Пулитцер, Джозеф

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джозеф Пулитцер»)
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)
Джозеф Пулитцер
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Джозеф ПулитцерК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2809 дней] (англ. Joseph Pulitzer, 1847, Мако — 1911, Чарлстон) — американский издатель и журналист, родоначальник жанра «жёлтой прессы».





Биография

Пулитцер родился 10 апреля 1847 года в венгерском городке Мако в обеспеченной еврейской семье. Вскоре семья переехала в Будапешт, где будущий журналист получил образование в частной школе.

В юности Пулитцер мечтал о военной карьере, но по состоянию здоровья не был зачислен в австрийскую армию. Затем ему удалось завербоваться в армию США, но во время плавания в Америку он передумал и по прибытии дезертировал. Ему всё же пришлось повоевать — он застал в США окончание гражданской войны.

Некоторое время Джозеф занимался изучением нового для него английского языка, параллельно работая в немецкоязычной газете, издававшейся в Сент-Луисе. В 1878 году Пулитцер купил газету «St. Louis Post-Dispatch» и активно работал над преобразованием её бизнес-модели. Одно из серьёзных нововведений Пулитцера — проведение постоянных газетных кампаний по различным поводам с политическими разоблачениями и кричащими заголовками. Эти кампании приковывали внимание читателей, поднимали тираж газеты и приносили солидный доход издателю.

В 1883 году Пулитцер приобрёл газету «The New York World». Дж. Пулитцер подчеркивал, что его газеты будут «направлены на интересы простых людей, а не на интересы обладателей толстых кошельков». Акцент был сделан на привлечение массового среднего читателя. Методы, которыми Пулитцер завоевывал читательский интерес, были просты и действенны. Он совмещал на страницах газет статьи о политической коррупции, журналистские расследования, сенсации в различных областях жизни, немного юмора и достаточное количество рекламы. Позже он стал добавлять спортивные новости, рубрики, посвященные женщинам, яркие иллюстрации. Пулитцер придавал особое значение иллюстративному ряду. Он пригласил к сотрудничеству ведущих карикатуристов (стала первой газетой, постоянно помещавшей политические карикатуры на первой полосе). Пулитцер требовал от своих журналистов не столько «таскать сенсации», сколько уметь их подавать. Набранные аршинными буквами заголовки типа «Дыхание смерти», «Террор на Уолл-стрит» или «Любовники малышки Лизы» захватывали внимание. А вместе это составляло созданный Пулитцером новый газетный стиль, названный позже «новым журнализмом». Но выше всего Пулитцер ставил так называемые крестовые походы своих журналистов (этакие редакционные проверки, написанные в жанре репортажа). Блестящим примером «крестового похода» стала статья Нелли Блай о нью-йоркской психиатрической лечебнице. Чтобы проникнуть туда, журналистка столь успешно симулировала сумасшествие, что четверо из пятерых осматривавших её психиатров поставили диагноз «шизофрения». Когда Нелли спустя несколько недель «выздоровела», она опубликовала репортаж, в котором рассказала о том, что больных содержат в холоде и голоде и жестоко с ними обращаются. После этой публикации мэрия переоборудовала лечебницу.

Когда Пулитцер покупал The New York World, тираж газеты не превышал 15 000 экз. Через 15 лет, в 1898 году, он вырос до 1 млн экз. St. Louis Post-Dispatch, The New York World и другие газеты создали Пулитцеру состояние в $20 млн (соответствует нынешним $3 млрд).

В 1885 году Пулитцер был избран в Палату представителей.

Добившись полного успеха, Пулитцер едва ли радовался победам своих газет. В 1887 году он почти ослеп и оставил пост главного редактора The New York World. К 1890 году у издателя стали случаться нервные срывы, и он вообще отошел от дел. Болезнь прогрессировала, и скоро Пулитцер не мог даже передвигаться без посторонней помощи. Вдобавок у него развилась болезненная чувствительность к шуму. Пулитцер лечился в лучших клиниках мира, но ничто не помогало. Последние годы жизни он вынужден был провести в звуконепроницаемых бункерах в своем нью-йоркском особняке и на яхте «Свобода». Умер Джозеф Пулитцер на борту своей любимой яхты в гавани Чарлстона (шт. Южная Каролина) 29 октября 1911 года.

Наследие

Незадолго до своей смерти он надиктовал то, что в США считается его профессиональным завещанием: «Только искреннее чувство ответственности спасет журналистику от раболепства перед классом имущих, которые преследуют эгоистические цели и противодействуют общественному благоденствию».

Имя Пулитцера носит высшая журналистская премия в США, присуждаемая за страсть к точности, приверженность к человеческим интересам, предоставление аудитории развлечения, удовлетворение любознательности. Ещё в 1904 году Пулитцер составил завещание, в котором жертвовал два миллиона долларов Колумбийскому университету. Три четверти этих денег предназначались на создание высшей Школы журналистики, а оставшаяся сумма — на премии для американских журналистов. Он завещал назначить четыре премии за журналистику, четыре — за достижения в области литературы и драмы, четыре «плавающие» премии — за различные достижения в гуманитарной области и одну премию — за вклад в образование. Колумбийская Школа журналистики была основана через год после смерти Пулитцера, а премию начали вручать начиная с 1917 года. Всего присуждается 25 премий. Лауреаты премии получают по 10 тысяч долларов. Особо отмечается номинация «За служение обществу».

Символ США — знаменитая статуя Свободы, установленная на острове Либерти-айленд, — появился здесь благодаря стараниям Джозефа Пулитцера. Идея возведения статуи была непопулярна, и государство отказалось финансировать этот проект. Статуя Свободы уже начала ржаветь в Париже, ожидая, когда её погрузят на корабль и доставят в Америку. Тогда Пулитцер начал громить в своих газетах всех: политиков — за отказ от субсидий, богачей — за то, что не дают денег, обывателей — за равнодушие. За два месяца этой кампании Фонд постройки статуи Свободы получил достаточно денег на завершение строительства. Памятник открывал лично президент США Гровер Кливленд. Произошло это 28 октября 1886 года. А созданный Пулитцером романтический ореол вокруг статуи Свободы существует и по сей день.

Библиография

  • Brian, Denis. Pulitzer: A Life (2001).

Напишите отзыв о статье "Пулитцер, Джозеф"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Пулитцер, Джозеф

– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.