Пейдж, Джимми

Джимми Пейдж Jimmy Page
Джимми Пейдж на концерте Led Zeppelin
Основная информация
Полное имя	James Patrick Page
Дата рождения	9 января 1944(1944-01-09) (80 лет)
Место рождения	Хестон, Лондон, Англия
Годы активности	1957 — настоящее
Страна	Великобритания Великобритания
Профессии	гитарист продюсер
Инструменты	Gibson Les Paul Gibson EDS-1275 Danelectro 59 DC Fender Stratocaster Fender Telecaster
Жанры	хард-рок блюз-рок фолк-рок прогрессив-рок
Псевдонимы	ZoSo
Коллективы	The Yardbirds Led Zeppelin The Honeydrippers The Firm Coverdale and Page Page and Plant XYZ
Сотрудничество	Роберт Плант Дэвид Ковердейл Рой Харпер Грэм Нэш Стивен Стиллз
Лейблы	Swan Song Atlantic Records
Награды
[www.jimmypageonline.com/ Page Online]

Джимми Пейдж (англ. Jimmy Page, полное имя Джеймс Патрик Пейдж, англ. James Patrick Page; 9 января 1944, Хестон, Лондон) — британский рок-музыкант, аранжировщик, композитор, музыкальный продюсер и гитарист-виртуоз, стоявший у истоков Led Zeppelin и до самого конца оставался музыкальным «мозгом» группы. До этого был известен как сессионный гитарист и участник The Yardbirds (c конца 1966 до 1968 года).

Биография

Джеймс Патрик Пейдж родился 9 января 1944 года в Хестоне, западном пригороде Лондона, в семье менеджера и секретарши доктора. В 1952 году семья переехала на Майлз-роуд в Эпсоме. Пейдж пошёл в школу в пять лет; до этого у него не было друзей-сверстников. Он вспоминал:

Эта ранняя изолированность, возможно, повлияла на формирование моего характера. Одиночка. Многие неспособны существовать сами по себе. Их это пугает. Меня одиночество не беспокоит вообще. Оно придаёт мне ощущение безопасности. — Из интервью Джимми Пейджа журналу Rolling Stone, 1975.

В 12 лет Пейдж впервые взял в руки гитару: старую испанскую акустику, найденную им на чердаке своего дома. Поначалу инструмент не заинтересовал мальчика; захотел научиться играть на нём он, когда услышал «Baby, Let’s Play House» Элвиса Пресли. «Парень в школе показал мне аккорды и — пошло-поехало», — вспоминал Пейдж.

Получив первые уроки игры в музыкальной школе (в Кингстоне), он приступил затем к усиленному самообразованию. Первыми гитаристами, оказавшими влияние на его стиль игры, были Скотти Мур и Джеймс Бертон (игравшие с Элвисом Пресли). «Baby Let’s Play House» была одной из любимых вещей юного Пейджа. Постепенно вокруг одарённого гитариста стало собираться настоящее музыкальное общество, члены которого впоследствии стали, как и он сам, легендами (Эрик Клэптон, Джефф Бек).

Начало карьеры

На 14-летие родители подарили Джеймсу первую электрогитару, чехословацкую Jolana Grazioso, дешевую копию гитары «Fender Stratocaster». Пейдж занимался на ней круглыми сутками, даже в школе. Однако там не оценили стремления юного Джимми к музыке и гитару конфисковывали до конца каждого учебного дня.

К этому же времени относятся и его первые успехи: так, он выступил на Би-би-си, сыграв со своей (очевидно, безымянной) группой каверы некоторых кантри- и скиффл-песен. В 1959—1960 годах Пейдж достаточно окреп музыкально для того, чтобы отправиться на первые гастроли, и был приглашён в группу Neil Christian & The Crusaders. Покинув ансамбль по состоянию здоровья, Пейдж поступил в художественный колледж, но занятий музыкой не прекратил. В начале 1960-х годов, бросив учёбу, начал карьеру сессионного музыканта, накапливая опыт и оттачивая техническое мастерство.

Джимми очень восхищался первым альбомом Берта Дженша (Bert Jansch, 1965), сказав : "В какой то момент я был совершенно захвачен Дженшем Бертом. Когда я впервые услышал его диск, я не мог поверить этому. Это было намного впереди того, что кто-либо делал. Никто в Америке не мог дотянуться до этого "

Пейдж был сессионным музыкантом в группе Дэвида Боуи.

The Kinks: «You Really Got Me»

В числе групп, с которыми он записывался, были The Kinks. Более того, согласно одной из версий, именно он записал гитарные партии для песен «You Really Got Me» и «All Day and All of the Night»; это позволило журналу Guitar World заявить, что «…если Джимми Пейдж действительно сыграл рифф „You Really Got Me“, то это значит, что именно он, и именно в тот момент изобрёл хеви-метал». Согласно конкурирующей версии, всё это — не более, чем «знаменитый миф»; утверждалось, что опровергали это утверждение не только братья Дэвисы, но и сам Пейдж.

Между тем, и продюсер Шел Талми, и Джон Лорд (другой сессионный музыкант впоследствии участник Deep Purple, также ставший знаменитым) подтверждают участие Пейджа в записи: первый утверждает, что гитарист исполнил партию ритм-гитары, второй — что тот сыграл соло.

The Yardbirds

В феврале 1965 года вышел сольный сингл Пейджа «She Just Satisfies»/«Keep Moving».

В 1966 году Пейдж предпринял решительный шаг: вернулся на рок-сцену в качестве бас-гитариста группы The Yardbirds, где ведущим гитаристом был его старый знакомый Джефф Бек, с которым спустя год он разделил место лидер-гитариста. В итоге Бек покинул состав, оставив его на попечение Пейджа, а в 1968 году группа распалась окончательно. Права на её название сохранили Пейдж и менеджер Питер Грант (называемый также «пятым» зеппелином).

Чтобы выполнить оставшиеся концертные обязательства, Пейдж (по настоятельному совету Гранта) взялся за формирование нового состава: в этот момент свои услуги ему предложил Джон Пол Джонс, бас-гитарист, клавишник и аранжировщик, с которым он познакомился во время студийной работы, в частности, над альбомом Донована. Состав, доукомплектованный вокалистом Робертом Плантом (которого порекомендовал Терри Рид) и барабанщиком Джоном Бонэмом (его, в свою очередь, настоятельно порекомендовал Плант), провёл турне по Скандинавии под названием The New Yardbirds, а затем — по предложению Кита Муна — изменил название на Led Zeppelin.

Компания Atlantic Records подписала контракт с группой во многом благодаря репутации Джимми Пейджа, за творчеством которого руководители лейбла следили с 1964 года, когда тот впервые побывал в Нью-Йорке и лично познакомился с исполнительным директором Джерри Векслером, авторским дуэтом Либер и Столер и многими другими ключевыми фигурами.

Led Zeppelin

Все идеи, которые не удалось реализовать в Yardbirds, Пейдж перенёс в Led Zeppelin, собственными усилиями создав уникальный стиль группы, в котором каждый из участников сумел реализовать свои самые сильные качества. Практически каждый трек первых четырёх альбомов группы считается гитарной классикой. Джонни Рамон говорил, что свой стиль выстроил на основе одного риффа — «Communication Breakdown». То же значение для Эдди Ван Халена (по его собственному признанию) имел «Heartbreaker» из второго альбома. Гитарное соло Пейджа в «Stairway to Heaven» возглавило списки лучших гитарных соло журналов Guitar World и Total Guitar. Журнал Creem признавал его лучшим гитаристом мира в течение пяти лет подряд.

Постоянно экспериментируя со звуком, Пейдж-продюсер сделал в студии несколько открытий и использовал многие эффекты впервые в истории.

В The Yardbirds Микки Мост постоянно заставлял нас записывать совершенно ужасные вещи. Каждый раз говорил: «Да ладно, просто попробуйте: не понравится, не станем выпускать» — и, конечно же, эти записи всегда выпускались. (Смех.) И вот однажды записывали мы «Ten Little Indians», тупейшую песенку с ужасно аранжированной духовой секцией. Звучало всё отвратительно. Отчаявшись хоть как-то спасти запись, я предложил: «Переверните плёнку — и запишите эхо духовых инструментов на свободную дорожку. Затем переверните плёнку в прежнее положение — эхо будет опережать сигнал». Получилось интересно: возникло ощущение, что песня звучит задом наперёд. Позже, когда мы записывали «You Shook Me», я попросил звукоинженера Глина Джонса использовать опережающее эхо в конце. «Джимми, это сделать невозможно», — заявил он. «Возможно! Я это уже делал!», — говорю. Он заупрямился, и я просто приказал: мол, я тут продюсер, делай, что говорю. С величайшей неохотой он проделал все, что требовалось, но, когда мы заканчивали сведение, он стал отказываться поднять фейдер, чтобы я смог услышать результат. Пришлось накричать на него: «Поднимай сейчас же этот чёртов фейдер!» Эффект сработал идеально. На Глине лица не было. Он просто не мог смириться с тем, что кто-то знает нечто, чего он сам не знал, особенно если это кто-то из музыкантов. Надутый козёл! Самое интересное, после этого Глин записывал альбом 'Rolling Stones, и что же мы там услышали? Опережающее эхо! Не сомневаюсь в том, что все авторство этого эффекта он приписал себе. — Джимми Пейдж, Guitar World.

В процессе работы над первым альбомом Пейдж использовал 1958 Telecaster и 10-струнную педал-стил-гитару Fender 800. Начиная со второго альбома и далее его основным инструментом стал Gibson Les Paul с набором усилителей Marshall. Позднее он не раз возвращался к Фендеру — в частности, на нём исполнил соло в «Stairway to Heaven». Для партий слайд-гитары Пейдж использовал Danelectro DC-59. В числе эффектов, использовавшихся им в студии, были Vox AC30, фуззбокс Sola Sound Tone Bender Professional MKII («How Many More Times»), терменвоксом и педаль wah-wah (с последней он обращался не так, как это делали Джими Хендрикс и современники, а по-своему: каждый раз вжимая её в дальнее положение для получения более заострённого звука).

Сенсацию произвела использованная Пейджем в «Dazed and Confused» и «How Many More Times» техника смычковой игры на гитаре, которой он овладел в бытность свою сессионщиком. До Пейджа так играл Эдди Филипс, гитарист The Creation, но гитарист Led Zeppelin (в MTV Rockumentary) рассказал о том, что перенял эту технику у другого сессионного музыканта, Дэвида Маккаллума-старшего. Игра Пейджа смычком в «Dazed and Confused» была усилена эхом: для этой цели он использовал реверб EMT — записанный эффект отделил на отдельную дорожку и ввёл затем в микс, создав эхо-эффект. Пейдж говорил (в интервью Guitar World 1993 года), что сознательно менял звукоинженеров для работы с альбомами группы (Глин Джонс, Эдди Креймер, Энди Джонс и др.), чтобы у тех не появилось повода позже заявить, что это они создали звучание группы.

Джимми Пейдж всегда носил с собой портативный кассетный магнитофон, на который записывал появлявшиеся идеи: именно благодаря привычке гитариста группы прослушивать старые риффы и формировать из них новые сочетания в репертуаре Led Zeppelin появились такие вещи, как «The Song Remains The Same» и «Stairway to Heaven».

Одной из самых своих «плотных» продюсерских работ Пейдж называл альбом Houses of the Holy; напротив, Physical Graffiti был в этом смысле почти импровизированным: Пейдж принял сознательное решение отказаться от излишне «полированного» звука. Здесь появились спонтанные записи, например, песня «In My Time of Dying». Пейдж говорил, что это — самый личный альбом группы, словно бы приглашавший слушателя во внутренний мир музыкантов.

Во многом определяющей для звучания поздних Led Zeppelin явилась идея посетить Марокко. Она возникла у Пейджа после продолжительной дискуссии с Уильямом Берроузом в редакции журнала Crawdaddy — в частности, той её части, где речь шла о гипнотической стороне рока и параллелях его с арабской культурой.

Приведя в качестве примера такой связи цеппелиновскую «Black Mountain Side», Берроуз и посоветовал гитаристу группы отправиться в Марокко и исследовать музыкальную культуру страны непосредственно.

Своим любимым альбомом группы Пейдж называл Presence, — «возможно потому, что он был записан при почти невозможных обстоятельствах»: Плант в тот момент находился в гипсе, было неизвестно, сможет ли он ходить вообще, и будущее группы было под вопросом. «Это — отражение пика наших эмоций. Там нет акустических песен, ничего клавишного, ничего мягкого», — говорил Пейдж. Кроме того, группа находилась в цейтноте. Альбом был сделан за 18 дней и в среднем музыканты работали по 18—20 часов в сутки.

Это было особенно изнурительно, потому что никто больше не приносил песенных идей. Пришлось мне придумывать все эти риффы: именно поэтому Presence насыщен такой гитарной тяжестью. Но я никого не виню. Мы все находились в унынии… Наше настроение идеально подытоживал текст «Tea For One». — Джимми Пейдж, Guitar World, 1993.

«Как только группа заканчивала записываться, мы с звукоинженером Кейтом Харвудом начинали микшировать, пока не падали и не засыпали. Потом тот, кто просыпался первым, будил второго и мы продолжали работать, пока снова не вырубались», — вспоминал Пейдж. Гитарист рассказывал, что мог бы потребовать от записывающей компании больше времени на работу, но… «не хотел, чтобы все тянулось бесконечно. Обстоятельства были таковы, что я чувствовал: если дело затянется, может прокрасться негативный, разрушительный элемент. Эта спешка позволила нам создать интересный альбом», — говорил он в интервью журналу Guitar World.

Звучание ударных

Пейдж всегда восторженно отзывался о технике работы Джона Бонэма, однако особое, «громоподобное» звучание барабанов — заслуга его как продюсера. Пейдж рассказывал, что считает одним из своих главных продюсерских достижений выявление нового, «пространственного» звука, чего до него сделать никто не пытался:

Ещё играя на студийных сессиях, я заметил, что звукоинженеры всегда выставляют микрофон басового барабана к головной части. Барабанщик мог после этого стараться изо всех сил, но звучал всё равно как если бы колотил по картонной коробке. Я обнаружил, что если отдалить микрофоны от установки, звук получает пространство для вздоха, словно бы разрастается. Я продолжал исследовать и расширять возможности такого подхода до тех пор, пока мы не начали разносить микрофоны в коридоры — так, например, возникло звучание «When The Levee Breaks»: в результате поиска пространства, чтобы вытянуть из ударных самый выигрышный звук.

Оригинальный текст (англ.)  

When I was playing sessions, I noticed that the engineers would always place the bass drum mic right next to the head. The drummers would then play like crazy, but it would always sound like they were playing on cardboard boxes. I discovered that if you move the mic away from the drums, the sound would have room to breathe, hence a bigger drum sound. I kept exploring and expanding that approach, to the point that we were actually placing mics in hallways, which is how we got the sound on «When The Levee Breaks». That was purely in the search for ambience and getting the best out of the drums.

— Джимми Пейдж, Интервью Guitar World, 1993.

Пейдж отрицал предположения, что энтузиазм музыкантов к моменту выхода альбома In Through the Out Door стал иссякать. По его словам они с Бонзо уже начали обсуждать более тяжёлый, роковый альбом, который последует за этим. «Мы оба чувствовали что In Through the Out Door был несколько мягковат. Мне совсем не по душе была „All of My Love“. Что-то не так было в рефрене. Воображая реакцию зрителей, я говорил себе: это не мы, это не мы… Для своего времени <альбом> был неплох, но я не хотел продолжать это направление в будущем».

Увлечение оккультизмом

В начале 1970-х годов Джимми Пейдж приобрёл в Лондоне магазин-издательство оккультной литературы «The Equinox Booksellers and Publishers», располагавшийся на Кенсингтон-Хай-стрит. О том, что владелец всерьёз относился к собственной миссии, свидетельствует хотя бы тот факт, что факсимильное издание «The Goetia» Алистера Кроули было перевыпущено здесь в суперобложке из верблюжьей кожи, повторявшей обложку оригинала.

Появление 4 символов на обложке четвёртого альбома Led Zeppelin также связывалось с оккультными устремлениями гитариста группы. Принято считать, что каждый знак символизирует одного из участников группы. В ходе гастролей после выхода альбома Led Zeppelin IV Пейдж стал появляться на сцене в так называемом «костюме Дракона», на котором были изображены зодиакальные знаки (Козерог, Скорпион и Рак) наряду с его персональным символом «ZoSo». Смысл последнего остаётся неясным, хоть и известно, что Пейдж заимствовал его из книги «Ars Magica Arteficii» (1557) алхимика Дж. Кардана, трактовавшего это изображение как зодиакальный коллаж. Но есть мнение (отражённое, в частности, в словаре «Dictionary of Occult, Hermetic and Alchemical Sigils» Фреда Геттингса, 1982), что это стилизация «666», использованная Алистером Кроули в «Эквиноксе».

С увлечением Пейджа оккультизмом многие связывают оформление обложки Led Zeppelin IV, в основу которого легла репродукция картины Баррингтона Колби, созданной по мотивам образов карты Таро «Отшельник». (Характерно, что именно в этот образ Пейдж трансформируется в одном из фрагментов фильма «The Song Remains the Same».) Источником кривотолков явилась и эмблема Swan Song Records (лейбла, запущенного Led Zeppelin 10 мая 1974 года), образ которой повторял сюжет картины «Evening: Fall of Day» (1869) художника Вильяма Риммера, изображавшей Аполлона, бога света и разума (в других трактовках — Икара, а также Люцифера).

В ходе слушаний, проводившихся в 1980-х годах организацией PMRC (Parents Music Resource Center), созданной Типпер Гор, всплыли на поверхность и давние обвинения в адрес «Stairway to Heaven», текст которой якобы содержит изнаночные сатанинские послания (так называемые «backwards masking») — в куплете, начинающемся со слов: If there’s a bustle in your hedgerow… К однозначному выводу инициаторы дискуссии так и не пришли.

Скандалом закончилось сотрудничество Пейджа с кинорежиссёром (и другим почитателем Кроули) Кеннетом Энгером, заказавшим ему звуковую дорожку к своему фильму «Lucifer Rising». Тот факт, что вместо полноформатного саундтрека Пейдж произвёл на свет за три года работы лишь «23 минуты электронного гула» (музыка создавалась на гитаре, пропущенной через синтезатор) возмутил Энгера, и тот обрушился на гитариста с многочисленными упрёками. Помимо всего прочего, он обвинил Пейджа в том, что тот профанирует сатанизм и слишком предпочитает Люциферу «белую леди» (кокаин). Пейдж выступил с опровержениями, указав, в частности, что позволял Энгеру снимать фрагмент фильма в подвале своего лондонского дома Тауэр-хаус. Это неоконченное произведение Джимми Пейджа было выпущено компанией Boleskine House Records 19 июня 1987 года на синем виниле. Принято считать, что инструментальное вступление к треку «In the Evening» впоследствии перешло в песню именно отсюда.

При том, что Пейдж был страстным коллекционером книг Кроули, он никогда не называл себя телемитом, не являлся участником O.T.O. и дистанцировался от оккультизма. Книжный магазин «The Equinox», как и особняк Болскин-хаус, были проданы в 1980-х годах, после того как Пейдж обзавёлся прочной семьёй и посвятил себя благотворительной деятельности.

После распада Led Zeppelin

После смерти барабанщика Джона Бонэма в 1980 году Джимми Пейдж занялся сольной карьерой и начал выступать с разными исполнителями на многочисленных благотворительных мероприятиях. В марте 1981 года он дал концерт с Джеффом Беком в Хаммерсмит-Одеон, после чего провёл серию концертов в поддержку фонда A.R.M.S. (Action Research for Multiple Sclerosis) — после того, как стало известно о болезни Ронни Лейна из The Small Faces. Две композиции Пейджа (записанные при участии Стива Уинвуда, Джеффа Бека и Эрика Клэптона) вошли в звуковую дорожку к фильму «Death Wish II» (три года спустя и третий фильм этой серии вышел с музыкой, написанной и записанной гитаристом).

На концерте в Мэдисон Сквер Гарден к Джимми Пейджу присоединился вокалист Пол Роджерс, с которым они позже образовали The Firm. Пейдж, по свидетельству очевидцев, выглядел крайне истощённым, поскольку незадолго до этого полностью избавился от пристрастия к героину — после семилетней зависимости.

В 1981 году Пейдж, басист Крис Сквайр и ударник Алан Уайт (оба из Yes) образовали супергруппу XYZ (аббревиатура расшифровывалась как «экс-Yes-Zeppelin»). Проведя несколько репетиций, музыканты решили отказаться от дальнейшей совместной деятельности, но некоторые записи были выпущены бутлегом, из которого явствует, что часть подготовленного здесь материала позже вошла в репертуар The Firm («Fortune Hunter»), а также Yes («Mind Drive», «Can You Imagine?»). В 1984 году Пейдж сыграл на концерте Yes в Дортмунде, Германия, — в песне «I’m Down».

С Роем Харпером Пейдж записал альбом «Whatever Happened to Jugula?» и дал несколько концертов — в основном на небольших фолк-фестивалях, под псевдонимами The MacGregors и Themselves.

В том же году гитарист возобновил сотрудничество с бывшими коллегами: с Робертом Плантом он образовал краткосрочный проект The Honeydrippers (выпустив одноимённый альбом), с Джоном Полом Джонсом создал звуковую дорожку к фильму «Scream for Help». С Полом Роджерсом (экс-Bad Company, Free) Джимми Пейдж образовал The Firm, группу, записавшую два альбома: The Firm (#17 Billboard Pop Albums Chart) и Mean Business (1986).

В числе музыкантов, с которыми Пейдж сотрудничал в середине 1980-х, были Грэм Нэш, Стивен Стиллз, Box of Frogs, The Rolling Stones (сингл «One Hit (to the Body)» 1986 года). В эти годы Пейдж работал в основном в собственной студии The Sol в Кукхеме, которую он купил у Гаса Данджена в начале 1980-х годов. Здесь же им был записал первый сольный альбом Outrider.

В 1985 году трое участников Led Zeppelin реформировали группу (пригласив к участию Фила Коллинза и Тони Томпсона — за ударными) для выступления на Live Aid (1985). Качество выступления участников группы не удовлетворило, и они оказались единственными из участников мероприятия, кто попросил не включать запись их сета в юбилейный DVD, посвящённый 20-летию со дня проведения концерта.

В этом же году Пейдж написал музыку к фильму "Жажда смерти 3".

В 1986 Пейдж вместе с бывшими участниками The Yardbirds принял участие в записи альбома «Strange Land» группы Box of Frogs.

Два года спустя Led Zeppelin собрались вновь для выступления на концерте, посвящённом 40-летию Atlantic Records, который состоялся 14 мая 1988 года. В 1990 году Пейдж и Плант выступили на благотворительном концерте в поддержку Nordoff-Robbins Music Therapy Centre, исполнив «Misty Mountain Hop», «Wearing and Tearing» и «Rock and Roll».

В 1993 году Пейдж и Дэвид Ковердейл записали совместный диск (проект Coverdale-Page), чем вызвали сенсацию и огромные ожидания во всём мире, однако планы большого мирового турне после записи альбома были реализованы лишь в скромном однонедельном турне по Японии в декабре 1993 года, после чего их творческие пути опять разошлись.

В 1994 году Пейдж и Плант записались для MTV Unplugged: полуторачасовой сет вышел под заголовком Unledded и его премьера получила рейтинг величайший в истории MTV. В октябре того же года вышел CD No Quarter: Jimmy Page and Robert Plant Unledded, а в 2004 году — DVD «No Quarter Unledded». После успешного турне в поддержку «No Quarter», Пейдж и Плант записали альбом Walking into Clarksdale (1998).

Начиная с 1990 года Пейдж активно занимался ремастерингом бэк-каталога Led Zeppelin, время от времени появляясь в благотворительных концертах, в частности, в поддержку Children Trust — фонда, основанного его женой Хименой Гомес-Паратча.

В 1998 году Пейдж исполнил гитарную партию в треке Паффа Дэдди «Come with Me» (здесь же был использован семпл «Kashmir»), включённом затем в саундтрек блокбастера «Godzilla». Позже оба появились с этой песней в программе Saturday Night Live.

В 1999 году Пейдж приступил к сотрудничеству с The Black Crowes, записав с группой концертный двойной альбом. В 2001 году Пейдж с участниками Limp Bizkit и Puddle of Mudd на церемонии вручения MTV Europe Video Music Awards во Франкфурте исполнили версию «Thank You».

В 2005 году Джимми Пейдж был награждён Орденом Британской Империи (в качестве признания его благотворительной деятельности в Бразилии), а также стал почётным гражданином Рио-де-Жанейро. В том же году он получил «Грэмми». В ноябре 2006 года Led Zeppelin были введены в UK Music Hall of Fame, в ходе церемонии Пейдж произнёс краткую благодарственную речь, транслировавшуюся по телевидению, после чего австралийская группа Wolfmother исполнила в качестве трибьюта «Communication Breakdown».

10 декабря 2007 года трое участников Led Zeppelin вместе с сыном барабанщика Led Zeppelin Джейсоном Бонэмом выступили на лондонской арене O2: концерт получил восторженные отклики и явился причиной многочисленных домыслов о возрождении Led Zeppelin.

20 июня 2008 года Пейдж получил почётную докторскую степень Университета графства Суррей — за свои заслуги перед музыкальной индустрией.

На церемонии закрытия Олимпийских игр 2008 года Джимми Пейдж, Дэвид Бекхэм и Леона Льюис представляли Великобританию: Бекхэм въехал на стадион в даблдекере, Пейдж и Льюис исполнили «Whole Lotta Love».

В 2012 году, Джимми Пейдж вместе с Робертом Плантом и Джоном Пол Джонсом приняли участие в пресс-конференции в Нью Йорке, на которой был объявлен выпуск live-альбома с выступления Led Zeppelin на О2 Arena 10 декабря 2007 года.

В 2014 году Пейдж активно занялся переизданием всей дискографии Led Zeppelin. В июне 2014 состоялся выход ремастированных версий Led Zeppelin I, II и III. В конце октября того же года были переизданы четвертый и пятый альбомы группы, IV и Houses of the Holy. Выход Physical Graffiti намечен на 24 февраля 2015, остальных — Presence, In Through the Out Door и Coda — на конец мая 2015 года.

В 2015 году, согласно официальным заявлениям, Джимми Пейдж планирует проведение мирового турне вместе с гитаристом и вокалистом Soundgarden Крисом Корнеллом.

Признание

• В 2003 году журнал Rolling Stone включил Пейджа в список 100 величайших гитаристов всех времен, поместив его на 9 место. В 2011 году журнал Rolling Stone опять включил его в свой список гитаристов-виртуозов, на этот раз на 3 месте, уступив лишь Джими Хендриксу и Эрику Клэптону.
• В 2007 году Пейдж получил награду Classic Rock Awards в номинации Living Legend Award (Живая Легенда).
• По результатам опроса, проведённого в 2008 году американской радиостанцией «Chop Shop» среди музыкальных экспертов, Джимми Пейдж был назван величайшим гитаристом всех времён.
• В 2009 году Джимми Пейдж включен в список величайших гитаристов всех времен британским журналом Classic Rock.
• В 2013 году Джимми Пейдж и Джон Пол Джонс награждены музыкальной премией ECHO за достижения в области музыки.

Фильмография

1. 2009 — «Приготовьтесь, будет громко» / It might get loud — Джимми Пейдж

Примечания

Комментарии

Источники

Ссылки

• [www.jimmypage.ru/guitar_player_1977.html jimmypage.ru. Guitar Player, 1977]
• [led-zeppelins.ru/index/0-53/ Альбомы с участием Джимми Пейджа]
• [www.youtube.com/watch?v=bv_mNtI9P3o&feature=related 50 Years of Jimmy Page]
• www.jimmypage.com
• www.ledzeppelin.com
• vk.com/jimmypageclub

Отрывок, характеризующий Пейдж, Джимми

Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.