Джоконда (опера)
| Джоконда | |
| La Gioconda | |
 Либретто оперы, издание 1916 года. | |
| Композитор | |
|---|---|
| Автор(ы) либретто |
Арриго Бойто под псевдонимом Tobia Gorrio |
| Язык либретто | |
| Источник сюжета | |
| Действий |
4 |
| Первая постановка | |
| Место первой постановки |
театр Ла Скала |
Джоко́нда (итал. La Gioconda) — четырёхактная опера итальянского композитора Амилькаре Понкьелли на либретто, написанное Арриго Бойто под псевдонимом Tobia Gorrio. В основу оперы лёг сюжет пьесы «Анджело, тиран Падуанский» (1835) Виктора Гюго. Первая постановка состоялась 8 апреля 1876 года в миланском театре Ла Скала.
Содержание
История создания
Опера имела исключительный успех в Италии, а спустя некоторое время — в США. В России опера была впервые представлена труппой итальянского гастролирующего театра в Петербурге 18 января 1883 года и также имела успех[1]. Американская премьера состоялась 20 декабря 1883 года в Нью-йоркском театре Метрополитен-опера. Премьерные спектакли на русской сцене были осуществлены в Казани (1 декабря 1885 года, антреприза П. Медведева), в Петербурге (18 января 1888 года, Мариинский театр) и Москве (13 февраля 1907 года, Большой театр). В СССР была поставлена 7 июня 1956 года в Ленинграде, на сцене Малого оперного театра. Другие оперы Понкьелли хоть и были популярны, всё же не достигли подобного успеха[2]. Впоследствии композитор занял место профессора Миланской консерватории. В числе его учеников были Джакомо Пуччини и Пьетро Масканьи[2].
Роли
| Роль | Голос | Исполнитель на премьере 8 апреля 1876 года Дирижёр: Франко Фаччо |
|---|---|---|
| Джоконда, певица | сопрано | Маддалена Мариани Мази |
| Слепая, мать Джоконды | контральто | Эуфемия Барлани Дини |
| Герцог Альвизе Бадоэро, член Верховного совета (инквизиции) | бас | Ормондо Маини |
| Лаура Адорно, его жена | меццо-сопрано | Мариетта Бьянколини Родригес |
| Энцо Гримальдо, генуэзский патриций | тенор | Хулиан Гайярре |
| Барнаба, уличный певец, доносчик инквизиции | баритон | Готтардо Альдигьери |
| Зуане, гондольер | бас | Джованни Баттиста Корнаго |
| Изепо, писец | тенор | Амедео Грацци |
| Хор: рабочие, сенаторы, священники, дворяне, матросы, дети | ||
Сюжет
- Время: XVII век
- Место: Венеция, столица Венецианской республики
Акт 1
Площадь Сан-Марко в Венеции. Народ в предвкушении праздничной регаты. Барнаба признаётся в любви Джоконде. Получив отказ, он натравливает толпу на слепую мать Джоконды, обвинив её в ведовстве. Женщину спасает от толпы Лаура, жена инквизитора. Мать Джоконды дарит ей на память чётки. Народ удаляется в собор Святого Марка. Барнаба знает, что Энцо был раньше обручён с Лаурой, и обещает привести её к нему ночью. Оставшись один, Барнаба вслух диктует писцу донос инквизитору на его жену Лауру. Подслушавшая их и влюблённая в Энцо Джоконда очень разочарована.
Акт 2
Бригантина «Геката», принадлежащая Энцо. Переодевшийся провокатор Барнаба шпионит за экипажем корабля. Энцо с нетерпением ждёт Лауру, которая наконец убегает к нему от мужа. Джоконда решает заколоть кинжалом соперницу, но узнав в ней спасительницу своей матери — предупреждает Лауру о грозящей ей опасности. Лаура попадает в руки своего мужа. Оставшись с Энцо, Джоконда заявляет ему, что Лаура не любит его, и поэтому вернулась к мужу. Энцо сжигает свой корабль, прыгает в воду и уплывает. Команда сгоревшего корабля вместе с Джокондой остаются на острове Джудекка.
Акт 3
Дом герцога Бадоэро. Герцог планирует убийство изменившей ему жены Лауры. Он настаивает, чтоб она приняла яд, но Джоконда подменивает сосуд с ядом на сильнодействующее снотворное. Лаура принимает снадобье, и её возвратившийся муж решает, что она отравилась. Звучит погребальный набат. Герцог публично объявляет об отравлении жены и Энцо будучи в отчаянии нападает на него, за что попадает в лапы инквизиции. Безутешная Джоконда предлагает Барнабе освободить Энцо. Он соглашается лишь получив обязательство, что в случае освобождения Энцо — Джоконда будет принадлежать ему.
Акт 4
Остров Джудекка. В обмен на освобождение Энцо из тюрьмы, Джоконда согласилась отдаться Барнабе. Друзья вносят бездыханное тело Лауры. Джоконда делится с ними своими тревогами о судьбе пропавшей слепой матери, и оставшись одна начинает размышлять о самоубийстве. Входит Энцо, разгневанный на Джоконду за похищение тела Лауры. Джоконда оправдывается, а Лаура внезапно подаёт признаки жизни, приходит в чувство и говорит Энцо, что её спасла именно Джоконда. Влюблённые Энцо и Лаура покидают Джоконду. За сценой слышны голоса гондольеров, сообщающих друг другу новость, что в канале найдено чьё-то утопленное тело. Джоконде не удаётся убежать и она оказывается пойманной Барнабой. Он требует плату за спасение Энцо. Джоконда соглашается, но убивает себя кинжалом на его глазах. В ярости Барнаба кричит, что прошлой ночью мать Джоконды жестоко оскорбила его и он утопил её.
Музыка
«Джоконда» является ярким примером Большой оперы. Стилистически в ней видна преемственность от Джакомо Мейербера, а также влияние произведений Джузеппе Верди и направления веризма. В то же время благодаря песням и танцам, масштабным хорам, впечатляющим массовым сценам и страстным сольным выступлениям она также несёт в себе признаки традиционных народных опер. Помимо «Аиды» Верди, это единственная итальянская grand opera, удержавшаяся в международном репертуаре[3].
Напишите отзыв о статье "Джоконда (опера)"
Примечания
Ссылки
| В Википедии есть портал «Опера» |
- [www.impresario.ch/libretto/libpongio_i.htm Либретто на итальянском языке] (итал.)
- [www.belcanto.ru/gioconda.html Опера «Джоконда» на belcanto.ru]
Отрывок, характеризующий Джоконда (опера)
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
