Картер, Джимми

Джимми Картер Jimmy Carter
39-й Президент США
20 января 1977 года — 20 января 1981 года
Вице-президент:	Уолтер Мондейл
Предшественник:	Джеральд Форд
Преемник:	Рональд Рейган
76-й Губернатор Джорджии
12 января 1971 года — 14 января 1975 года
Вице-губернатор:	Лестер Мэддокс
Предшественник:	Лестер Мэддокс
Преемник:	Джордж Басби
Сенатор Джорджии от 14-го избирательного округа
14 января 1963 года — 10 января 1967 года
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Хью Картер
Вероисповедание:	баптизм
Рождение:	1 октября 1924(1924-10-01) (99 лет) Плейнз, Джорджия, США
Отец:	Джеймс Эрл Картер — старший
Мать:	Лилиан Картер
Супруга:	Розалин Картер
Партия:	Демократическая партия
Образование:	1) Технологический институт Джорджии 2) Военно-морская академия в Аннаполисе
Военная служба
Годы службы:	1946—1953
Принадлежность:	США
Род войск:	Военно-морские силы
Звание:	лейтенант
Автограф:
Награды:	Медаль Гувера (1998) Нобелевская премия мира (2002)

Джеймс Эрл (Джи́мми) Ка́ртер — мла́дший (англ. James Earl "Jimmy" Carter Jr.; род. 1 октября 1924) — 39-й президент США (1977—1981) от Демократической партии. Лауреат Нобелевской премии мира 2002 года.

Ранние годы

Родился в семье Джеймса Эрла Картера — старшего и Лилиан Картер. Отец занимался предпринимательством, выращивая арахис. Джеймс с детства исповедует баптизм. Имел брата Билли (1937—1988) и двух сестёр: Глорию (1926—1990) и Рут (1929—1983). Окончил Технологический институт штата Джорджия и Военно-морскую академию, семь лет прослужил офицером-подводником на Тихоокеанском и Атлантическом флотах. Адмирал Хайман Риковер отобрал лейтенанта Картера для программы создания атомных подводных лодок. Картер закончил службу старшим приемочной команды АПЛ «Сивулф» (SSN-575).

В 1953 году вышел в отставку и, вернувшись в Плейнс, занялся семейным сельскохозяйственным бизнесом. Позднее участвовал в местной общественно-политической жизни: сначала стал членом администрации округа Самтер по делам образования, затем возглавил окружной совет.

В 1962 и 1964 годах избирался в сенат штата Джорджия. Баллотировался на пост губернатора Джорджии в 1966 году, но потерпел поражение на выборах. На выборах 1970 года одержал убедительную победу.

12 декабря 1974 года выдвинул свою кандидатуру на должность президента США от Демократической партии.

Избрание президентом

В ходе предвыборной кампании 1976 года стало ясно, что основным шансом Картера на завоевание признания и поддержки в общенациональном масштабе является убедительная победа над Дж. Уоллесом на Юге. Картер начал с того, что публично порвал с соперником и стал подвергать его все более резким нападкам. Ему удалось с небольшим перевесом одержать победу над Уоллесом на предварительных выборах во Флориде, а после победы в Северной Каролине выбить его из игры. Со временем Картер победил на всех предварительных выборах в южных штатах, за исключением Алабамы и Миссисипи.

Имидж Картера как кандидата «нового Юга» был закреплен поддержкой со стороны известных негритянских лидеров, таких, как член палаты представителей Э. Янг из Джорджии и мэр Детройта К. Янг. В преддверии национального конвента демократов Картер обеспечил себе поддержку по крайней мере 1 100 делегатов. 14 июля 1976 года в первом же туре голосования на конвенте он был выдвинут кандидатом Демократической партии на пост президента США. Картер выбрал себе в напарники У. Мондейла, сенатора-либерала из Миннесоты.

2 ноября 1976 года был избран президентом США.

Из инаугурационной речи Джимми Картера:

«Мы твёрдо намерены проявлять настойчивость и мудрость в своем стремлении к ограничению арсеналов оружия на Земле теми пределами, которые необходимы для обеспечения собственной безопасности каждой страны. Соединённые Штаты в одиночку не могут избавить мир от ужасного призрака ядерного уничтожения, но мы можем и будем сотрудничать в этом с другими».

Президентство

Внешняя политика

В 1978 году на саммите в Кэмп-Дэвиде под председательством Картера президент Египта Анвар Садат и премьер-министр Израиля Менахем Бегин договорились о мире, взаимном признании и передаче Египту Синайского полуострова; это завершило серию из четырёх египетско-израильских войн.

Советско-американские отношения в период президентства Картера были неоднозначными. С одной стороны, Картер продолжил переговоры об ограничении стратегических вооружений с СССР и в 1979 году подписал с Л. И. Брежневым договор ОСВ-2. В историю вошел знаменитый поцелуй двух лидеров на церемонии подписания этого соглашения, воспринимавшийся как акт советско-американского примирения. Однако в этом же году СССР вводит войска в Афганистан, и Картер подписывает указ о финансировании афганских антикоммунистических сил и политика разрядки в отношениях с СССР сходит на нет. Появляется так называемая «новая ядерная стратегия» Картера, изложенная им в секретной президентской директиве № 59 от 25 июля 1980 года. Стратегия исходила из возможности не обязательно скоротечной ядерной войны с использованием всех ядерных арсеналов конфликтующими державами, а из продолжительной ядерной войны, когда ядерные удары сначала могут наноситься по военным объектам СССР, в то время как ракеты будут по-прежнему нацелены на его города. Это подавалось как внесение элементов гибкости в стратегию ядерного сдерживания, но фактически подтверждалась концепция ядерной войны с СССР, несмотря на декларацию, взаимно принятую во время его президентства.

Советско-американские отношения резко ухудшились, договор ОСВ-2 не был ратифицирован Конгрессом, США бойкотировали летние Олимпийские игры 1980 года в Москве. Картер принял в Белом доме советского диссидента Владимира Буковского.

В правление Картера произошла Исламская революция в Иране; аятолла Хомейни объявил США «Большим сатаной» (или «Великим Дьяволом»), в 1979 году были взяты в заложники сотрудники американского посольства в Тегеране. Переговоры оказались неудачными. 24 апреля 1980 года США попытались провести военную операцию по освобождению заложников, однако она окончилась полным провалом.

В конце 1970-х США не поддержали никарагуанского диктатора Сомосу, его свергли в ходе Сандинистской революции. Картер ввёл запрет на операции ЦРУ в Центральной Америке, что дало повод ведущим североамериканским СМИ заговорить о «полном крахе центральноамериканской политики США» и даже о «проигранной битве, которая приведёт к поражению в глобальном противостоянии между США и СССР». Этот вакуум заполнили аргентинцы Виделы, объявившие себя «единственным борцом с коммунизмом в Западном полушарии», СИДЕ и 601-й батальон взялись за обучение никарагуанских партизан-контрас.

23 января 1980 года Джимми Картер выступил с ежегодным посланием «О положении страны», в котором огласил новую внешнеполитическую доктрину. Регион Персидского залива был объявлен зоной интересов США, ради защиты которых Соединённые Штаты готовы пойти на применение вооруженной силы. В соответствии с «доктриной Картера», попытки любой державы установить свой контроль над регионом Персидского залива были заранее объявлены американским руководством посягательством на важные интересы США.

Внутренняя политика

Позиции Картера были преимущественно либерально-демократическими. Он утверждал, что можно сократить безработицу до 4,5% и уменьшить инфляцию до ежегодного уровня в 4%. Пообещал основательно пересмотреть федеральную налоговую систему, которую назвал «позором рода человеческого». Заявил, что попытается ввести единую федеральную систему социального обеспечения и снизить стоимость лечения в медицинских стационарах. Картер пообещал также полную реорганизацию федерального чиновничьего аппарата и создание «открытого правительства». С самого начала президент наносил визиты в небольшие провинциальные города, где проводил встречи с местной общественностью. Отвечал на вопросы сограждан в радиопрограмме «Спроси президента Картера». Объявил амнистию лицам, уклонившимся от призыва на войну во Вьетнаме, ввёл двух женщин в состав кабинета (больше, чем кто-либо до него), подыскал ответственные политические посты для представителей национальных меньшинств.

Президентство Картера пришлось на «взлёт цен на нефть». На этом фоне безработица и инфляция были высоки как никогда, к 1979 году США оказались на грани экономической катастрофы.

Нападение кролика

Весной 1979 года Картер посетил родной городок Плэйнз в штате Джорджия с целью отдохнуть и порыбачить. 20 апреля во время рыбалки к его лодке подплыл дикий водяной кролик. По сообщениям прессы, кролик угрожающе шипел, скрежетал зубами и пытался забраться в лодку. Отражая нападение, президент пустил в ход весло, после чего кролик развернулся и поплыл к берегу. Через некоторое время история просочилась в прессу. Газета The Washington Post вышла с заголовком «Президент атакован кроликом», затем новость подхватили другие СМИ. В интерпретации критиков Картера это происшествие стало метафорой его малоуспешной и слабой политики, а также символическим предвестием разгромного поражения Картера от Рейгана на выборах 1980 года.

Эпизод с «кроликом-убийцей» только укрепил американцев во мнении, что Картер слишком слаб и чудаковат для своего поста.

— Журнал Rolling Stone (март 2011)

Поражение от Рейгана

На президентских выборах в ноябре 1980 года Картер, баллотировавшийся на второй срок, потерпел поражение от республиканца Рональда Рейгана. 20 января 1981 года, через несколько минут после истечения президентских полномочий Картера и инаугурации Рейгана, иранцы освободили заложников.

В ходе своей президентской кампании Рейган охарактеризовал состояние американской экономики словом «депрессия» (англ. depression), что вызвало критику со стороны Картера, указавшего на некорректное употребление кандидатом-республиканцем этого термина. В ответ Рейган изложил следующее мнение: «Рецессия — это когда ваш сосед теряет работу, депрессия — когда работу теряете вы, а выздоровление экономики — когда работу теряет Джимми Картер».

В отставке

В августе 2015 года Картер в офисе своей организации «Центр Картера» в Атланте сообщил, что 3 августа ему была удалена меланома печени, но рак метастазировал и в другие части организма. 6 декабря 2015 года бывший президент заявил о своём полном выздоровлении.

Миротворческая деятельность

За свою позднейшую миротворческую деятельность в 2002 году получил Нобелевскую премию мира с формулировкой «за усилия по мирному улаживанию конфликтов во всем мире и борьбу за права человека».

С 1982 года Картер занимался преподавательской работой в Университете Эмори в Атланте, штат Джорджия. В том же году им был основан неправительственный институт Центр Картера, целью которого является осуществление правозащитной и благотворительной деятельности.

В отставке экс-президент занимался решением гуманитарных вопросов в Эфиопии, Уганде, Боснии, Судане и других странах в составе миротворческих миссий, выступал в качестве наблюдателя на выборах в различных государствах. Одну из последних на сегодняшний день^{[когда?]} миссий Картер совершил в ноябре 2013 года в Непал, где он возглавлял группу международных наблюдателей за парламентскими выборами.

В частности, как правозащитник Джимми Картер добился освобождения американского гражданина из тюрьмы Северной Кореи. Американец Айджалон Гомес 25 января 2010 года пытался проникнуть на территорию КНДР со стороны Китая и был задержан корейскими пограничниками. Впоследствии осужден за незаконный переход границы, приговорён к 8 годам исправительных работ и штрафу в размере 700 тысяч долларов США. Экс-президент Джимми Картер 25 августа прибыл в Пхеньян с частным визитом и добился освобождения Гомеса путём переговоров с властями. Картер и Гомес покинули Пхеньян 27 августа 2010 года.

Картер также известен своей деятельностью в странах Африки по борьбе с дракункулёзом. Благодаря усилиям Картера сегодня остаётся только 1 700 человек, больных этим недугом, а было 3,5 млн.

Экс-президент лечит дракункулёз. Эта болезнь известна с библейских времён. Червь попадает в организм при употреблении стоячей воды, вырастает внутри человека, достигая метровой длины, и пробуравливается наружу через кожу. Когда Картер покинул Белый дом, дракункулёзом страдало 3,5 млн человек в 20 странах.

— Журнал Rolling Stone (март 2011)

С 2007 года Картер является членом группы «Старейшин» (англ. The Elders) — организации независимых лидеров, главным образом, бывших глав государств, созданной благодаря усилиям борца с апартеидом и президента ЮАР Нельсона Манделы. Представители организации, как сказано в официальном документе «Старейшин», «поставили свои опыт и влияние на службу миру, справедливости и правам человека». 27—29 апреля 2015 года «Старейшины», встревоженные эскалацией международного противостояния и ростом геополитической напряжённости из-за событий вокруг присоединения Крыма к России, побывали в Москве и встретились с президентом России Владимиром Путиным. После этих переговоров в интервью радиостанции «Голос Америки», привлёкшем внимание многих СМИ, Картер оценил присоединение Крыма к России как неизбежный шаг и исключил аннулирование в будущем новых отношений России и Крыма.

В октябре 2015 года Картер переслал Путину изготовленные в США карты Сирии с нанесёнными на них позициями «Исламского государства» — для того чтобы российская авиация могла наносить точные удары по позициям ИГИЛ. Этот жест, который в Америке был воспринят как шутливый, МИД РФ оценил как «объединение усилий в борьбе с терроризмом и беспокойство о судьбе сирийского народа».

Награды

Почётный член оксфордского Мэнсфилд-колледжа.

Названы в его честь

• 11 октября 2009 г. в США появился аэропорт имени Джимми Картера. Имя 39-го президента получил региональный аэропорт в 30 км от города Плейнс, где родился Картер.
• Подводная лодка проекта «Сивулф» USS Jimmy Carter (SSN-23).
• Песня группы Electric Six «Jimmy Carter» названа в честь Джимми Картера.
• Альбом Джея Манли Jimmy Carter Syndrome назван в честь Джимми Картера.
• Трек «President Carter» хип-хоп-исполнителя Лила Уэйна посвящён Джимми Картеру.

Интересные факты

• Картер c 5 сентября 2012 года побил рекорд пребывания в статусе экс-президента США. Он превзошёл прежнего президента США Герберта Гувера, который прожил после президентства 31 год. Картер живёт 35 лет после ухода с поста президента. Кроме того, 1 октября 2014 года Дж. Картер стал шестым американским президентом, достигшим 90-летнего возраста (после Дж. Форда, Р. Рейгана, Дж. Адамса, Г. Гувера и Дж. Буша-старшего).
• После скандала с Эдвардом Сноуденом заявил, что в США не функционирует демократия.

В настоящее время демократия в Америке не функционирует.

Оригинальный текст (англ.)  

America does not have a functioning democracy at this point in time.

— Газета The Hindu (июль 2013)

См. также

• Операция «Циклон»
• «Палестина: мир, а не апартеид» (книга Картера)

Ссылки

• [urokiistorii.ru/history/people/2009/10/carter Биография] на [urokiistorii.ru urokiistorii.ru]

Отрывок, характеризующий Картер, Джимми

– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.