Байерли, Джозеф

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джозеф Байерли»)
Перейти к: навигация, поиск
Джозеф Байерли
англ. Joseph R. Beyrle
Прозвище

Прыгун Джо (англ. Jumpin' Joe), Герой двух наций

Дата рождения

25 августа 1923(1923-08-25)

Место рождения

Маскигон, штат Мичиган, США

Дата смерти

12 декабря 2004(2004-12-12) (81 год)

Место смерти

Токкоа, штат Джорджия, США

Принадлежность

США США / СССР СССР

Род войск

воздушно-десантные войска
бронетанковые войска (специальности: подрывник и пулемётчик)

Годы службы

1942—1945

Звание

штаб-сержант

Часть

Сражения/войны

Награды и премии

США:

СССР:

Россия:

Франция:

В отставке

работник компании Brunswick Corporation

Джозеф Байерли (англ. Joseph R. Beyrle, 25 августа 1923 года, Маскигон (Мичиган, США) — 12 декабря 2004 года, Токкоа (Джорджия, США)) — считается единственным солдатом Второй мировой войны, воевавшим против немцев и в американской, и в советской армиях. Отец бывшего (в 2008—2012) посла США в России Джона Байерли.





Биография

Джозеф Байерли родился в городке Маскигон (штат Мичиган), где в 1942 году окончил школу. Он мог бы получить стипендию на учёбу в Университете Нотр-Дам, но вместо этого записался добровольцем в армию. Согласно записи в карточке военнопленного, которая будет позже заведена на него немецкими властями, он работал мясником.

Служба в армии США. 101-я дивизия

Байерли был направлен в 506-й парашютно-пехотный полк 101-й десантной дивизии «Кричащие орлы», в подразделение, специализирующееся на радиосвязи и подрывных работах. В то время дивизия располагалась в английском городе Рамсбери и готовилась к открытию Второго фронта. После девятимесячной подготовки, в мае и апреле 1944 года Байерли участвовал в двух боевых операциях по доставке золота Движению сопротивления во Франции.

День «Д». Диверсионные работы. Плен

6 июня 1944 года, в день открытия Второго фронта, самолет С-47, в котором находился Байерли, попал под обстрел над побережьем Нормандии. Выпрыгнув из самолета над Ком-дю-Монт, сержант Байерли потерял связь с другими парашютистами, но все же смог взорвать электрическую подстанцию. Он взорвал ещё несколько объектов до того, как спустя несколько дней попал в плен к немцам.

В течение последующих семи месяцев Байерли содержался в семи различных германских тюрьмах. Он дважды бежал, но оба раза был пойман. Байерли и его товарищи по тюрьме надеялись добраться до расположения Советской армии, которая находилась неподалеку. После неудачного второго побега (оказавшись в Польше, он и другие бежавшие военнопленные по ошибке сели в поезд, следующий в Берлин) он попал в гестапо, но вскоре его передали немецким военным, так как гестапо не имело права содержать военнопленных.

Побег и служба в РККА

Байерли оказался в концентрационном лагере для военнопленных в Альт-Древице, предместье польского городка Костшин-над-Одрой. В начале января 1945 года он ещё раз бежал, на этот раз успешно, идя в направлении звуков канонады Первого Белорусского фронта. Через пару недель он смог дойти до линии фронта, и после пересечения её, найти советскую танковую бригаду. Выходя навстречу русским с поднятыми руками, он повторял с акцентом: «Я — американский товарищ! Я — американский товарищ!» Байерли уговорил командование 1-го танкового батальона 1-й гвардейской танковой бригады (а именно гвардии капитана А. Г. Самусенко) разрешить ему остаться и воевать вместе с ними. Так началась его служба в советском танковом батальоне, которая продлилась месяц. Пригодились его навыки подрывника и пулеметчика — в батальоне был американский танк «Шерман»[1]

Батальон, в котором воевал Байерли, в конце января освободил тот самый концлагерь, из которого он сбежал. В начале февраля он получил тяжелое ранение (попал под бомбёжку пикирующих бомбардировщиков Ju.87), и был отправлен в советский госпиталь в Ладсберге (сейчас это польский город Гожув-Велькопольски). В госпиталь приехал маршал Георгий Жуков и, узнав об американском десантнике, захотел с ним познакомиться. Байерли попросил маршала помочь ему вернуться домой. По приказу Жукова Байерли дали официальное письмо, которое он предъявлял при проверке документов по пути в Москву, так как все его документы остались у немцев. В феврале 1945 года он добрался до американского посольства в Москве.

Возвращение домой

В посольстве Байерли узнал, что Военный департамент США объявил его погибшим ещё 10 июня 1944 года. В церкви его родного города Маскигона отслужили панихиду, а в местной газете был опубликован некролог. До того, как по отпечаткам пальцев подтвердили его личность, Байерли содержался под охраной морских пехотинцев в гостинице «Метрополь».

Байерли вернулся в Мичиган 21 апреля 1945 года, а через две недели праздновал победу в Чикаго. На следующий год он женился на Джоане Хэловел. По иронии судьбы, венчание проходило в той самой церкви и тем самым священником, который служил по нему заупокойную панихиду двумя годами ранее. После войны Байерли поступил на службу в компанию «Брансвик корпорейшн», где проработал 28 лет и откуда ушёл на пенсию в должности начальника отдела доставки.

В 1994 году за уникальную службу во время войны Байерли был награждён памятными медалями на церемонии к 50-летию открытия Второго фронта. Мероприятие проходило в Белом доме в Вашингтоне. Награды вручали президент США Билл Клинтон и президент России Борис Ельцин.

Уход из жизни

Джозеф Байерли скончался от приступа сердечной недостаточности 12 декабря 2004 года в городе Токкоа (штат Джорджия, США). В апреле 2005 года он был похоронен с почестями на Арлингтонском военном кладбище.

Семья

У Джозефа Байерли остались трое детей, семь внуков и один правнук. Его сын Джон Байерли с 2008 по 2012 год являлся послом США в России.

Память о Д. Байерли

Награды

Напишите отзыв о статье "Байерли, Джозеф"

Примечания

  1. 1 2 .Ксения Дубичева, Татьяна Андреева.. [www.rg.ru/2010/09/24/reg-ural/beyrle-anons.html Посол США в Москве открыл выставку, посвященную фантастической судьбе его отца], Российская газета (24.09.2010). Проверено 11 сентября 2011.
  2. [youtube.com/watch?v=xEy5kA3NTl0 Открытие выставки в Русском музее] на YouTube

Ссылки

  • [1pobeda.ru/node/2 Сайт «Герой двух наций»]
  • [russian.moscow.usembassy.gov/beyrleint012609.html Интервью Джона Байерли программе «Познер» 26 января 2009 года]
  • [russian.moscow.usembassy.gov/root/pdfs/discover2.pdf Статья «'Amerikanskiy Tovarishch' Dies» в газете «Moscow Times» от 16 декабря 2004 г.]
  • [www.bbc.co.uk/russian/russia/2010/02/100222_beyrle_hero.shtml Джозеф Байерли — американец в Красной Армии]
  • [www.museum.ru/N39147 Джозеф Байерли (1923—2004) «Герой двух наций»]
  • [www.vesti.ru/doc.html?id=343446 Герой двух наций — десантник Джозеф Байерли]


Отрывок, характеризующий Байерли, Джозеф


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.