Колаусси, Джино

Джино Колаусси
Общая информация
Полное имя	Луиджи Колаусиг
Родился
Гражданство
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Клубная карьера*
1930—1940	Триестина	248 (42)
1940—1942	Ювентус	40 (7)
1942—1943	Виченца	26 (10)
1945—1946	Триестина	26 (3)
1946—1948	Падова	45 (12)
Национальная сборная**
1935—1940	Италия	25 (15)
Тренерская карьера
1949—1950	Тернана	играющий тренер
	Кампобассо
	Таррос
	Ольбия
1962—1963	Триестина
Международные медали
Чемпионат мира
Золото	Франция 1938
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Луиджи Колаусиг (итал. Luigi Colàusig; 4 марта 1914, Градиска д'Изонцо — 27 июля 1991, Триест), более известный как Джино Колаусси (итал. Gino Colaussi) — итальянский футболист, крайний нападающий. Чемпион мира 1938 года. Его именем названа трибуна стадиона Нерио Рокко.

Биография

Колаусси начал свою карьеру в клубе «Триестина», в которой он дебютировал в возрасте 16-ти лет в 1930 году, будучи ещё юным, Колаусси был вынужден приезжать на тренировки команды на велосипеде из своего родного города, потому что его крестьянская семья была очень бедной, а потому, к примеру, Колаусси играл в бутсах, подбитых обычными гвоздями. В «Триестине» Колаусси выступал на протяжении 10 сезонов, проведя за клуб 275 матчей, что является вторым результатом в истории клуба. 27 октября 1935 года Колаусси дебютировал в сборной Италии в матче с Чехословакией, а через 3 года поехал в составе сборной на чемпионат мира, где итальянцы одержали победу, а сам Колаусси стал одним из лучших игроков турнира, забив 2 гола в финале с венграми, а всего отличившись 4 раза в 4-х матчах. В 1940 году Колаусси перешёл в «Ювентус», но там он не показывал и доли того уровня игры, к которому он приучил поклонников своего таланта, один из репортёров даже назвал его «выжатым лимоном», через два сезона в составе «Юве», Колаусси перешёл в «Виченцу», где у футбоилста случился конфликт с тренерским штабом команды, после которого он покинул клуб. Несколько лет в военные годы Колаусси был без клуба, лишь в 1945 году он вернулся в «Триестину», где провёл один сезон. А завершил карьеру Колаусси в клубе серии В «Падова».

Завершив карьеру игрока, Колаусси начал тренерскую работу, в 1949 году возглавив «Тернану», к тому времени уже «вылетевшую» в серию С, команда выступала чрезвычайно неудачно, и Колаусси принял решение помочь своему клубу на поле, но и это не спасло команду, которая заняв 20-е место переместилась в 4-й итальянский дивизион, а сам Колаусси был уволен со своего поста. Также Колаусси работал с клубами низших итальянских лиг «Кампобассо», «Таррос» и «Ольбия», без особенных успехов, будучи тренером «Тарроса», небогатого клуба, к тому же часто задерживавшего зарплату, Колаусси жил настолько бедно, что даже был вынужден заложить свою золотую медаль чемпиона мира, ломбардщик великодшно отдал ему деньги, оставив медаль чемпиону. После чего он эмигрировал в Ливию, прожил там некоторое время, а затем вернулся в Италию, где прожил остаток своей жизни в Триесте, практически в нищете.

Достижения

• Чемпион мира: 1938

Ссылки

• [www.enciclopediadelcalcio.com/Colaussi.html Профиль на enciclopediadelcalcio.com]
• [www.tuttotrieste.net/prsng/colaussi.htm Статья на tuttotrieste.net]
• [www.figc.it/nazionali/DettaglioConvocato?codiceConvocato=330&squadra=1 Статистика за сборную Италии]
• [www.sptharros.it/personaggi/colaussi.htm Статья на sptharros.it]

</div>

Отрывок, характеризующий Колаусси, Джино

Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.