Спадолини, Джованни

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джованни Спадолини»)
Перейти к: навигация, поиск
Джованни Спадолини
итал. Giovanni Spadolini<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Совета министров Италии
28 июня 1981 года — 1 декабря 1982 года
Президент: Алессандро Пертини
Предшественник: Арнальдо Форлани
Преемник: Аминторе Фанфани
Председатель Сената Италии
и.о. Президента Италии
с 28 апреля 1992 по 28 мая 1992
2 июля 1987 года — 14 апреля 1994 года
Предшественник: Джованни Франческо Малагоди
Преемник: Карло Сконьямильо
Министр обороны Италии
4 августа 1983 года — 17 апреля 1987 года
Предшественник: Лелио Лагорио
Преемник: Ремо Гаспари
 
Вероисповедание: католик
Рождение: 21 июня 1925(1925-06-21)
Флоренция, Италия
Смерть: 4 сентября 1994(1994-09-04) (69 лет)
Рим, Италия
Место погребения: Флоренция
Партия: Итальянская республиканская партия
 
Награды:


Джованни Спадолини (итал. Giovanni Spadolini; 21 июня 1925, Флоренция — 4 сентября 1994, Рим) — итальянский журналист, историк, политик и государственный деятель, премьер-министр с 28 июня 1981 года по 1 декабря 1982 года, первый послевоенный глава правительства не-член христианско-демократической партии (ХДП).



Биография

Родился в зажиточной семье. Начал свою карьеру в 1944 году в журнале философа-идеалиста и одного из идеологов фашизма Джованни Джентиле. Был сторонником фашистской Республики Сало, придерживался крайне правых взглядов, был членом Республиканской фашистской партии в 1943-45 годах. После окончания войны пересмотрел свои взгляды, став либералом.

В 1950 году окончил юридический факультет Флорентийского университета, и стал преподавать в нём же современную историю и заниматься журналистикой. В возрасте 25 лет стал профессором. Написал несколько книг историко-политической тематики, где в основном были исследования периода Рисорджименто.

С 1955 по 1968 год занимал пост главного редактора региональной итальянской газеты «il Resto del Carlino» в Болонье. В 1968 году переехал в Милан и до 1972 года проработал директором в крупнейшем национальном издании «Corriere della Sera».

В 1972, 1976 и 1979 годах избирался в Сенат Италии от Республиканской партии (ИРП).

С 1974 по 1976 год был членом кабинета министров при А. Моро, в качестве министра по охране памятников культуры, окружающей среды и по делами научных исследований. С марта по август 1979 года министр народного просвещения в правительстве Дж. Андреотти. После смерти политического секретаря Республиканской партии Ugo La Malfa, в сентябре 1979 года стал его преемником и возглавлял республиканцев по 1987 год.

28 июня 1981 года сформировал и возглавил кабинет министров с участием ХДП, ИРП, либеральной, социалистической (СПИ) и социал-демократической партий, который просуществовал до 1 декабря 1982 года, когда разразился острый конфликт между главой казначейства Н. Андреатта (ХДП) и министром финансов Р. Формика (ИСП) и социалисты перестали поддерживать правительство. В 1982 году отказался встретиться с Я. Арафатом во время его официального визита в Италию, мотивировав это его соучастием в террористических акциях.

С 1983 по 1987 год был министром обороны в кабинете Б. Кракси.

Со 2 июля 1987 года по 14 апреля 1994 года был председателем Сената Республики (получил 249 голосов в первом туре в 1987 году и 188 в третьем туре в 1992 году). С 26 июня по 11 июля 1989 года после кризиса и отставки правительства Ч. де Мита, неудачно пытался сформировать новое правительство.

В 1990 году был назначен президентом основанного Бенедетто Кроче Итальянского института исторических исследований.
Был председателем Сената с 1987 по 1994 год и пожизненным сенатором с 1991 года. В апреле 1994 года вновь выдвигался на пост председателя Сената, но проиграл 1 голос К. Сконьямильо.

Умер от рака 4 сентября 1994 года.

В ходе операции «Чистые руки» в 1992-93 годах был проверен в коррупционном плане и оказался одним из немногих совершенно честных политиков. Был сторонником светского государства, по некоторым источникам был даже атеистом. Многими историками политики считается одним из лучших итальянских государственных деятелей, ценится за свою глубокую интеллектуальную культуру и отличное знание национальной истории[1].
Считался одним из лучших в Италии знатоков биографии Наполеона Бонапарта, которую изучал более полувека.

Автор многих книг по новейшей истории Италии, в частности, об отношениях между государством и церковью и об основных политических партиях страны, в том числе «Социалистическое папство» (1964), «Джолитти – целая эпоха» (1969), «Осень Рисорджименто» (1971), «Радикалы XIX века» (1972), «Люди, сотворившие Италию» (в 2-х томах; 1972, 1990, 1993), «Два Рима» (1975), «Католическая оппозиция» (1976), «Вопрос конкордата. Из неопубликованных документов комиссии М. Гонелла» (1976), «Тысяча лет Флоренции» (1977), «Италия разума» (1978, «Последний Ла Мальфа» (1979), «Республиканцы после единства» (1979), «Между Кардуччи и Гарибальди» (1981), «Гарибальдийские традиции и итальянская история» (1982), «Партия демократии» (1983), «Католицизм и Рисорджименто» (1986), «В прямом эфире с прошлым. Темы и фигуры современной истории» (1994).

Напишите отзыв о статье "Спадолини, Джованни"

Ссылки

  • [www.youtube.com/watch?v=3c42vSG2UoQ&feature=fvsr Спадолини, Джованни на видео (ит).]
  • Кто есть кто в мировой политике / Отв. ред. Л. П. Кравченко. — М.: Политиздат, 1990. — С. 419.

Примечания

  1. [www.torrossa.it/resources/10.1400/165484 Maurizio Serra, Spadolini statista fra due mondi]

Отрывок, характеризующий Спадолини, Джованни

– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.