Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джонатан Стрендж и мистер Норрелл
Jonathan Strange & Mr Norrell

Обложка первого издания романа
Жанр:

роман

Автор:

Сюзанна Кларк

Язык оригинала:

английский

Дата написания:

1993-2004

Дата первой публикации:

2004

Издательство:

Bloomsbury

«Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» (англ. Jonathan Strange & Mr Norrell) — опубликованный в 2004 году дебютный роман британской писательницы Сюзанны Кларк. Действие романа происходит в альтернативной Англии XIX века в период Наполеоновских войн; магия когда-то существовала в Англии и теперь снова возвращается благодаря двум мужчинам: Гильберту Норреллу и Джонатану Стренджу. Жанр романа описывается как фэнтези, альтернативная история или исторический роман. Концентрируясь в первую очередь на взаимоотношениях главных героев, Кларк также поднимает такие темы, как сущность «английскости», грань между разумом и безумием, связанные с Англией культурные стереотипы.

В повествовании задействованы традиционные приемы романтической литературы (комедия нравов, элементы готической повести, байронический герой). Язык романа стилизован под манеру письма авторов XIX века, в частности Джейн Остен и Чарльза Диккенса. Кларк описывает сверхъестественное, используя приземленные детали. Она дополняет текст почти двумястами примечаниями, очерчивающими предысторию событий и детали вымышленного мира.

Кларк работала над романом в течение десяти лет начиная с 1992 года. В сентябре 2004 года он был опубликован издательством Bloomsbury с иллюстрациями Портии Розенберг. Издательство было настолько уверено в успехе книги, что тираж составил 250 000 экземпляров. Роман был хорошо принят критиками и занял третье место в списке бестселлеров New York Times. Он вошел в лонг-лист Букеровской премии 2004 года и получил премию «Хьюго» за лучший роман в 2005 году.





Сюжет

Том 1. Мистер Норрелл

Действие романа начинается осенью 1806 года в северной Англии. Ученому обществу йоркских волшебников, состоящему из «магов-теоретиков», по мнению которых магия ушла из мира несколько столетий назад, становится известно о существовании «практикующего мага» мистера Гильберта Норрелла. Норрелл доказывает свои способности, заставив говорить статуи Йоркского собора. Джон Чилдермас, давний слуга мистера Норрелла, убеждает члена общества волшебников Джона Сегундуса написать об этом событии в лондонскую газету.

Статья Сегундуса вызывает значительный интерес к мистеру Норреллу, который переезжает в Лондон, чтобы возродить практическую английскую магию. Он входит в общество и знакомится с членом Кабинета министров, сэром Уолтером Поулом. Чтобы завоевать репутацию, мистер Норрелл пытается воскресить невесту сэра Уолтера, Эмму Уинтертаун. Он призывает эльфа — «джентльмена с волосами, как пух»[1], — который заключает с мистером Норреллом сделку: если он вернет Эмму к жизни, то половину отведенного ей срока она проведет с эльфами. Когда новость о воскрешении Эммы и её счастливом браке с сэром Уолтером распространяется, магия становится уважаемым занятием, и правительство обращается к мистеру Норреллу с просьбами о помощи в войне с Наполеоном.

В Лондоне мистер Норрелл встречает уличного чародея Винкулюса, который изрекает пророчество о безымянном рабе и двух английских волшебниках, но Норрелл прогоняет его. Позже во время путешествия Винкулюс встречает Джонатана Стренджа, молодого джентльмена из Шропшира, повторяет ему то же пророчество и побуждает Стренджа стать волшебником. Тем временем джентльмен с волосами, как пух, проникается расположением к Стивену Блэку, чернокожему дворецкому сэра Уолтера, и обещает сделать его королём. Эмма (теперь леди Поул) впадает в апатию. Она почти не разговаривает, и её попыткам объяснить, что с ней происходит, препятствует магия. Ни один врач не может исцелить её и, по словам Норрелла, магия также бессильна. Каждый вечер она и Стивен вынуждены посещать балы джентльмена с волосами, как пух, в его волшебном королевстве «Утраченная Надежда» и танцевать там ночь напролет, о чём неизвестно другим персонажам.

Том 2. Джонатан Стрендж

Действие второго тома начинается летом 1809 года. Стрендж отправляется в Лондон, чтобы встретиться с мистером Норреллом. Между ними тут же возникает спор о важности Джона Аскгласса (легендарного Короля-ворона) для английской магии. По мнению Стренджа, «без Короля-ворона не было бы ни магии, ни волшебников», в то время как Норрелл считает, что Король-ворон принес в Англию войну и должен быть предан забвению. Несмотря на расхождение волшебников во мнениях и разность их темпераментов, Стрендж становится учеником Норрелла. Норрелл, тем не менее, умышленно скрывает от Стренджа некоторые знания.

Леди Поул и жена Стренджа, Арабелла, становятся подругами; несколько раз леди Поул пытается рассказать Арабелле о ночах, которые она вынуждена проводить на балах эльфов, но магия препятствует этому, и она каждый раз сбивается на постороннюю историю. Арабелла также встречает в доме Поулов джентльмена с волосами, как пух, но считает его просто одним из жильцов. Не обладая знаниями своего мужа, она оказывается под угрозой эльфийских чар.

Стрендж и Арабелла становятся популярной парой в Лондоне. Члены Кабинета министров находят, что иметь дело со Стренджем гораздо проще, чем с Норреллом, и отправляют его помочь герцогу Веллингтону в Пиренейской кампании. Больше года Стрендж помогает армии: создает дороги, передвигает города и заставляет мертвецов говорить. После своего возвращения Стрендж терпит неудачу, пытаясь исцелить безумие Георга III, однако ему удается спасти короля от чар джентльмена с волосами, как пух, который задался целью сделать королём Стивена. Затем Стрендж помогает победить Наполеона в битве при Ватерлоо.

Разочаровавшись в Норрелле как учителе, Стрендж пишет отрицательную рецензию на книгу, посвященную теориям Норрелла по поводу современной магии; в частности, Стрендж оспаривает точку зрения Норрелла на Короля-ворона. Английская публика разделяется на «норреллитов» и «стренджистов»; Норрелл и Стрендж разрывают отношения, хотя и не без сожалений. Стрендж возвращается домой и работает над собственной книгой, «История и практика английской магии». Арабелла исчезает, затем неожиданно появляется снова, больная и ослабленная. Три дня спустя она умирает.

Том 3. Джон Аскгласс

Действие третьего тома начинается в январе 1816 года. Чилдермас сталкивается с сильной магией, источником которой не является ни Норрелл, ни Стрендж. В это же время леди Поул пытается застрелить мистера Норрелла, когда он возвращается домой; пуля достается Чилдермасу, но не убивает его. Впоследствии, муж передает леди Поул на попечение Джона Сегундуса, открывшего в деревне дом для умалишенных. Во время путешествия на север Стивен встречает Винкулюса, который повторяет своё пророчество: «безымянный раб воцарится в чужой земле». Стивен считает, что эти слова относятся к нему, но джентльмен с волосами, как пух, спорит, что речь о Короле-вороне.

Стрендж уезжает в Венецию и знакомится с Флорой Грейстил. Они увлекаются друг другом, и друзья Стренджа считают, что он может снова жениться. Однако после опасных магических экспериментов, ставящих под угрозу его разум, Стрендж получает доступ в Страну фей, где находит Арабеллу, живую, но в плену. Джентльмен с волосами, как пух, проклинает Стренджа, насылая на него Вечную Ночь, сверхъестественную тьму, поглощающую его и следующую за ним, куда бы он не шёл. Стремление освободить Арабеллу превращается в навязчивую идею Стренджа, и его письма к друзьям становятся все более безумными. По его указанию Флора с семьей уезжает в Падую и уединяется в своем доме с зеркалом, которое он ей дал. Стрендж возвращается в Англию и дает Чилдермасу указания, которые позволяют освободить леди Поул от чар. Принеся с собой Вечную Ночь, Стрендж приходит к Норреллу с просьбой помочь ему расколдовать Арабеллу, призвав Джона Аскгласса. Хотя сначала они верят, что им это удалось, позже они приходят к выводу, что их контакт с Джоном Аскглассом был случайным. Из-за неточности в заклинании джентльмена они оказываются заперты в Вечной Ночи вместе и не могут отдаляться друг от друга. Им удается отправить Арабеллу через зеркало в Падую, где её ждет Флора. После того, как чары джентльмена с волосами, как пух, разрушаются, Стивен уничтожает его и становится новым королём «Утраченной Надежды».

В финальной сцене Стрендж в разговоре с Арабеллой обещает, что однажды сможет рассеять вечную тьму и вернуться к ней. Они с Норреллом исчезают из Англии в неизвестном направлении. В Англии появляются все новые и новые волшебники, знаменуя наступление новой эпохи английской магии.

Создание и публикация

Идея создания «Джонатана Стренджа и мистера Норрелла» впервые появилась у Кларк в год, когда она преподавала английский в Бильбао, Испания: «У меня было что-то вроде сна наяву — о человеке в одежде XVIII столетия в месте, похожем на Венецию; он разговаривал с какими-то английскими туристами. И я почувствовала, что у него есть некое магическое прошлое: он занимался магией, но что-то пошло совершенно не так»[3]. Она также перечитала незадолго до этого «Властелина колец» Дж. Р. Р. Толкина, и это вдохновило её на «попытку написать роман о магии и фэнтези»[4].

После возвращения из Испании в 1993 году Кларк начала серьёзно размышлять о написании романа. Она записалась на пятидневный писательский семинар, посвященный фэнтези и научной фантастике, под руководством Колина Гринлэнда (англ.) и Джеффа Раймана. Студенты должны были подготовить рассказ перед посещением семинара, но у Кларк были только «охапки» материала для романа. На их основе она создала рассказ «Дамы из Грейс-Адье (англ.)» о трех женщинах, которые тайно практикуют магию, и об этом узнает знаменитый Джонатан Стрендж[5]. Гринлэнд был так впечатлен рассказом, что отправил отрывок своему другу, писателю Нилу Гейману. Позже Гейман сказал об этом: «Было пугающе, с моей точки зрения, читать настолько убедительный первый рассказ… Как увидеть, что кто-то впервые в жизни садится за пианино и сразу играет сонату».[5] Гейман показал рассказ своему другу, автору научной фантастики и издателю Патрику Нильсену Хейдену (англ.). Кларк узнала об этих событиях, когда Хейден позвонил ей и предложил опубликовать её рассказ в антологии «Starlight 1», включающей произведения хорошо известных авторов фэнтези и научной фантастики.[5] Она согласилась. Книга получила Всемирную премию фэнтези за лучшую антологию в 1997 году[6].

В течение следующих десяти лет Кларк работала над романом в свободное время, полный рабочий день редактируя кулинарные книги для Simon & Schuster в Кембридже[7]. Она также публиковала рассказы в антологиях «Starlight 2» и «Starlight 3»; согласно New York Times, её работы были известны в узком кругу поклонников фэнтези и критиков в Интернете[5]. Однако она никогда не была уверена, что закончит роман и что он будет опубликован[7]. Кларк старалась писать по три часа каждый день, начиная в 5:30 утра. Вместо того, чтобы писать роман от начала до конца, она создавала отдельные фрагменты, а потом старалась соединить их воедино[8]. Кларк прокомментировала такой метод работы следующим образом: «…Я чувствовала, что если бы я вернулась назад и начала сначала, [роману] не хватало бы глубины, и я только двигалась бы по поверхности того, что могла бы сделать. Но если бы я знала, что это займет десять лет, я бы никогда не начала. Меня подбадривала мысль о том, что я закончу его в следующем году или через год».[8] Кларк и Гринлэнд влюбились друг в друга, пока она писала роман, и стали жить вместе.[5] Гринлэнд не читал роман до его публикации[9].

Около 2001 года Кларк «начала отчаиваться» и стала искать кого-то, кто помог бы ей закончить и продать книгу.[5] Джайлз Гордон стал её агентом и продал неоконченную рукопись Bloomsbury в начале 2003 года, после того, как два издательства отклонили роман как непригодный для продажи[8]. Bloomsbury были настолько уверены, что роман будет успешным, что предложили Кларк аванс в один миллион фунтов стерлингов. Они выпустили 250 000 экземпляров книги (в твердой обложке) одновременно в США, Британии и Германии. Семнадцать переводов были начаты до выхода первой английской публикации.[5] «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» был впервые опубликован в США 8 сентября 2004 года, в Великобритании — 30 сентября[10], в других странах — 4 октября.[2].

Стиль

Стиль Кларк часто описывается как пастиш, преимущественно основанный на работах британских писателей XIX века, в частности, Чарльза Диккенса, Джейн Остен и Джорджа Мередита. Второстепенные персонажи Кларк напоминают карикатуры Диккенса[11]. Относительно влияния Остен, сама Кларк отмечает, что оно особенно сильно «в домашних сценах, в гостиных, где люди в основном болтают о магии», в то время как Диккенс преобладает «каждый раз когда становится больше действия или описаний»[12]. Многие рецензенты сравнивают стиль Кларк в первую очередь именно со стилем Остен, однако Грегори Фили в своей рецензии для The Weekly Standard (англ.) спорит, что «причины сходства в основном поверхностные». Он пишет, что «Остен быстро переходит к делу, в то время как Кларк вовлекает в любопытную повествовательную стратегию продолжительных отсрочек и задержек»[13]. К примеру, Кларк упоминает Джонатана Стренджа уже на первой странице романа, но только в примечании. Он появляется в примечаниях и дальше, но как персонаж он вводится в повествование только во второй четверти романа[13].

В «Джонатане Стрендже и мистере Норрелле» сдержанный юмор Кларк зачастую основан на приземленном описании удивительного. Например, рассказчик замечает: «Как было замечено (дамой бесконечно более умной, нежели автор этих строк), мир благорасположен к тем, кто женится или умирает в юные лета. Вообразите же интерес к мисс Уинтертаун! Ни одной юной леди ещё не удавалось умереть во вторник, воскреснуть в ночь на среду и выйти замуж в четверг; некоторые даже считали, что для одной недели это многовато». Как объясняет Мишель Фейбер (англ.) в своей рецензии для «The Guardian», «здесь одновременно представлены все определяющие черты стиля Кларк»; среди таковых он отмечает, в частности, насмешливый остеновский тон и прозаическое использование сверхъестественного[14].

Роман содержит 185 примечаний, описывающих тщательно проработанную историю английской магии. Временами они занимают целые страницы. Майкл Дирда в своей рецензии для The Washington Post пишет, что эти примечания «представляют тщательно проработанные мини-эссе, которые касаются анекдотов из жизни полулегендарных магов, описывают странные книги и их содержание, содержат размышления о ранних годах и дальнейшей судьбе Короля-ворона»[15]. Этот обширный экстратекстуальный аппарат представляет собой реминисценцию на постмодернистские работы, в частности на «Бесконечную шутку» Дэвида Фостера Уоллеса и «Мэйсон и Диксон» Томаса Пинчона[16]. Кларк не ожидала, что её издатель примет примечания[17].

Фили объясняет, что свойственное поэту-романтику Джону Китсу «видение чар и опустошения, следующих за любыми делами с фэйри» оказало большое влияние на роман, это видно из повторяющихся отсылок к «холодным холмам» (cold hill side)[13][18]. Магия в «Джонатане Стрендже и мистере Норрелле» была описана как «зимняя и зловещая»[11] и «меланхолическая, мрачная вещь»[3]. Она приносит за собой «стаи черных птиц, лес, растущий среди каналов Венеции, край голых пустошей, куда можно войти только через зеркала, призрачный колокол, заставляющий людей думать обо всем, что они потеряли, полуночную тьму, следующую за проклятым человеком, куда бы он ни шел»[11]. Мир Кларк соответствует этому настроению: «темноте, туману и сырости книга обязана значительной частью своей жутковатой, северной атмосферы»[19].

Жанр

Рецензенты относят «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» к жанру фэнтези, альтернативной истории, исторического романа или комбинации этих жанров. Сама Кларк говорит: «Я думаю, что этот роман можно рассматривать как что-то новое… он смешивает воедино несколько жанров — таких как фэнтези, приключения, исторический пастиш — плюс вся эта история с примечаниями, комментирующими повествование».[20] Она объясняет в интервью, что особенно на неё повлияли исторические романы Розмари Сатклифф и фэнтези Урсулы Ле Гуин и Алана Гарнера, также она очень любит работы Остен[5].

В рецензии для The Boston Globe Джон Фриман замечает, что у Кларк, как в произведениях Франца Кафки или Нила Геймана, фантастическое пропитано реализмом. По его утверждению, примечания в особенности придают повествованию правдоподобия: например, они описывают вымышленную биографию Джонатана Стренджа или список и точное расположение картин в доме Норрелла[21]. Кларк описала в интервью, как она создавала подобное реалистическое фэнтези: «Один из способов „заземления“ магии — добавить побольше об уличном освещении, экипажах, и как тяжело найти хороших слуг»[5]. Для создания этого эффекта в романе многократно упоминаются реальные люди и вещи начала XIX века: художники Франсиско Гойя, Джордж Крукшенк, Томас Роулендсон; писатели Фанни Бёрни, Уильям Бекфорд, Мэтью Льюис, лорд Байрон и Анна Рэдклиф; «Белинда» Марии Эджуорт и «Эмма» Остен; издатель Джон Мюррей; политики лорд Каслри и Джордж Каннинг; журналы The Gentleman's Magazine и Edinburgh Review; мебель Чиппендейла и Веджвуд; безумие короля Георга III.[22] По словам Кларк, она надеется, что магия в её романе так же реалистична, как в трилогии о Земноморье Ле Гуин[17]. Этот реализм заставил некоторых рецензентов, например, Полли Шульман, доказывать, что книга Кларк — в первую очередь исторический роман[23].

Наряду с литературными стилями Кларк использует в пастише множество романтических литературных жанров: комедия нравов, готический роман, роман из жизни высшего света, военные приключения, байронический герой, исторический роман Вальтера Скотта[15]. Фактически, роман Кларк можно рассматривать как своеобразную карту литературной истории начала XIX века: роман начинается со стилей и жанров Английского Регентства, «остеновского мира легких, ярких, искрометных диалогов и благовоспитанного высшего света», и постепенно превращается в мрачную байроническую историю[22] Кларк сочетает эти романтические жанры с современными, такими как фэнтези, испытывая влияние Дж. Р. Р. Толкина, Т. Х. Уайта, К. С. Льюиса. Многие рецензенты сравнивают «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» с «Гарри Поттером». Энни Лински из «The Baltimore Sun», однако, считает, что «аллюзия вводит в заблуждение»: в отличие от романов Роулинг, книга Кларк нравственно неоднозначна, со сложным сюжетом и тёмными персонажами[24].

Реакция на роман

Для продвижения «Джонатана Стренджа и мистера Норрелла» издательство Bloomsbury — которое также опубликовало серию книг о Гарри Поттере — запустило рекламную кампанию, названную газетой The Observer «одной из самых больших маркетинговых кампаний в истории книгопечатания». Она включала планы на публикацию глав из романа в газетах, доставку книги на запряженных лошадьми экипажах, размещение «тематических тизеров», например, фальшивых газет соответствующего периода, в кофейнях Соединенных Штатов[2]. Предварительный тираж книги составил 7500 экземпляров, упакованных в бумагу и запечатанных восковой печатью с изображением ворона. В недели, предшествующие выходу книги, они продавались на eBay по 100 долларов[5] К 2005 году коллекционеры платили тысячи фунтов стерлингов за подписанные экземпляры ограниченного издания романа[25].

Книга дебютировала девятым номером в списке бестселлеров New York Times, две недели спустя она поднялась до третьего места.[10] Она оставалась в списке одиннадцать недель[26]. Спустя четыре недели после публикации книга попала в топ-10 Amazon.com[7]. После почти одновременного выхода романа в двадцати странах Сюзанна Кларк отправилась в рекламный тур, включавший двадцать городов[20].

Роман был встречен преимущественно благоприятными отзывами в крупнейших журналах и газетах. Журнал The New Republic отметил роман как «исключительную работу», одновременно «вдумчивую и полную неудержимого воображения»[27] Газета Houston Chronicle описывает Кларк как писателя, создающего великолепных персонажей[28], а «Denver Post» называет её «превосходным рассказчиком».[29] Рецензенты отметили «ловкое» обращение Кларк со стилями в пастише, однако многие критиковали темп романа. «The Guardian» объясняет, что «сюжет во многих местах движется со скрипом, а темп затянут». Клют в рецензии для «Science Fiction Weekly (англ.)» пишет, что «почти каждую сцену первых трехсот страниц стоило бы бережно и деликатно подрезать» (курсив в оригинале), так как они мало помогают повестованию двигаться вперед[30]. The Baltimore Sun, напротив, называет роман «быстрым чтением».[24] Обозреватель «New Statesman (англ.)» Аманда Крейг хвалит его как «историю о магии, какую могла бы написать молодая Джейн Остен — или, возможно, молодая миссис Радклиф». Однако, она также критикует книгу, утверждая, что ей не хватает «анархической, в сущности, природы» фэнтези[31]. Как бы то ни было, у рецензентов нет единой точки зрения ни по одному из этих вопросов.

Продвигая роман, Нил Гейман назвал его «несомненно лучшим английским фантастическим романом, написанным за последние 70 лет»[12] — обычно это утверждение воспринимается как гипербола. Клют, однако, утверждает, что Гейман имел в виду «лучший английский фантастический роман со времен великого „Луда-Туманного (англ.)Хоуп Миррлиз, который почти наверняка является лучшим английским фэнтези об отношениях между Англией и фантастикой, опубликованным до сих пор» (курсив в оригинале)[30]. Клют делает и «более осторожное утвеждение»: «Если Сюзанна Кларк закончит историю, которую едва начала в „Стрендже“… она может написать лучший английский роман о мифе Англии, и мифе фантастики, и браке между ними, который когда-либо публиковался, превосходящий даже Миррлиз»[30].

Награды и номинации

Премия Год Результат
Букеровская премия 2004 Лонг-лист[32]
Уитбредовская премия за первый роман 2004 Шорт-лист[33]
Guardian First Book Award (англ.) 2004 Шорт-лист[34]
Лучший роман года по версии «Time» 2004 Победа[35]
British Book Awards (англ.) — The Literary Fiction Award 2005 Шорт-лист[36]
Премия «Хьюго» за лучший роман 2005 Победа[37]
Всемирная премия фэнтези за лучший роман 2005 Победа[38]
Премия Локус за лучший дебютный роман 2005 Победа[39]
Мифопоэтическая премия за произведение для взрослых 2005 Победа[40]
British Book Awards (англ.) — Newcomer of the Year Award 2005 Победа[41]

Адаптации и продолжения

Фильм

В октября 2004 года компания «New Line Cinema» объявила о приобретении трехлетнего опциона на экранизацию «Джонатана Стренджа и мистера Норрелла».[42] Кларк получила не названную более конкретно «семизначную сумму», заключив «самую крупную сделку о приобретении прав на фильм по книге за последние годы».[43] Для написания сценария был выбран Кристофер Хэмптон, получивший в 1988 году Оскар за лучший адаптированный сценарий за «Опасные связи». Ответственными за проект были назначены исполнительные продюсеры «New Line» Марк Ордески (англ.) и Айлин Мэйсел (англ.).[44] 7 ноября 2005 года газета «The Daily Telegraph» сообщила, что Хэмптон завершил первые наброски: «Как вы можете представить, поиски какого-либо способа превратить эту огромную книгу в фильм разумной длины заняли немало времени… но это было весело… и очень непохоже на все, что я делал раньше».[45] В это время ещё не был выбран ни режиссёр, ни кто-либо из актёров.[45] В дальнейшем обязанности сценариста перешли к Джулиану Феллоузу, он работал над проектом до поглощения «New Line Cinema» «Warner Brothers». Идея фильма вскоре затухла.

В 2013 году телеканал BBC One начал съёмки одноименного сериала, который увидел свет в 2015 году. Джонатана Стренджа сыграл Берти Карвел, а мистера Норрелла — Эдди Марсан, режиссёром стал Тоби Хайнс, а сценарий написал Питер Харнесс.

Продолжение

Сейчас Кларк работает над книгой, действие которой начинается спустя несколько лет после окончания «Джонатана Стренджа и мистера Норрелла». Центральными станут такие персонажи как Чилдермас и Винкулюс, которые, как говорит Кларк, находятся «несколько ниже по социальной лестнице».[17]

Напишите отзыв о статье "Джонатан Стрендж и мистер Норрелл"

Примечания

  1. Здесь и далее цитируется по изданию: Сюзанна Кларк. Джонатан Стрендж и мистер Норрелл. — АСТ, Транзиткнига, 2006. — 896 с. — ISBN 5-17-033828-7.
  2. 1 2 3 David Smith. [www.guardian.co.uk/uk/2004/feb/22/books.booksnews First time novelist weaves £1m magic: Historical tale billed as Harry Potter for adults set to be a world blockbuster]. The Observer (22 February 2004). Проверено 21 июля 2012. [www.webcitation.org/6B2aCnRx4 Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  3. 1 2 Lev Grossman. [www.time.com/time/printout/0,8816,678627,00.html Of Magic and Men]. Time (8 августа 2004). Проверено 3 августа 2012. [www.webcitation.org/6B2a6NA3J Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  4. Jessica Stockton, «Harry Potter Meets History», Publishers Weekly (12 July 2004). LexisNexis (необходима подписка)
  5. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 John Hodgman. [www.nytimes.com/2004/08/01/magazine/01CLARKE.html?ex=1249099200&en=2fea0b3cbfbd17d9&ei=5090&partner=rssuserland&pagewanted=all Susanna Clarke’s Magic Book]. New York Times Magazine. Проверено 3 августа 2012. [www.webcitation.org/6B2a6tJu5 Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  6. [www.worldfantasy.org/awards/awardslist.html World Fantasy Awards]. Проверено 3 августа 2012. [www.webcitation.org/6AHjAN5FG Архивировано из первоисточника 29 августа 2012].
  7. 1 2 3 Wendy M Grossman. [www.telegraph.co.uk/culture/books/3625070/Ten-years-but-Susannas-book-is-worth-the-wait.html Ten years – but Susanna's book is worth the wait] (англ.). The Daily Telegraph (7 October 2004). Проверено 9 февраля 2016.
  8. 1 2 3 Hilary Rose, «Her dark materials», The Times (2 October 2004). LexisNexis (необходима подписка)
  9. Steven H. Silver. [www.sfsite.com/02b/sl194.htm An Interview of Susanna Clarke, Part 2]. www.sfsite.com (October 2004). Проверено 3 августа 2012. [www.webcitation.org/6B2a7Ufrw Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  10. 1 2 Adam Dawtrey. [www.variety.com/article/VR1117910574.html?categoryid=1246&cs=1&query=dreamworks&query=%22jonathan+strange%22 'Strange' casts pic spell]. Variety (19 September 2004). Проверено 3 августа 2012. [www.webcitation.org/6B2a7wmpS Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  11. 1 2 3 Laura Miller. [dir.salon.com/story/books/review/2004/09/04/clarke When Harry Potter met Jane Austen]. Salon (4 September 2004). Проверено 29 июня 2012. [www.webcitation.org/6B2a8eKXg Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  12. 1 2 3 [www.locusmag.com/2005/Issues/04Clarke.html The Three Susanna Clarkes] (англ.). Locus (April 2005). Проверено 9 февраля 2016.
  13. 1 2 3 Gregory Feeley. [www.weeklystandard.com/Content/Public/Articles/000/000/004/754gtwvm.asp The Magic of England]. The Weekly Standard (18 October 2004). Проверено 29 июня 2012. [www.webcitation.org/6B2a9GbRt Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  14. Michel Faber. [www.guardian.co.uk/books/2004/oct/02/featuresreviews.guardianreview20 It’s a kind of magick] (2 October 2004). Проверено 13 июля 2012. [www.webcitation.org/6B2a9p1Qi Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  15. 1 2 Michael Dirda. [www.washingtonpost.com/ac2/wp-dyn/A57806-2004Sep2?language=printer Jonathan Strange and Mr Norrell] (5 September 2004). Проверено 13 июля 2012. [www.webcitation.org/6B2aAd3bQ Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  16. Christopher Kelly, «Casting a spell: Grown-up Harry Potter fans, rejoice! Now there’s something even better», Fort Worth Star-Telegram (12 September 2004). Access World News (необходима подписка)
  17. 1 2 3 Steven H. Silver. [www.sfsite.com/02a/su193.htm An Interview with Susanna Clarke, Part I] (October 2004). Проверено 15 июля 2012. [www.webcitation.org/6B2aBA3hr Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  18. Отсылка к балладе Китса «La Belle Dame sans Merci». См. Джон Китс [www.bartleby.com/126/55.html «La Belle Dame sans Merci» — оригинал и разные версии перевода]
  19. [www.economist.com/node/3195658 Fogbound] (англ.). The Economist (16 September 2004). Проверено 9 февраля 2016.
  20. 1 2 Freeman, John. [pqasb.pqarchiver.com/tampabay/doc/263945608.html Author interview: Susanna Clarke] (англ.). Tampa Bay Times (12 September 2004). Проверено 9 февраля 2016.
  21. John Freeman, «Magic to do: Faux footnotes, social observation, and wizard rivalry stir the pot in Susanna Clarke’s 19th-century tale», The Boston Globe (3 October 2004). LexisNexis (необходима подписка)
  22. 1 2 Elaine Bande. [www.jasna.org/persuasions/on-line/vol29no1/bander.html Miss J. Austen, Jonathan Strange & Mr Norrell]. Проверено 18 июля 2012. [www.webcitation.org/6B2aCK0q9 Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  23. Polly Shulman. [slate.msn.com/id/2106798 Fantasy for Grown-ups]. Проверено 18 июля 2012. [www.webcitation.org/6B2aBabAY Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  24. 1 2 Annie Linskey. [articles.baltimoresun.com/2004-10-03/entertainment/0410030419_1_practical-magic-magician-jonathan-strange 'Strange' mixes brew of practical magic, history] (англ.). The Baltimore Sun (3 October 2004). Проверено 9 февраля 2016.
  25. David Derbyshire. [www.telegraph.co.uk/news/uknews/1488986/Book-a-limited-edition-fortune.html Book a fortune in advance — by buying limited editions]. The Daily Telegraph (1 May 2005). Проверено 21 июля 2012. [www.webcitation.org/6B2aDUAxu Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  26. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9403E0D71238F935A25752C0A9639C8B63 Best Sellers] (англ.). The New York Times (16 January 2005). Проверено 9 февраля 2016.
  27. Sacha Zimmerman, «Strange Days», The New Republic Online (необходима подписка) (11 November 2004)
  28. John Freeman. [www.chron.com/CDA/archives/archive.mpl?id=2004_3802830 A fantasy that rings true — Susanna Clarke’s new novel shows how fun reading can be]. Houston Chronicle (19 September 2004). Проверено 21 июля 2012. [www.webcitation.org/6B2aEDTsJ Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  29. Robin Vidimos, «Magic marries history Enchanting debut invokes Dickens», Denver Post (5 September 2004). Access World News (необходима подписка)
  30. 1 2 3 John Clute. [www.scifi.com/sfw/issue385/excess.html Excessive Candour: Please Open the Gate]. Science Fiction Weekly (7 September 2004). [web.archive.org/web/20040908060514/www.scifi.com/sfw/issue385/excess.html Архивировано из первоисточника 8 сентября 2004].
  31. Amanda Craig. [www.newstatesman.com/200409270052 With the fairies](недоступная ссылка — история). New Statesman (27 September 2004). Проверено 21 июля 2012. [web.archive.org/20090819072518/www.newstatesman.com/200409270052 Архивировано из первоисточника 19 августа 2009].
  32. [www.themanbookerprize.com/prize/archive/37 2004 Man Booker Prize]. www.themanbookerprize.com
  33. [www.booksellers.org.uk/documents/press_release_whitbread.pdf 2004 Whitbread Book Awards Shortlist]. Пресс-релиз. The Booksellers Association [web.archive.org/20061003082612/www.booksellers.org.uk/documents/press_release_whitbread.pdf Архивная копия] от 3 октября 2006 на Wayback Machine
  34. [www.guardian.co.uk/uk/2004/nov/04/books.guardianfirstbookaward2004 Guardian shortlist takes world as its oyster]. The Guardian (4 November 2004). Проверено 22 июля 2012. [www.webcitation.org/6B2aGDYfC Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  35. [web.archive.org/web/20041230022514/www.time.com/time/bestandworst/2004/books.html Time 2004 Best and Worst Books], Time
  36. [www.contemporarywriters.com/awards/?&skip=500 Literary Awards]. www.contemporarywriters.com
  37. [www.thehugoawards.org/?page_id=12 2005 Hugo Awards]. www.thehugoawards.org
  38. [www.worldfantasy.org/awards/2005.html 2005 World Fantasy Awards]. www.worldfantasy.org
  39. [www.locusmag.com/SFAwards/Db/Locus2005.html#nvl1 Locus Index to SF Awards]. www.locusmag.com
  40. [www.locusmag.com/SFAwards/Db/Mythopoeic2005.html#adultf Locus Index to SF Awards]. www.locusmag.com
  41. [entertainment.timesonline.co.uk/tol/arts_and_entertainment/books/article383698.ece The Da Vinci Code tops British Book Awards]. The Sunday Times. Проверено 8 сентября 2011.
  42. Nigel Reynolds, [www.telegraph.co.uk/news/uknews/1474242/Hollywood-buys-Harry-Potter-for-adults-film-rights.html «Hollywood buys 'Harry Potter for adults' film rights»], The Daily Telegraph (16 October 2004). Retrieved 12 January 2009.
  43. Nic Hopkins, [business.timesonline.co.uk/tol/business/industry_sectors/media/article496124.ece «New Line pays £1m for 'Strange' film option»], The Times (19 October 2004). Retrieved 12 January 2009.
  44. Michael Fleming. [www.variety.com/article/VR1117918806.html?categoryid=13&cs=1&query=%22jonathan+strange%22 Scribe inks a 'Strange' deal]. Variety (2 March 2005). Проверено 22 июля 2012. [www.webcitation.org/6B2aGvegK Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].
  45. 1 2 Nicola Christie. [www.telegraph.co.uk/culture/3647778/Sneak-preview-Otherwise-Engaged-and-Jonathan-Strange-and-Mr-Norrell.html Sneak Preview: Otherwise Engaged and Jonathan Strange and Mr Norrell]. The Daily Telegraph (7 November 2005). Проверено 22 июля 2012. [www.webcitation.org/6B2aHZVrp Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].

Ссылки

  • [www.jonathanstrange.com/ Официальный сайт]
  • [hurtfew.wikispaces.com/ The Library at Hurtfew], a Jonathan Strange wiki

Отрывок, характеризующий Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.