена Фрая и Хью Лори в съёмках всех четырёх сезонов участвовали Роберт Доус, Джон Тёрнер и Джон Вуднатт.
- Стивен Фрай — Ре́джинальд (Реджи) Дживс
- Хью Лори — Бертрам Уилберфорс (Берти) Вустер
- Мэри Уимбуш (1—3 сезон), Элизабет Сприггс (4 сезон) — тётушка Агата Грегсон
- Франческа Фолан (1 сезон), Диана Блэкбёрн (2 сезон), Элизабет Мортон (3—4 сезон) — Мадлен Бассет
- Джон Вуднатт — сэр Уоткин Бассет
- Шарлотта Аттенборо (2, 4 сезон), Аманда Харрис (3 сезон) — Стефани (Стиффи) Бинг
- Фиона Гиллис (3 сезон), Франческа Фолан (4 сезон) — леди Флоренс Крей
- Бренда Брюс (1 сезон), Вивиан Пиклз (2 сезон), Патрисия Лоуренс (3 сезон), Джин Хейвуд (4 сезон) — тётушка Дэлия Трэверс
- Ричард Гарнет (1—2 сезон), Ричард Брейн (3—4 сезон) — Огастас (Гасси) Финк-Нотл — большой знаток тритонов
- Элизабет Кеттл (1—2, 4 сезон) — Гонория Глоссоп
- Роджер Брирли (1—2 сезон), Филип Лок (4 сезон) — сэр Родерик Глоссоп
- Роберт Доус — Хильдебранд (Таппи) Глоссоп
- Джон Тёрнер (1—4 сезон) — сер Родерик Споуд Лорд Ситкап (фашист-любитель)
- Кэмбелл Моррисон (2 сезон), Стюарт Харвуд (3 сезон), Сидни Ливингстон (4 сезон) — констебль Юстас Оутс
- Майкл Сиберри (1—2 сезон), Пип Торренс (3—4 сезон) — Ричард (Бинго) Литтл
- Саймон Тревис — викарий Гарольд Пинкер («Вонючка Пинкер»)
- Анастасия Хилл (4 сезон) — Рози М. Бэнгс
- Ральф Майкл (1, 4 сезон) — Том Трэверс
- Розалин Найт (3 сезон) — леди Дафна Уинворд
- Адам Блеквуд (1 сезон), Мартин Клунис (2 сезон) — Барми Фотерингей-Фиппс
- Джейн Даунс (1, 2 сезон) — леди Глоссоп
- Фрэд Эванс (2, 4 сезон) — Бринкли
- Ричард Брейн (1 сезон) — Руперт Стегглз
Саундтрек
| The World of Jeeves and Wooster | |
 | |
| саундтрек | |
|---|---|
| Дата выпуска | |
| Жанр | |
| Длительность |
70:06 |
| Продюсер |
Buffalo Music Ltd. |
| Страна | |
| Лейбл | |
|
| |
| Композитор |
Энн Дадли |
| Исполнители |
«The Dover Street Jazzomaniacs» |
В 1992 году под лейблом компании EMI вышел саундтрек к сериалу под названием «The World of Jeeves and Wooster», в записи которого участвовала группа «The Dover Street Jazzomaniacs» и вокальное трио «The Courteous Cousins». В альбом вошли инструментальные композиции, написанные обладательницей «Оскара» Энн Дадли специально для сериала, несколько танцевальных мелодий и песни «Лентяйка Минни» (англ. Minnie The Moocher) и «Нагасаки» (англ. Nagasaki), в исполнении Хью Лори и Стивена Фрая, но не были включены такие песни как «Мой малыш» (англ. Sonny Boy), «Испанка» (англ. Lady of Spain) и «47 рыжих моряков» (англ. 47 Ginger Headed Sailors) и многие другие, прозвучавшие в сериале в исполнении различных актёров.
На диске также можно услышать диалоги, написанные сценаристом сериала Клайвом Экстоном.
Список композиций
- Jeeves And Wooster (Дадли) — 1:13
- Jeeves And Wooster Say What Ho! (Экстон) — 1:03
- The Blue Room The Delightful Song Foxtrot (Роджерс/Харт) — 3:08
- Meanwhile in Berkley Square (Дадли) — 2:07
- Barmy’s Choice (Диксон/Уоррен/Экстон) — 1:39
- Nagasaki (Диксон/Уоррен) — 2:56
- The Amateur Dictator (Suite For Spode) (Дадли) — 4:32
- Because My Baby Don’t Mean Maybe Now The Popular One Step (Дональдсон) — 3:28
- Midnight In Mayfair (Дадли) — 2:48
- Minnie The Moocher Is Alive And Well And Living In Berkley Square (Кэллоуэй/Экстон) — 2:30
- Minnie The Moocher (The Comedy Concoction!) (Кэллоуэй) — 3:23
- A Weekend In The Country (Дадли) — 3:52
- Changes (A vocal harmony jaunt) (Дональдсон) — 2:54
- Fire! (Дадли) — 1:43
- If I Had A Talking Picture Of You (ДиСильва/Браун/Хендерсон) — 2:45
- Jeeves And Wooster Say Tinkerty Tonk! (Экстон) — 0:29
- The Daily Grind (Дадли) — 2:10
Список серий
Сезон 1 (1990)
Режиссёр Роберт Янг.
| № серии | Дата | Название[1] | Адаптация |
|---|---|---|---|
| 1 (1x01) | 22 апреля 1990 | «In Court After the Boat Race» «Jeeves' Arrival» «Jeeves Takes Charge» (рус. «Знакомство») |
|
| Тётушка Агата намерена женить Берти Вустера на Гонории Глоссоп. Чтобы избежать такой незавидной участи Берти пытается наладить отношения между Гонорией и своим другом Бинго Литтлом. | |||
| 2 (1x02) | 29 апреля 1990 | «Bertie is in Love» «Golf Tournament» «Tuppy and the Terrier» (рус. «Турнир по гольфу») |
|
| Вустер хочет жениться на Бобби Уигхэм, но она создает так много проблем, что Берти отказывается от этой идеи. По просьбе тети Делии Дживс разрушает вероятные отношения Таппи с певичкой, и Таппи возвращается к Анджеле, дочери тети Делии и кузине Вустера. | |||
| 3 (1x03) | 6 мая 1990 | «The Village Sports Day at Twing» «The Gambling Event» «The Purity of the Turf» (рус. «Азартные игры») |
|
| Брат тети Агаты, Джордж Вустер, немолодой лорд Яксли, хочет жениться на официантке, но потом из-за действий Дживса переключается на бывшую барменшу, свою старую любовь. Вустер и Дживс едут на сельский праздник, на котором проигрывают (во многом из-за махинаций одного из организаторов) во всех пари, кроме одного. | |||
| 4 (1x04) | 13 мая 1990 | «How Does Gussie Woo Madeline?» «The Hunger Strike» (рус. «Диета Вустеров») |
|
| Гасси Финк-Ноттл влюбляется в Мадлен Бассет, и Вустер пытается помочь другу установить отношения с Мадлен. Тетя Делия требует, чтобы Вустер приехал к ней для вручения наград в классической гимназии. Параллельно Берти пытается наладить отношения кузины Анджелы и Таппи. В итоге Гасси, Таппи и тете Делия используют «диету Вустера», что приводит к увольнению великолепного повара Анатоля. | |||
| 5 (1x05) | 13 мая 1990 | «Will Anatole Return to Brinkley Court?» «The Matchmaker» «Brinkley Manor» (рус. «Под дождём») |
|
| Анатоль усилиями Дживса возвращается. Вустер вновь пытается наладить отношения Гасси с Мадлен, и Таппи с Анджелой. Гасси вручает награды в гимназии, но из-за планов и действий Вустера, это превращается в скандал. В итоге Дживсу удаётся всех примирить, но для этого Вустеру приходится проехать под дождем ночью на велосипеде 18 миль. | |||
Сезон 2 (1991)
Режиссёр Саймон Лэнгтон.
| № серии | Дата | Название[2] | Адаптация |
|---|---|---|---|
| 6 (2x01) | 4 апреля 1991 | «The Silver Jug» «Jeeves Saves the Cow Creamer» (рус. «Серебряный молочник ») |
|
| По требованию тети Делии Вустер пытается украсть у сэра Уоткина Бассета серебряный молочник в форме коровы. Того же от Вустера хотят Стиффи Бинг и его старый знакомый Гарольд Стинкер-Пинкер. Отношения Гасси и Мадлен терпят разрыв за разрывом, и Мадлен каждый раз переключает внимание на Вустера, чего тот страшно боится. Особые проблемы создает диктатор-любитель и фашист Родерик Споуд, устранить которого удаётся только благодаря особому приему Дживса. | |||
| 7 (2x02) | 21 апреля 1991 | «The Bassetts' Fancy Dress Ball» «A Plan for Gussie» (рус. «Записная книжка Гасси») |
|
| Гасси в расстройстве приходит к Вустеру, чтобы обратиться к Дживсу за советом. Благодаря совету Дживса Гасси меняется, но ненадолго, а кроме того из-за очередной его глупости его союз с Мадлен снова расстраивается. Стиффи требует от Гарольда, чтобы тот украл шлем полицейского, и сначала Гарольд против, но потом он все же делает это. А Стиффи потом подбрасывает этот шлем Вустеру, из-за чего его арестовывают. | |||
| 8 (2x03) | 28 апреля 1991 | «The Con» «Pearls Mean Tears» (рус. «Жемчужное ожерелье») |
|
| Вустер и Дживс едут в поезде на взморье, куда их вызвала тетя Агата, нашедшая там очень хорошую девушку, желая, чтобы Вустер на ней женился, однако все складывается совсем не так. Там же на море Берти встречается со своим другом Биффи Биффеном, который страдает из-за потери девушки, а вскоре становится женихом Гонории Глоссоп и просит Вустера помочь отменить свадьбу. Дживс отказывается помогать, и Берти вынужден действовать сам, но ничего не получается. Однако из-за дополнительных открывшихся обстоятельств Дживс оказывает все-таки помощь, которая становится даже более ценной, чем можно было ожидать. | |||
| 9 (2x04) | 5 мая 1991 | «Chuffy» «Jeeves in the Country» (рус. «Тромбон») |
|
| Вустер пытается играть на тромбоне, за что от него требуют или прекратить это, или съехать с квартиры. Берти решает переехать в деревню, а Дживс подает в отставку; новым слугой становится Бринкли. Чаффи Чаффнел предлагает Берти коттедж, а сам в это время нанимает Дживса. Проблема Чаффи — устройство отношений с Полин Стокер, в чем ему пытаются помогать сначала Вустер (что приводит к большому скандалу), а потом Дживс. В итоге отношения Чаффи спасает Полин из горящего коттеджа Вустера, а самому Берти дает в глаз. | |||
| 10 (2x05) | 12 мая 1991 | «The Mysterious Stranger» «Kidnapped!» (рус. «С чёрными лицами») |
|
| Вустер пытается стать председателем обеденного комитета клуба «Дроунз», в чем ему отказывают из-за его криминального прошлого. Многие члены клуба организуют оркестр, чтобы сыграть на серебряной свадьбе тети Барми. Вустер сопровождает Полин Стокер к Чаффи из-за того, что Полин преследует странный тип с бородой. Из-за этого и новой ссоры между Чаффи и Стокером Вустеру вновь грозит свадьба с Полин. Только Дживсу удаётся все удалить, правда, довольно необычными и весьма жесткими мерами, из-за чего Вустер, Стокер и оркестр клуба, а так же Родерик Глоссоп оказываются арестованными. | |||
| 11 (2x06) | 19 мая 1991 | «Wooster with a Wife» «Jeeves the Matchmaker» (рус. «Ребёнок!») |
|
| Вустеру надоел размеренный образ жизни, и он думает завести ребенка. Но так как для этого нужно сначала жениться, он вновь пытается завоевать симпатию Бобби Уигхэм, а она подсовывает ему свою младшую сестру, из-за которой создается масса неприятностей. Таппи ради одной девушки, любящей охоту, просит Вустера добыть ему спаниеля и играет в подобие регби. Бинго хочет жениться на официантке, и по совету Дживса пытается читать содержащему его дяде книги соответствующего содержания, что приводит к тому, что дядя сам решает жениться на своей кухарке. | |||
Сезон 3 (1992)
Режиссёр Фердинанд Фейрфакс.
| № серии | Дата | Название[2] | Адаптация |
|---|---|---|---|
| 12 (3x01) | 29 марта 1992 | «Safety in New York» «Bertie Sets Sail» (рус. «В Америку!») |
|
| Вустер и Дживс садятся на теплоход в Америку. В компанию Вустеру навязывают Уилмута Першера, который в отсутствие матери ведет себя просто кошмарно, и в итоге Дживс сдает его в полицию. На судне они встречаются с Таппи, который едет в Америку покупать автомобили у Стокера. В Нью-Йорке Вустер еще пересекается со старым приятелем, поэтом Рокки Тоддом. Таппи вынужденно выписывает Стокеру чек на астрономическую сумму, но его «спасает» дружба с Вустером. | |||
| 13 (3x02) | 5 апреля 1992 | «Bertie Ensures Bicky Can Continue To Live in Manhattan» «The Full House» (рус. «Дом, полная чаша») |
|
| Поэт Рокки Тодд просит Вустера помочь в ситуации с его тетей, которая очень хочет побывать в Нью-Йорке, но не может по состоянию здоровья. Еще Вустер решает проблемы Бикки Биккерстеда, которого отец услал в Америку на ранчо. В итоге к Рокки приезжает тетя, а к Бикки отец, и все останавливаются в квартире Вустера, причем не знают друг о друге. Это приводит к многочисленным проблемам и казусам. | |||
| 14 (3x03) | 12 апреля 1992 | «Cyril and the Broadway Musical» «Introduction on Broadway» (рус. «Знакомство на Бродвее») |
|
| Тетя Агата отсылает в Нью-Йорк Сирила Бассингтона Бассингтона, чтобы Вустер за ним присмотрел, однако все складывается совсем не так, и Сирил становится актером в мюзикле друга Берти Джорджа Кэффина. Помимо этого Вустер и Дживс решают проблему отношений художника Коркорана и его подруги; но все тоже складывается не в его пользу. Но Дживсу удаётся и помочь Корки, и специфическим образом создать особую рекламу мюзиклу Джорджа. Однако разгневанная тетя Агата, прибывшая в Нью-Йорк, забирает Берти назад в Англию. | |||
| 15 (3x04) | 19 апреля 1992 | «Bertie Takes Gussie’s Place at Deverill Hall» «Right Ho! Jeeves» (рус. «Спасение Гасси») |
|
| Гасси и Мейделин собираются к крестной Мейделин, но в последний момент она заявляет, что ей срочно нужно к подруге. Тетя Вустера Агата хочет женить его на дочери того семейства (Гертруде), куда едет Гасси, однако у неё уже есть жених, приятель Вустера. Но все складывается так, что Берти вынужден поехать под видом Гасси, а вскоре Дживс привозит туда же Гасси, которому приходится назваться именем Берти. Гасси (под видом Берти) увлекается Гертрудой и хочет разорвать отношения с Мейделин. Вустер пытается перехватить письмо Гасси о разрыве, но попадает в полицию. Обман Берти и Гасси раскрывается, но благодаря Дживсу все улаживается. | |||
| 16 (3x05) | 26 апреля 1992 | «Sir Watkyn Bassett’s Memoirs» «Hot Off the Press» (рус. «Мемуары сэра Бассета») |
|
| Берти обручен с леди Флоренс Крей, которая требует от него похитить рукопись мемуаров о долгой жизни сэра Уоткина Бассета (который приходится ей дядей). Того же хочет Мейделин, а так же Родерик Споуд. Похищение удаётся с трудом и не с первого раза. Стинкер Пинкер решает выступить на деревенском концерте, чтобы привлечь внимание Стиффи, с которой у него вновь разладились отношения. А история с рукописью развивается так, что Флоренс разрывает помолвку с Вустером. | |||
| 17 (3x06) | 3 мая 1992 | «Aunt Dahlia, Cornelia and Madeline» «Comrade Bingo» (рус. «Товарищ Бинго») |
|
| Вустер пытается помочь Бинго с его новой любовью, дочерью английского коммуниста. А тетя Делия требует, чтобы Берти приехал к её знакомой, украл там картину и этим поспособствовал решению проблем тети. Там же оказываются Мейделин и Родерик Споуд, ставший теперь лордом Сидкапом. В итоге отношения Бинго терпят крах, а Вустер крадет не ту картину. | |||
Сезон 4 (1993)
Режиссёр Фердинанд Фейрфакс.
| № серии | Дата | Название[2] | Адаптация |
|---|---|---|---|
| 18 (4x01) | 16 мая 1993 | «Return to New York» (рус. «Возвращение в Нью-Йорк») |
|
| Вустер и Дживс снова в Америке. Тетя Агата привозит им его племянников Вустера Клода и Юстаса, чтобы на следующий день они отправились в Южную Африку. Однако вместо этого они остаются в Америке и вдвоем приударяют за одной девушкой, быстро ей надоедая. Таппи пытается заключить контракт на производство лукового супа с пищевым магнатом, а также выстроить отношения с одной девушкой (что у него почти не получается). Сам Вустер увлекается художницей, но это быстро проходит. Помирить Таппи и его подругу он и Дживс пытаются при помощи ребенка. А тетя Агата становится лицом рекламы лукового супа. | |||
| 19 (4x02) | 23 мая 1993 | «Lady Florence Craye Arrives in New York» «The Once and Future Ex» (рус. «Женихи») |
|
| Два магната — Клем и Лорд Уорполздон — пытаются договориться о купле-продаже компании, для чего нужна личная встреча, которая все время срывается журналистами. Вустер и Дживс пытаются оказывать помощь. Леди Флоренс Крей разрывает отношения с приятелем Вустера Стильтоном Чизрайтом и снова угрожает Берти браком. Кроме того, Вустер вынужден помогать Джорджу Кэффину в его отношениях с племянницей Лорда Уорполздона. Все решается на костюмированом маскараде в честь 4 июля, когда участники действия забираются на шпиль недавно построенного Эмпайр-стейт-билдинг. | |||
| 20 (4x03) | 30 мая 1993 | «Honoria Glossop Turns Up» «Bridegroom Wanted!» (рус. «Робинзоны») |
и некоторые собственные идеи сценариста Клайва Экстона |
| Берти очень нравится жизнь в Америке, и он думает, не остаться ли там навсегда. Но он пересекается с Бинго Литтлом и Гонорией Глоссоп. Гонория снова угрожает Берти браком, а девушка (а потом и жена) Бинго — судебным преследованием за присвоение имени. Кроме того, Вустер становится жертвой шантажистов (действующих очень изощренно), и единственным спасением становится бегство. | |||
| 21 (4x04) | 6 июня 1993 | «Arrested in a Night Club» «The Delayed Arrival» (рус. «Запоздалое прибытие») |
|
| Берти, в отсутствие Дживса, отрастил усы. Тетя Делия заложила своё жемчужное ожерелье, чтобы получить денег для журнала, а дядя Том как раз вызвал оценщика, чтобы проверить ожерелье. Берти ведет Флоренс Крей в ночной клуб, который подвергается облаве полиции. Стильтон Чизрайт угрожает сломать Вустеру шею, а так же по требованию Флоренс начинает отращивать усы. Тетя Делия пытается для выкупа ожерелья получить деньги от Троттеров, которым она планирует продать свой журнал. А Дживс переодевается американской журналисткой. | |||
| 22 (4x05) | 13 июня 1993 | «Totleigh Towers» «Trouble at Totleigh Towers» (рус. «Проблемы в Тотли-Тауэр») |
|
| Отношения Гасси и Мейделин снова под вопросом. Стиффи требует, чтобы Берти приехал в Тотли и вернул прежнему хозяину тотем Африканского племени. В итоге тотем достается вождю африканского племени, которых, правда, оказывается сразу двое. Гасси разрывает отношения с Мейделин, и она хочет выйти замуж за Вустера, но в итоге становится невестой Родерика Споуда. | |||
| 23 (4x06) | 20 июня 1993 | «The Ex’s Are Nearly Married Off» «The Ties That Bind» (рус. «Крепкие узы») |
и некоторые собственные идеи сценариста Клайва Экстона |
| Из-за многочисленных перипетий Берти оказывается одновременно обручен и с Флоренс Крей и с Мадлен Бассет. Из клуба слуг джентльменов «Юный Ганимед» похищена особая книга, с помощью которой можно шантажировать и разрушать репутации джентльменов — задача Дживса и Вустера завладеть книгой, что позволит им не только избежать многих проблем, но и кое-чего добиться. А вдобавок в Тотли засорилась вся канализация, исправить которую берется Таппи на специальной машине «Пламбо-Джамбо». | |||
Показ сериала в России
В России сериал вышел в 1993 г. и был показан рядом каналов: например, «Российскими университетами» и «2×2». Первый канал в 1994 году организовал повторный показ. В 1998 году фильм показывали на Украине, в Петербурге, по кабельному каналу «Столица» (Москва). Наконец, «Дживс и Вустер» был показан по РТР, но до «дефолта» был транслирован только первый сезон. В июне 2003 г. сериал был заново переозвучен и показан на телеканале «Россия» (актеры, озвучившие сериал — Всеволод Кузнецов, Александр Дик, Ольга Зубкова, Владимир Антоник, Денис Беспалый). Ночное время показа у многих вызвало неудобства, и по многочисленным просьбам поклонников сериал в 2004 году вновь вернулся на экраны, уже на телеканале ТНТ. Летом 2007 и 2013 года сериал был показан по каналу «Россия — Культура» в переводе канала «Россия». Зимой 2016 велась трансляция этого сериала по телеканалу «ТВ Центр».
Интересные факты
- Стивен Фрай и Хью Лори на момент выхода сериала уже были сложившимся комедийным дуэтом. Они познакомились в начале 1980-х годов в Кембридже, где стали друзьями и вместе начали писать свои первые комедийные скетчи, что позднее привело к появлению знаменитого Шоу Фрая и Лори.
- Песни своего персонажа в сериале исполняет сам Хью Лори, он же сам играет на фортепиано.
- Игра на фортепиано — оригинальная находка сериала. В книгах Вудхауза Берти играет только на банджо (которое в экранизации заменил тромбон), и то плохо. Но пианино у него было и согласно книге.
- Стивен Фрай и Хью Лори оба являются фанатами Вудхауза, что стало главной причиной их согласия на съемки в сериале.
- Некоторые критики сочли, что Стивен Фрай слишком молод для исполнения роли Дживса (на момент выхода первого сезона актеру было 32 года). Дживс традиционно ассоциируется с человеком более старшего возраста[3]. Однако, подобное восприятие Дживса является, в значительной степени, стереотипным, навеянным его мудростью и опытом, которые обычно связывают с пожилым возрастом. У Вудхауза нет никаких указаний на возраст Дживса. Однако, у него есть описание внешности камердинера, как «высокого и темноволосого», «моложавого», с «приятными чертами лица» и т. д., что полностью соответствует внешности Фрая. К тому же Дживс холост и изредка встречается с девушками, у которых пользуется популярностью, что тоже можно расценивать как намек на молодой возраст. После выхода сериала актер стал общепризнанным воплощением Дживса, и в современных театральных постановках Вудхауза актеры, исполняющие роль Дживса, подбираются скорее в соответствии с образом Фрая нежели предшествовавшим сериалу представлению о внешности персонажа.
- Наиболее удачными считаются серии, снятые режиссёром Фердинандом Ферфаксом, особенно 3.6, 4.1 и 4.5. Критики отмечали отличный подбор актёров в 3 и 4 сезоне. Особенно большое впечатление на критиков произвёл актёр Джон Тёрнер, игравший роль Родерика Споуда[3].
- Большое восхищение критиков также вызвала работа сценариста Клайва Экстона, который сумел вложить прозу Вудхауза в рамки телесериала, зачастую строя сюжет одной серии на 2—3 произведениях, что очень сложно сделать органично[3].
- На BBC в 1965—1967 годах шла постановка «Мир Вустера» (англ. «The World of Wooster»), которая считается первой попыткой перевести данный цикл комических произведений в формат сериала.
- Дживса иногда называют дворецким, но на самом деле он именно камердинер. В Англии камердинер (англ. valet) — это личный слуга джентльмена, в то время как дворецкий (англ. butler) служит всему дому нанимателя. Тем не менее, Вустер несколько раз «одалживал» Дживса в качестве дворецкого, замечая, что «в качестве слуги дома он достойно ответит запросам самого изысканного аристократа».
- Во время озвучивания сериала на русский язык студией «Нота» имя Пэлема Грэнвила Вудхауза было ошибочно передано как «Питер Вудхауз».
- Вустер платит за аренду квартиры в центре Нью-Йорка 500$ в месяц. В ценах 2013 г. это примерно 7500$.
Напишите отзыв о статье "Дживс и Вустер (телесериал)"
Примечания
- ↑ Названия даны в соответствии с DVD-изданиями «VCI Limited» (Великобритания), «PBS Home Video» (США), «A&E Home Video» (США) и «Кармен Видео» (Россия).
- ↑ 1 2 3 Названия даны в соответствии с DVD-изданиями «VCI Limited» (Великобритания), «A&E Home Video» (США) и «Кармен Видео» (Россия).
- ↑ 1 2 3 [www.screenonline.org.uk/tv/id/1060579/ Screenonline: Jeeves and Wooster (1990-93)]
Ссылки
- [www.hatsharpening.com/j&w/television.php Подробный сайт, посвящённый телесериалу] (англ.)
- [www.screenonline.org.uk/tv/id/1060579/index.html Раздел сериала на сайте Британского института кино] (англ.)
- [wodehouse.ru/ Российское общество Вудхауза]
Отрывок, характеризующий Дживс и Вустер (телесериал)
В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.
Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
