Хеллер, Джозеф

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джозеф Хеллер»)
Перейти к: навигация, поиск
Джозеф Хеллер
Joseph Heller
Дата рождения:

1 мая 1923(1923-05-01)

Место рождения:

Нью-Йорк, США

Дата смерти:

13 декабря 1999(1999-12-13) (76 лет)

Место смерти:

Нью-Йорк, США

Гражданство:

США

Род деятельности:

Прозаик

Жанр:

сатира, чёрный юмор

Подпись:

[www.lib.ru/INPROZ/HELLER/ Произведения на сайте Lib.ru]

Джозеф Хеллер (англ. Joseph Heller, 1 мая 1923, Нью-Йорк, США — 13 декабря 1999, Нью-Йорк, США) — американский прозаик-романист. Российскому читателю Хеллер известен в основном своим сатирическим антивоенным романом с элементами литературы абсурда «Уловка-22» (англ. Catch-22)[1]. Хеллер является автором нескольких известных романов — «Что-то случилось» (Something Happened, 1974), «Чистое золото» (Good as Gold, 1979), «Господу ведомо» (God Knows, 1984), «Вообрази себе картину» (Picture This, 1988), «Это не шутка» (No Laughing Matter, 1986), «Портрет художника в старости» (Portrait of an Artist as an Old Man, 2000 — издан посмертно, см. также роман Джеймса Джойса «Портрет художника в юности» — роман Хеллера и по названию, и по смыслу является антагонистом работы Джойса).





Биография

В Викицитатнике есть страница по теме
Хеллер, Джозеф

Джозеф Хеллер родился в Бруклине, в бедной еврейской семье российского происхождения, писать начал уже в детстве. Закончив в 1941 году школу им. Авраама Линкольна, Хеллер в течение года перепробовал несколько работ — помощника кузнеца, курьера, клерка, — после чего в 1942 году (в возрасте 19 лет) вступил в ряды американских ВВС. Через два года он был отправлен в Италию, где осуществил 60 боевых вылетов на бомбардировщике B-25.

В 1949 году получил степень магистра искусств в Колумбийском университете. В 1949—1950 годы вёл научную работу в Оксфорде по программе стипендий Фулбрайта. Преподавал в университете штата Пенсильвания (1950—1952), писал рекламные тексты для журналов «Тайм» и «Эсквайр» (1952—1958), был агентом по рекламе журнала «Макколс». В 1961 году оставил эту работу, чтобы вести творческие семинары по прозе и драматургии в Йельском университете и университете штата Пенсильвания. Первые его рассказы появились в «Атлантик мансли» и «Эсквайре» ещё в студенческие годы.

В 1953 году приступил к работе над романом «Уловка-22». Книга положила начало экспериментам в жанре антивоенного романа, предварив такие произведения, как «Радуга тяготения» Томаса Пинчона и «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» Курта Воннегута, с которым дружил с 1968 года. В роли злодеев у Хеллера выступают не немцы или японцы, а высокопоставленные американские военные — политические воротилы, наживающиеся на войне, и садисты, которые получают наслаждение от насилия, часто абсурдное. Роман был экранизирован Майком Николсом в 1970 году. Выражение «ситуация-22» вошло в лексикон американцев, обозначая всякое затруднительное положение, нарицательным стало и имя героя. В 1994 году вышло продолжение романа под названием «Лавочка закрывается» (Closing Time). Действие происходит спустя 50 лет после войны, в числе главных персонажей несколько новых, но действуют и старые — Йоссариан (Йосарян) и некоторые другие.

Хеллеру принадлежат также романы «Что-то случилось» (Something Happened, 1974), «Чистое золото» (Good as Gold, 1979), «Господу ведомо» (God Knows, 1984) и «Запечатлеть всё это» (Picture This, 1988). Хеллер написал также пьесу «Мы бомбили Нью-Хейвен» (We Bombed in New Haven, 1969), выдержавшую 86 представлений на Бродвее. Книга «Это не шутка» (No Laughing Matter, 1986), написанная со Спидом Фогелем, рассказывает о борьбе Хеллера с редким недугом, приводящим к параличу. В другой своей автобиографической книге «Время от времени» (Now and Then, 1998) он возвращается в места своего детства, в бруклинский парк аттракционов Кони-Айленд 1920—1930-х годов. Последний роман «Портрет художника в старости» (Portrait of An Artist As An Old Man), опубликованный посмертно в 2000 году, рассказывает о популярном писателе, ищущем вдохновения для нового романа.

Умер Хеллер от инфаркта в своем доме на Лонг-Айленде 13 декабря 1999 года.

Библиография

Рассказы

Автобиографии

Романы

Пьесы

  • Мы бомбили Нью-Хейвен (We Bombed in New Haven) (1967)
  • Catch-22 (1973)
  • Clevinger’s Trial (1973)

Сценарии

Напишите отзыв о статье "Хеллер, Джозеф"

Ссылки

  • [www.peoples.ru/art/literature/story/djozef_heller/ Джозеф Хеллер на people.ru]
  • [www.lib.ru/INPROZ/HELLER// Джозеф Хеллер] в библиотеке Максима Мошкова
  • [www.kirjasto.sci.fi/heller.htm Биография на www.kirjasto.sci.fi] (англ.)

Примечания

  1. Существует также русский перевод под названием «Поправка 22» (переводчик — А. Кистяковский).

Отрывок, характеризующий Хеллер, Джозеф

– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.