Джоли, Анджелина
| Анджелина Джоли | ||
| Angelina Jolie | ||
 Анджелина Джоли 12 июня 2014 года | ||
| Имя при рождении: |
Анджелина Джоли Войт Angelina Jolie Voight | |
|---|---|---|
| Гражданство: | ||
| Профессия: | ||
| Карьера: |
1982; 1993 — наст. время | |
| Награды: |
«Награда имени Джина Хершолта» (2014) «Золотой глобус» (1998, 1999, 2000) | |
Анджели́на Джоли́ Питт (англ. Angelina Jolie Pitt[2], при рождении Войт (англ. Voight); род. 4 июня 1975, Лос-Анджелес) — американская актриса, кинорежиссёр и сценарист, фотомодель, посол доброй воли ООН.
Обладательница премии «Оскар», трёх «Золотых глобусов» (первая актриса в истории, три года подряд выигравшая премию) и двух премий Гильдии киноактёров США.
Дебютировала в кино в 1982 году, сыграв роль в комедийном фильме «В поисках выхода» (где снимались также её отец и мать)[3], однако известность получила после того, как сыграла героиню видеоигр Лару Крофт в фильмах «Лара Крофт: Расхитительница гробниц» и «Лара Крофт: Расхитительница гробниц. Колыбель жизни».
В 2009, 2011 и 2013 годах по версии журнала Forbes Джоли была названа самой высокооплачиваемой актрисой Голливуда[4][5].
Её наиболее успешными с коммерческой стороны фильмами стали «Малефисента» (сборы в мировом прокате — 758 миллионов долларов США), «Мистер и миссис Смит» (сборы в мировом прокате — 478 миллионов долларов США), «Особо опасен» (341 миллион долларов США), «Солт» (293 миллиона долларов США), а также «Турист» (278 миллионов долларов США), «Лара Крофт: Расхитительница гробниц» (274 миллиона долларов США) и картина с участием Николаса Кейджа «Угнать за 60 секунд» (237 миллионов долларов США)[6].
Содержание
Биография
Детство, юность, семья
Анджелина Джоли Войт родилась в Лос-Анджелесе (США, штат Калифорния), в семье известного американского актёра Джона Войта и франкоканадской актрисы Маршелин Бертран[7].
В силу своего происхождения Джоли унаследовала кровь нескольких народов: со стороны отца — словацкого и немецкого (по отцу)[8][9], со стороны матери — франкоканадского, а также голландского и немецкого[8]. Сама Джоли утверждает, что по материнской линии она имеет ещё и ирокезские корни[10][11], хотя её отец отрицает данный факт[10]; единственными индейскими предками, которых удалось проследить в родословной Маршелин Бертран, оказались гуроны XVII века[8][12].
У Анджелины есть старший брат — Джеймс Хейвен. Её крёстными родителями стали знаменитые актёры Максимилиан Шелл и Жаклин Биссет[13]. По отцу она приходится племянницей Чипу Тейлору.
Родители Джоли разошлись в 1976 году (развод был оформлен только два года спустя), и мать с годовалой Анджелиной и её братом переехала в Нью-Йорк[7]. Год спустя Войт получил «Оскар» за свою роль в «Возвращении домой», а Бертран была вынуждена оставить свои мечты об успешной актёрской карьере и посвятила своё время воспитанию детей. Она часто водила их в кино, чем пробудила у Джоли интерес к актёрству. По крайней мере, именно этим та объясняла позже в прессе свой выбор в пользу кинематографа (а не успешной карьерой отца).
Когда Анджелине исполнилось 11 лет, семья вернулась в Лос-Анджелес, где Джоли два года проучилась в киношколе Ли Страсберга, а также в высшей школе Беверли-Хиллз. Анджелина оказалась далеко не единственной студенткой с актёрскими амбициями, однако всегда чувствовала себя аутсайдером из-за своего нестандартного внешнего вида, привычки одеваться в одежду из секонд-хенда и худобы. Её уверенность в себе пострадала ещё сильнее после того, как все попытки стать моделью окончились неудачно. Позже Джоли признавалась, что чувствовала себя в то время сильно подавленной и несчастной, считала, что она бесполезна и, как следствие, начала наносить себе порезы и раны на тело. Однажды в интервью телеканалу CNN она сказала следующее: «Я коллекционировала ножи и всегда имела подобные вещи вокруг себя. По каким-то причинам ритуал нанесения ран самой себе и ощущение боли от этого, возможно, ощущение самой себя живым существом, ощущение некоего освобождения были терапией для меня»[14]. В этом возрасте Анджелина носила исключительно чёрную одежду, красила волосы в красный цвет и, по собственным признаниям, ненавидела себя[15]. Джоли не скрывает, что употребляла наркотики, в интервью «The Daily Mirror» в 1996 году она рассказала, что к 20 годам перепробовала практически всё, что возможно[16]. В ходе телешоу «60 Minutes» в 2011 году она отметила, что пережила «тяжёлое время», и ей очень повезло, что она не умерла молодой[16].
Известна неприязнь Джоли к отцу, Джону Войту. Она всегда винила отца за измены матери и уход из семьи, однако, несмотря на это, попыталась восстановить отношения, пригласив Войта на съёмки в фильме «Лара Крофт — расхитительница гробниц» (2001), в котором играла главную роль. Однако во время съёмочного процесса между ними произошло несколько ссор, после которых Джоли в принципе отказывается упоминать о нём как об отце[7]. В середине 2002 года Джоли подала заявление в официальные органы с просьбой окончательного оформления её имени как «Анджелина Джоли», без «Войт»[17]. В тот же год Джон Войт в прессе сделал заявление о том, что его дочь имеет «серьёзные психические проблемы»[18]. В 2004 году Джоли в интервью журналу «Premiere» сказала, что не заинтересована продолжать отношения с отцом, однако до сих пор не известны причины такого её решения[18]. Джон Войт до сих пор ни разу не встречался с детьми Анджелины, потому что она не разрешает ему этого; не был он приглашён и на семейные торжества по случаю рождения дочери Анджелины и Брэда Питта — Шайло Нувель. Отец Анджелины снялся с её крёстной матерью (Жаклин Биссет) в фильме «Судья и его палач» (1975), режиссёром которого был крёстный отец актрисы Максимилиан Шелл[значимость?].
Мать Анджелины Джоли Маршелин скончалась 27 января 2007 года в одной из Лос-Анджелеских клиник в возрасте 56 лет после 7 с половиной лет борьбы с раком яичников[19].
Анджелина очень близка со своим братом Джеймсом Хэйвеном. Он часто сопровождает её на различные торжественные церемонии. В одном из эпизодов «Прерванной жизни» (1999) Джоли спрашивает: «Где Джэйми?», — тем самым упоминая имя своего брата. В 2000 году Джоли вместе с братом публично опровергли ложные слухи, согласно которым они состояли в кровосмесительной любовной связи.
Карьера
Первые годы
Джоли начала работать моделью на показах одежды уже в 14 лет, преимущественно в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и Лондоне. Кроме того, она появилась в нескольких музыкальных видеоклипах, в том числе у Ленни Кравица (видео Stand By My Woman), Rolling Stones (Anybody Seen My Baby) и Meat Loaf (видео Rock’n’Roll Dreams Come Through), после чего в возрасте 16 лет вернулась в театр.
Примерно в то же время её брат, Джеймс Хейвен, стал посещать киношколу (USC School of Cinematic Arts), и Анджелина сыграла в пяти его экспериментальных фильмах. Так или иначе, в её фильмографию эти ленты не вошли; официально первой ролью Анджелины Джоли считается сыгранная ею в 1993 году роль человекоподобного робота по имени Казелла «Кэш» Риз в низкобюджетном фантастическом боевике «Киборг 2: Стеклянная тень». Особой славы этот фильм Анджелине не принёс. Зато уже следующая её роль в фильме «Хакеры» была отмечена критиками, и, несмотря на финансовую неудачу, картина стала культовой после выхода на видео[20]. Газета «New York Times» написала о Джоли, что, «несмотря на угрюмость роли, мисс Джоли мила, словно херувим»[21]. На съёмках картины Джоли повстречалась с британским актёром Джонни Ли Миллером, своим будущим первым мужем.
Новые роли не заставили себя ждать, и в последующие несколько лет Джоли играет в целом ряде картин, которые не стали событием в мире кинематографа, однако в той или иной степени поспособствовали росту Анджелины Джоли как актрисы.
Прорыв и признание
За своё участие в телевизионном фильме «Джордж Уоллес» (1997) Анджелина Джоли номинируется на телевизионную премию «Эмми», а также получает премию «Золотой глобус». Фильм был очень тепло принят телевизионными критиками и, помимо прочего, получил премию «Золотой глобус» в категории «Лучший сериал/фильм, сделанный для телевидения». Джоли играла в нём вторую жену губернатора штата Алабама Джорджа Уоллеса — Корнелию.
В следующем же году выходит ещё один биографический фильм, снятый для телевидения — «Джиа». В нём Анджелина сыграла Джию Каранджи, топ-модель, очень популярную в 1970-е годы. Эту роль Джоли с упорством отклоняла несколько раз, объясняя свои отказы тем, что Джиа слишком на неё похожа. Джиа была печально знаменита своим пристрастием к наркотикам, бисексуальностью и скоропостижной смертью от СПИДа. Джоли выиграла «Золотой глобус» второй год подряд. Критики говорили об исполнении Анджелиной этой роли, что если бы фильм делался для кинопроката, а не для телевидения, то её «Джиа» была бы серьёзной заявкой на премию «Оскар».
По признаниям актрисы, после такой трудной роли ей потребовалось некоторое время отдохнуть от съёмок. Джоли переехала в Нью-Йорк, где посещала курсы сценаристов при Нью-Йоркском университете. Затем она снялась в нескольких картинах, имевших успех в кинопрокате (прежде всего, это «Превратности любви» и «Власть страха» с Дэнзелом Вашингтоном, собравшая 151 миллион долларов в мировом прокате).
В числе отклонённых Анджелиной ролей была роль киборга в «Чужом: Воскрешение» (1997, сыграла Вайнона Райдер), а также роль в «Ангелах Чарли».
И, наконец, в 1999 году на экраны США выходит фильм Джеймса Мэнголда «Прерванная жизнь», который, по всем прогнозам, должен был стать киновозвращением Вайноны Райдер, однако всё обернулось настоящим триумфом Анджелины Джоли, которая за роль необузданной бунтарки Лисы Роув (снова биографическая роль) получила свой третий «Золотой глобус», премию Гильдии киноактёров США и, наконец, «Оскар» за «Лучшую женскую роль второго плана». Все ведущие критики рукоплескали Анджелине Джоли, которая моментально обрела в Голливуде звёздный статус[22].
После грандиозного успеха с «Прерванной жизнью» Джоли позволила себе сняться в боевике под названием «Угнать за 60 секунд», где у неё не было особых возможностей блеснуть своим драматическим талантом, однако фильм как минимум стал очень успешным в финансовом плане, собрав более 230 миллионов долларов в прокате[23].
2000-е годы
2000-е годы ознаменовались для актрисы участием в двух с разной степенью успешных киноадаптациях игры Tomb Raider. В 2001 году Джоли снялась в первой серии о Ларе Крофт — «Лара Крофт — расхитительница гробниц»: фильм собрал в мировом прокате более 270 миллионов долларов, но, несмотря на всеобщее восхищение прекрасной физической формой Джоли в роли супергероини Лары Крофт (актриса сама выполнила трюки), был разруган критиками. Последовавший за ним в 2003 году сиквел «Лара Крофт: Расхитительница гробниц. Колыбель жизни» показал хорошие кассовые сборы, однако был прохладно встречен критиками. Франшиза о Ларе Крофт была «заморожена» продюсерами, хотя Джоли неоднократно заявляла о своей готовности вернуться в образ супергероини в третий раз. Примечательно, что за вторую серию актриса получила гонорар в 12 миллионов долларов, став тем самым одной из самых высокооплачиваемых актрис в мире[24].
В перерывах между двумя сериями о приключениях Лары Крофт и множеством продолжительных поездок по целому ряду стран третьего мира в рамках гуманитарной миссии ООН Анджелина снималась с рядом известных голливудских актёров в нескольких коммерческих картинах, среди которых «Соблазн», «Жизнь или что-то вроде того», «Забирая жизни», «За гранью» не снискали успеха ни среди публики, ни у критиков. Несмотря на холодный приём упомянутых фильмов, Анджелина неизменно производила впечатление своей актёрской игрой или, если роль не позволяла показать свои драматические таланты, не менее впечатляющей внешностью. Перед съёмками в фильме «Забирая жизни» (2004) актриса консультировалась с настоящим сержантом ФБР Робертом К. Ресслером.
2004 год оказался для Анджелины Джоли наиболее урожайным на экранное присутствие: в прокате появились сразу 4 картины с её участием. Богатая на голоса голливудских звёзд (Роберт Де Ниро, Рене Зеллвегер, Уилл Смит) анимационная лента «Подводная братва», в которой Анджелина озвучивала внешне очень похожую на неё рыбку Лолу, стала безусловным прокатным хитом (кассовые сборы — свыше 363 миллионов долларов). Остальные фильмы оказались менее удачными в коммерческом плане: «Александр» Оливера Стоуна, в котором Джоли сыграла царицу Олимпиаду, вообще обернулся одной из крупнейших финансовых катастроф 2004 года; коммерчески неуспешный «Небесный капитан и мир будущего», где Анджелина появилась в небольшой, но запоминающейся роли бывшей возлюбленной героя Джуда Лоу — одноглазого командира самолётной эскадрильи Фрэнки Кук, стал культовым среди любителей фантастики благодаря ярким персонажам и уникальному ретродизайну специальных эффектов. Стала третьей актрисой (после Джулии Робертс и Камерон Диас), которая «вступила» в клуб актрис, получающих за один фильм более 20 млн долларов, после подписания контракта на съёмки в фильме «Мистер и миссис Смит» (2005).
Однако после череды коммерческих неудач последовал главный прокатный успех актрисы — фильм «Мистер и миссис Смит», вышедший на экраны летом 2005 года и собравший в мировом прокате никем не прогнозируемые 480 миллионов долларов[25]. В этой комедии Джоли играла Джейн Смит, профессионального киллера, которая всячески прикрывает своё занятие скучным браком с Джоном Смитом, которого играл Брэд Питт. Во время съёмок фильма оба актёра, неоднократно признававшихся самыми красивыми и сексуальными людьми своего пола, привлекли повышенное внимание прессы и общественности. Именно тогда начали циркулировать слухи о тайном романе Джоли и Питта, подтвердившиеся позже разводом Питта с актрисой Дженнифер Энистон и усыновлением Питтом детей Анджелины.
Актриса четыре года подряд (с 2002 по 2005) номинировалась на «Золотую малину» как «Худшая актриса», но каждый раз её обходила другая номинантка.
Современные проекты
В 2006 году после полуторагодового отсутствия в кино Анджелина Джоли появилась в фильме Роберта Де Ниро «Ложное искушение», где сыграла жену шпиона ЦРУ в исполнении Мэтта Дэймона[26].
Первым же после рождения дочери проектом для Анджелины Джоли стала биографическая драма Майкла Уинтерботтома «Её сердце», в которой она сыграла Мариан Перл, жену печально известного журналиста Дэниела Перла, убитого в Пакистане в 2002 году[27]. Съёмки фильма начались в августе 2006 года в Пакистане и Индии, премьера фильма состоялась в рамках внеконкурсной программы Каннского кинофестиваля 2007 года.
В 2007 году Джоли дебютировала в качестве кинорежиссёра, сняв документальный фильм «Место во времени» (A Place in Time). За этим последовали другие режиссёрские работы: «В краю крови и мёда» (In the Land of Blood and Honey, 2011) и «Несломленный» (Unbroken, 2014)[3].
В 2008 году вышли три проекта с участием Джоли: боевик-адаптация комиксов Марка Миллера «Особо опасен», мультфильм «Кунг-фу панда» (где Джоли озвучила Тигрицу) и триллер Клинта Иствуда «Подмена»[28]. Действие в последнем развивалось в Лос-Анджелесе во времена Вайнвилльских убийств. Джоли исполнила роль матери похищенного сына Кристин Коллинз. Коллинз утверждала, что вернувшийся сын не её, но вместо помощи её отправили в клинику для сумасшедших. Актриса не только получила благоприятные отзывы от кинокритиков, но и была номинирована на различные кинонаграды, среди которых были «Оскар», «Золотой глобус» и BAFTA.
В июле 2010 года в прокат вышел фильм «Солт», где Джоли сыграла роль агента ЦРУ Эвелин Солт, подозреваемую в работе на российскую разведку. Любопытно, что главная роль была предназначена для Тома Круза, который играл бы точно такого же героя, только под именем Эдвин Солт[29].
В январе 2011 года вышел фильм с участием Джоли и Джонни Деппа «Турист», поставленный оскароносным режиссёром Флорианом Хенкель фон Доннерсмарком. Кинокритик Роджер Эберт писал, что Джоли «играет роковую женщину, обладающую утонченной, сбивающей наповал сексуальностью»[30], а газета Daily Mail назвала картину «глянцевой, сложной, невероятной и великолепной шумной игрой — забавой, отвлекающей от проблем»[31]. За эту роль актриса получила премию Teen Choice Awards, а также была номинирована на премии «Золотой глобус» и People's Choice Awards, что вместе со значительным коммерческим успехом фильма (картина собрала более 278 миллионов долларов США в мировом прокате), подтвердило статус Джоли как одной из успешнейших актрис планеты. В мае 2011 года Джоли вновь заговорила голосом Тигрицы в компьютерном мультфильме «Кунг-фу панда 2»[32][33][34], а в 2015 году озвучила эту же героиню в фильме «Кунг-фу панда 3»[35].
В конце 2011 года вышла на экраны вторая режиссёрская работа Анджелины — фильм «В краю крови и меда». Он повествует о взаимоотношениях между сербом и боснийской мусульманкой за несколько дней до начала войны в Боснии и последующем во время боевых действий изнасиловании девушки сослуживцами серба[36]. Премьера фильма в США состоялась 23 декабря[37]. Сербами фильм был воспринят как антисербский, что не помешало ему быть номинированным на Золотой глобус за лучший иностранный фильм[38]. Премьера фильма в России также была омрачена скандалом[39].
Следующей режиссёрской и продюсерской работой Джоли стала военная драма «Несломленный». Фильм основан на реальных событиях, произошедших со спортсменом Луи Замперини во время Второй мировой войны и описанных в книге Лауры Хиллебранд. Проект пользовался популярностью у зрителей[40] и стал коммерчески успешным[41]. В Японии «Несломленный» вышел в прокат поздно и в ограниченном релизе из-за протестов националистического «Общества по распространению исторических фактов» (в фильме показаны издевательства японских солдат над американскими военнопленными)[42].
Фильм 2014 года «Малефисента» — своего рода ремейк известной сказки о «Спящей красавице», в котором Джоли сыграла главную роль — злую, но обаятельную колдунью, — стал самым большим к настоящему моменту кассовым успехом актрисы[43]. Критики, в целом сдержанно оценив фильм, отметили при этом «магнетическую игру» Джоли[44].
В 2015 году на экраны вышел третий масштабный режиссёрский проект Джоли — драма «У моря» (в российском прокате — в 2016 году, под названием «Лазурный берег»). Джоли также выступила сценаристом и (совместно с Брэдом Питтом) продюсером картины; исполнителями главных ролей тоже стали Анджелина Джоли и Брэд Питт[45]. Предваряя премьерный показ «У моря» на AFI FEST 2015 (картина открывала этот фестиваль Американского института киноискусства[46]), Джоли отметила, что фильм не претендует на то, чтобы быть коммерческим[47]. Он, действительно, не снискал большого успеха у зрителей кинотеатров[48] и в целом был довольно прохладно встречен критиками, которые в основном отмечали его «повествовательную инерцию»[49]; однако в полемике о том, может ли «У моря» называться «проектом тщеславия»[50][51], прозвучал и ряд голосов в защиту Джоли[52][53][54].
Гуманитарная работа
По словам Анджелины, глаза на происходящую в странах третьего мира гуманитарную катастрофу ей открыла Камбоджа. Актриса находилась там на натурных съёмках фильма «Лара Крофт — расхитительница гробниц»[55]. Она обратилась в Комиссию ООН по делам беженцев для получения информации, и уже в феврале 2001 года состоялась её первая поездка в Сьерра-Леоне и Танзанию, где она была глубоко шокирована тем, что увидела[56]. В последующие месяцы Анджелина вновь посетила Камбоджу, а затем лагерь афганских беженцев в Пакистане[57], где пожертвовала сумму в размере 1 миллиона долларов на помощь пострадавшим в фонды Комиссии по делам беженцев. Все затраты, которые возникали в связи с её поездками, Джоли возмещала из собственных средств; во всех лагерях, которые она посетила, Анджелина жила в тех же условиях и выполняла ту же работу, что и сотрудники комиссии на местах.
Впечатлённое интересом и работой Джоли в гуманитарных миссиях, руководство комиссии провозгласило актрису 27 августа 2001 года в своей штаб-квартире в Женеве послом доброй воли Управления Верховного комиссара по делам беженцев ООН[58]. Первоначально Джоли не решалась принять столь почётное звание, опасаясь, что её скандальный имидж в СМИ может повредить репутации комиссии, однако затем было принято решение присоединиться к комиссии.
В последующие 4 года Анджелина Джоли посетила с гуманитарной миссией целый ряд стран, в том числе Кению, Таиланд, Эквадор, Судан, Косово, Анголу, Шри-Ланку, лагеря иракских беженцев в Иордании, а также побывала с четырёхдневным визитом в России на Северном Кавказе, где ознакомилась с деятельностью комиссии на месте.
В результате своей гуманитарной деятельности и активной гражданской позиции актриса приобрела значительный вес в сфере политики и была приглашена для доклада на Всемирный экономический форум в Давосе (2005), а также провела ряд выступлений и переговоров на крупных политических встречах в США и Европе. Будучи беременной, Анджелина Джоли продолжала путешествовать по миру практически до самого последнего дня (зачастую в сопровождении Брэда Питта) и даже в качестве страны, где она захотела родить свою дочь, выбрала Намибию, где однажды побывала с гуманитарной миссией.
В 2005 году на русском языке под названием «Мои путевые записи» были изданы дневники актрисы, которые она вела во время своих многочисленных поездок по всему свету[59].
Джоли создала несколько благотворительных организаций. В 2003 году она основала Maddox Jolie-Pitt Foundation, который посвящён развитию общин и сохранению окружающей среды в северо-западной провинции Камбоджи Баттамбанге[60]. В 2006 году она сотрудничала с Глобальным комитетом здравоохранения для создания Maddox Chivan Children’s Center, детского центра для детей, пораженных ВИЧ в камбоджийской столице Пномпене[61]. В этом же году Джоли совместно с Питтом сделала заявление об учреждении благотворительного фонда Jolie/Pitt Foundation, средства которого будут направляться на финансирование программ «Врачи без границ»[62]. В 2007 году Джоли и экономист Джин Сперлинг основали Education Partnership for Children of Conflict для детей, пострадавших от техногенных или природных катастроф[63].
Результатом сотрудничества Джоли с Хлоей Далтон и Арминкой Хелик стало создание в 2015 году партнёрства Jolie Pitt Dalton Helic, посвящённого, среди прочего, правам женщин и международному правосудию[64].
В мае 2016 года было объявлено, что в 2017 году Джоли станет приглашенным преподавателем Лондонской школы экономики. Она проведёт мастер-классы о женщинах, безопасности и мире, а также поделится опытом работы с ООН[65].
Признание
В 2004 году за гуманитарную работу, проведённую в Камбодже, премьер-министр страны наградил актрису званием почётного гражданина Камбоджи. В августе 2005 года актриса получила официальное подданство Камбоджи от короля этой страны за свои заслуги, направленные на помощь жителям и окружающей среде страны. В Камбодже в честь Анджелины назвали храм. В святилище снимали сцены Лары Крофт[1].
В 2005 году Анджелина Джоли была удостоена Гуманитарной премии ООН[66].
В 2008 году паук Aptostichus angelinajolieae был назван в честь Анджелины Джоли в признание её работы в качестве посла доброй воли в Управлении Верховного комиссара ООН по делам беженцев[67].
16 ноября 2013 года Анджелине был вручён почётный «Оскар» (Награда имени Джина Хершолта) за активную волонтёрскую гуманитарную деятельность[68][69].
В 2014 году Королева Великобритании Елизавета II присвоила Анджелине Джоли почётный титул кавалерственной дамы в связи с награждением её орденом Святого Михаила и Святого Георгия за службу интересам внешней политики Великобритании и участие в глобальной кампании борьбы против сексуального насилия в зоне военных конфликтов.[70]. Орден и знаки отличия вручены Анджелине Джоли в ходе личной аудиенции в Букингемском дворце[71].
Личная жизнь
Отношения
Анджелина выходила замуж трижды. Во время съемок фильма «Хакеры» у Джоли был роман с британским актёром Джонни Ли Миллером[72]. В 1996 году Джоли и Миллер поженились, но уже через год последовал развод[3] (официально оформленный лишь в феврале 1999 года). Оба остались хорошими друзьями, разрыв же, по признанию Джоли, был обусловлен тем, что оба они были слишком молоды и брак был необдуманным шагом[73].
В мае 2000 года актриса снова начала отношения с партнёром по съёмочной площадке: на съёмках фильма «Управляя полётами» она познакомилась и завязала бурный роман с актёром Билли Бобом Торнтоном[74], который моментально стал объектом пристального внимания публики благодаря весьма экспрессивным выражениям своей любви с обеих сторон (в числе прочих, пара обменялась своей кровью, хранящейся в специальных сосудах-украшениях)[75]. 5 мая 2000 года они поженились в Лас-Вегасе, однако спустя три года (май 2003 года) Джоли и Торнтон развелись, после чего обоим пришлось выводить с тела татуировки с именами друг друга.
Скандальную атмосферу вокруг личной жизни Анджелины подогревали её откровенные высказывания на тему собственной бисексуальности. Общеизвестным стал роман актрисы со своей партнёршей по фильму «Ложный огонь» Дженни Шимицу, американо-японского происхождения.
Последний по времени роман Анджелины стал главной мишенью объективов голливудских папарацци: не только потому, что её партнёром стал один из самых высокооплачиваемых актёров Голливуда Брэд Питт, но и потому, что он на тот момент был женат на звезде телесериала «Друзья» Дженнифер Энистон. Несмотря на то, что оба отметали все предположения о том, что их роман стартовал на съёмочной площадке их совместного кассового хита «Мистер и миссис Смит»[76], пресса объявила Анджелину причиной развода, и актриса получила огромное количество негативных отзывов в свой адрес. Брэд и Анджелина упорно отказывались комментировать на публике характер своих отношений, хотя все мировые таблоиды и интернет-сайты о знаменитостях были переполнены их совместными фотографиями. Лишь 11 января 2006 года Анджелина Джоли в одном из интервью заявила, что беременна от Брэда Питта, тем самым подтвердив их роман[77]. В апреле 2012 года Джоли и Питт объявили о помолвке после семи лет совместной жизни[78]. Питт и Джоли поженились 23 августа 2014 года во Франции[79]. Стало известно, что пара заключила жесткий брачный контракт. В случае измены Питта жене он лишится права совместной опеки над их детьми[80]. Говоря о Брэде Питте и Анджелине Джоли, американские СМИ и особенно жёлтая пресса часто называет пару «Бранджелиной» (Brangelina). 19 сентября 2016 года пара подала на развод.[81]
Дети
У Анджелины Джоли шестеро детей: сыновья Мэддокс Шиван (англ. Maddox Chivan), Пакс Тьен (англ. Pax Thien) и Нокс Леон (англ. Knox Leon); дочери Захара Марли (англ. Zahara Marley), Шайло Нувель (англ. Shiloh Nouvel) и Вивьен Маршелин (англ. Vivienne Marcheline). Все носят фамилию Джоли-Питт (Jolie-Pitt), хотя лишь трое — Шайло, Нокс и Вивьен — являются биологическими детьми Анджелины и Брэда Питта. В декабре 2005 года, несмотря на то, что ни от Анджелины, ни от Брэда не было официального заявления о том, что они являются парой, Брэд Питт подал документы об усыновлении Мэддокса и Захары, и 19 января 2006 года калифорнийский суд удовлетворил его ходатайство.
Мэддокс (р. 5 августа 2001 года) был усыновлён Анджелиной в марте 2002 года в Камбодже[82], где Джоли снималась в фильме «За гранью» о странах третьего мира. Мальчик, урождённый под именем Рат Вибол, находился в сиротском приюте для беженцев[83]. После развода с Билли Бобом Торнтоном Джоли получила единоличную опеку над ребёнком.
Захара (р. 8 января 2005 года) якобы осталась сиротой в результате смерти своей биологической матери от СПИДа (Захара не имеет ВИЧ)[84] и была удочерена Анджелиной и Брэдом в июле 2005 года в Эфиопии, где Джоли находилась в рамках гуманитарной миссии ООН. Девочка страдала от недоедания и обезвоживания, из-за чего ей некоторое время пришлось провести в американском госпитале[84]. В 2007 году выяснилось, что биологическая мать Захары жива и здорова, она обвинила Анджелину и чиновников в подлоге. Скандал был улажен, но в десятилетнем возрасте Захара изъявила желание познакомиться с родной матерью, а возможно и воссоединиться с семьей. Имя «Захара» означает «цветок» на языке суахили; второе имя — Марли — Анджелина выбрала в честь Боба Марли.
Шайло (англ. Shiloh; р. 27 мая 2006 года) стала первым биологическим ребёнком Анджелины Джоли и Брэда Питта. Её рождению предшествовала настоящая война между семейной парой Джоли-Питт и средствами массовой информации, которые пытались выследить их ради фотографий; в результате победа осталась за парой. Шайло Нувель, чьё имя в Библии означает «мирная», была рождена в Намибии, где официальными властями на всё время пребывания там Анджелины и Питта были предприняты беспрецедентные меры безопасности. Чуть позже Анджелина и Брэд продали снимки дочери за рекордные 10 миллионов долларов журналам «People» и «Hello!», что сделало фотографии Шайло Нувель Джоли-Питт самыми дорогими фотографиями знаменитости в мировой истории. В декабре 2014 года стало известно, что ребёнок считает себя трансгендерным мальчиком с именем Джон (англ. John Jolie Pitt), и родители принимают его гендерную идентичность[85].
5 марта 2007 года Анджелина и Питт усыновили на юге Вьетнама трёхлетнего мальчика Пакса Тьена (р. 29 ноября 2003 года)[86][87]. Настоящее имя, данное при рождении — Фам Квань. Имя «Пакс» по-латыни означает «мир», оно якобы было выбрано матерью Анджелины перед смертью.
В феврале 2008 года Анджелина Джоли пришла на Film Independent’s Spirit Awards в обтягивающем чёрном платье, которое показало уже не первый месяц второй беременности актрисы. Позже она подтвердила, что ждет близнецов.
12 июля 2008 года Анджелина Джоли родила двойню — мальчика Нокса Леона и девочку Вивьен Маршелин[88]. Роды проходили во Франции, в клинике курортного города Ницца[89]. Брэд Питт во время родов находился рядом с супругой. Врачам, как и в случае с рождением первого биологического ребёнка Джоли, пришлось делать ей кесарево сечение (первоначально ожидалось, что роды состоятся в августе). Право публикации первых фотографий новорожденных были проданы одному из американских журналов за 14 миллионов долларов, которые Питт и Джоли были намерены пожертвовать на благотворительность. Анджелина Джоли и Брэд Питт перечислили 8 миллионов 400 тысяч долларов в The Jolie-Pitt Foundation на восстановление Нового Орлеана, пострадавшего от урагана «Катрина», в помощь сиротам. Также летом 2008 года Анджелина и Брэд передали 1 млн долларов для финансирования организации по наблюдению за правами человека (Human Rights Watch) в Бирме и Зимбабве.
В феврале 2015 года в ряде СМИ появилась информация, что Брэд Питт и Анджелина Джоли усыновили двухлетнего мальчика из Сирии по имени Мусса[90], однако, в апреле того же года официальный представитель пары опроверг её[91].
Татуировки
На теле Анджелины Джоли в разное время красовалось около двадцати татуировок[92].
- Большой чёрный крест над левым бедром.
- Ниже пупка расположено латинское высказывание «Quod me nutrit me destruit», существуют разные версии перевода, 1) дословно — «Что меня питает, то меня и убивает»[93] (на английском «That which nourishes me also destroys me»), 2) «То, что дает мне силы, также и разрушает меня».
- Буква «Н» на левом запястье. По словам актрисы, это в честь её брата Джеймса Хавена.
- Азиатский тигр внизу спины, а также узоры и дракон.
- Буддистский амулет для защиты. Перевод этой татуировки звучит как заклинание:
«Пусть твои враги покинут тебя,
Если ты достигнешь богатств, пусть они останутся с тобой навсегда,
Пусть твоя красота будет как красота Апсары
Куда бы ты ни отправилась, пусть многие последуют за тобой, служа и защищая тебя».
— Апсара, божественная танцовщица (буддизм)[94] (На первоисточнике есть история создания перевода)
- Слова «Know Your Rights» (Знай свои права) у шеи.
- Арабское слово, в переводе означающее «назначение», «воля» на внутренней стороне её правой руки. Эта татуировка была сделана, чтобы перекрыть другую, которую Джоли носила будучи со своим бывшим мужем Билли Бобом.
- Дракон (стёрт) на левом плече, над которым была надпись Билли Боб (стёрто после развода).
- Цитата Теннесси Уильямса на левой руке: «A prayer for the wild at heart, kept in cages» (англ. «Молитва за диких сердцем, томящихся в заточении»).
- Римское число «13».
- На левом плече географические координаты мест, где родился каждый из её детей.
- На внутренней стороне правой ноги Whiskey Bravo. Это зашифрованное алфавитом международной организации гражданской авиации имя Брэда Питта (точнее, его инициалы) — Уильям Брэдли (William Bradley).
Здоровье
 | Викиновости по теме Анджелина Джоли: | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
</td> </tr> </table> Поскольку рак груди и стал причиной смерти нескольких близких родственниц Джоли, она решила секвенировать свои гены (BRCA 1 /2), ответственные за риск развития рака груди. Выяснилось, что у Анджелины Джоли мутация гена BRCA1 и риск развития рака груди составляет 87 %, а рака яичников — 50 %. Актриса приняла решение пройти двустороннюю мастэктомию с последующей реконструкцией. Успешная операция была проведена в конце апреля 2013 года[95]. Джоли также приняла решение сообщить об этом широкой общественности: 14 мая 2013 года на страницах The New York Times она рассказала о своем выборе и о перенесенной операции[96].
После операции на груди заявила о намерении удалить себе яичники с целью снижения рисков заболеть раком[97]. 24 марта 2015 года Анджелина Джоли рассказала New York Times, что удалила яичники из-за риска развития рака и теперь больше не сможет родить ребёнка[2][98]. Существуют конспирологические версии данного поступка Джоли[99]. Рейтинги СМИ
Фильмография
Режиссёр
Премии и номинацииДжоли — одна из первых актрис, выигравшая подряд три премии «Золотой глобус» в трёх разных номинациях: «Актриса второго плана в мини-сериале»: «Джордж Уоллес» (ТВ) (1997); «Лучшая актриса в телевизионном фильме или мини-сериале»: «Джиа» (ТВ) (1998); «Лучшая актриса в художественном фильме»: «Прерванная жизнь» (1999).
Напишите отзыв о статье "Джоли, Анджелина"Примечания
Ссылки
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Джоли, Анджелина
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.
Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.
На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.
Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.
3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
- Персоналии по алфавиту
- Актрисы по алфавиту
- Актрисы кинематографа США
- Продюсеры по алфавиту
- Продюсеры США
- Режиссёры по алфавиту
- Режиссёры США
- Кавалеры ордена Святого Михаила и Святого Георгия 2 степени
- Актёры озвучивания США
- Лауреаты премии «Оскар»
- Лауреаты премии «Спутник»
- Лауреаты премии «Золотой глобус»
- Лауреаты премии «Сатурн»
- Лауреаты премии Гильдии киноактёров США
- Послы доброй воли ЮНИСЕФ
