Джолитти, Джованни

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джолитти»)
Перейти к: навигация, поиск
Джованни Джолитти
Giovanni Giolitti<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Джованни Джолитти</td></tr>

Председатель Совета министров Италии
10 мая 1892 года — 10 декабря 1893 года
Монарх: Умберто I
Предшественник: Антонио Старабба ди Рудини
Преемник: Франческо Криспи
Председатель Совета министров Италии
3 ноября 1903 года — 12 марта 1905 года
Монарх: Виктор Эммануил III
Предшественник: Джузеппе Дзанарделли
Преемник: Томмазо Титтони
Председатель Совета министров Италии
27 мая 1906 года — 9 декабря 1909 года
Монарх: Виктор Эммануил III
Предшественник: Сидней Соннино
Преемник: Сидней Соннино
Председатель Совета министров Италии
27 марта 1911 год — 21 марта 1914 года
Монарх: Виктор Эммануил III
Предшественник: Луиджи Луццатти
Преемник: Антонио Саландра
Председатель Совета министров Италии
16 июня 1920 года — 4 июля 1921 года
Монарх: Виктор Эммануил III
Предшественник: Франческо Саверио Нитти
Преемник: Иваноэ Бономи
 
Рождение: 27 октября 1842(1842-10-27)
Мондови, Пьемонт, Италия
Смерть: 17 июля 1928(1928-07-17) (85 лет)
Кавур, Пьемонт, Италия
Партия: Либеральная партия Италии
Образование: Туринский университет
Профессия: юрист
 
Награды:

Джованни Джолитти (итал. Giovanni Giolitti; 27 октября 1842, Мондови — 17 июля 1928, Кавур) — итальянский политический деятель, премьер-министр Итальянского королевства (пять раз).





Биография

Джованни Джолитти родился 27 октября 1842 года в Мондови (Пьемонт). Получил юридическое образование в Туринском университете. В 1876 году, в министерство Депретиса, он был назначен директором таможенного управления. В 1889 году Криспи предоставил ему пост министра казначейства, а в 1890 году — финансов. Вскоре, однако, Джолитти вышел из кабинета вследствие несогласия с министром публичных работ, и затем немало содействовал падению министерства Криспи[1]. Джолитти был сторонником умеренного либерализма времён Кавура, идеи которого он пытался воплотить в реальность. Политические взгляды Джолитти объясняются тем, что он происходил из среды пьемонтского буржуазного чиновничества, в определенной степени свободным от консервативных предрассудков, но отличающейся строгим воспитанием. Возможно, выбранная Джолитти политика либерального пути развития Италии, оказалась крахом именно из-за её консервативной основы.

Впервые Джованни Джолитти возглавил правительство в момент, когда разногласия по вопросам финансовой политики внутри министерства Рудини привели к его отставке в апреле 1892 года. Тогда Джолитти сформировал новый кабинет[1].

Джолитти, в отличие от прежнего правительства, был противником чрезвычайных мер и считал необходимым разрядить обстановку в стране с помощью реформы налоговой системы, улучшения социального законодательства и т. д. Но и его кабинет оказался недолговечным: в 1893 году стали достоянием гласности скандальные аферы Римского банка и связи с этим банком многих видных парламентариев и министров. Джолитти, лично неповинный в коррупции, но знавший об этих неприглядных фактах и долго противившийся их обнародованию, был вынужден в ноябре 1893 года уйти в отставку.

Всего в 18821924 годах Джолитти несколько раз избирался в палату депутатов и неоднократно занимал пост премьер-министра (18921893, 19031905, 19061909, 19111914 и 19201921). Добиваясь расположения реформистского крыла рабочего движения, Джолитти вводил в правительство социалистов, провел либеральные реформы, легализовал рабочие организации, признал право рабочих на забастовки (1901), ввёл всеобщее избирательное право для мужчин (1912). Джолитти был мастером всякого рода интриг, давления, манипуляций с голосами избирателей, оставаясь при этом деятелем демократической ориентации. Джолитти ввел Италию в Тройственный союз, но наладил отношения и с Францией; предпринял захват Ливии.

В 1911 году Джолитти — вновь премьер-министр Италии. Однако в годы этого премьерства Джолитти социальные и политические противоречия в Италии резко обострились. Участились забастовки; рабочие требовали отставки Джолитти. Несмотря на это Джолитти одержал победу и на выборах в 1914 году, но ушёл в отставку «по состоянию здоровья». Джолитти пытался предотвратить вступление Италии в Первую мировую войну, возглавляя лагерь сторонников нейтралитета. Успех Народной партии и социалистов на выборах 1919 года стал причиной изменения его довоенной политической тактики.

Последний срок пребывания Джолитти на посту премьер-министра — с 15 июня 1920 до 4 июля 1921 года. Как и большинство довоенных политиков, Джолитти поначалу поддерживал фашистов, но после убийства Маттеотти перешёл в оппозицию и выступил против Муссолини.

Джованни Джолитти скончался 17 июля 1928 года в Кавуре.

Период итальянской истории с конца 1880-х до начала 1920-х годов считающихся «золотым веком» итальянского либерализма, принято называть «эрой Джолитти», а самого Джолитти — «Итальянский Ллойд Джордж».

Напишите отзыв о статье "Джолитти, Джованни"

Примечания

См. также

Литература

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Джолитти, Джованни

Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.