Джонсон, Бродерик

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бродерик Джонсон
Broderick Johnson
Гражданство:

США США

Профессия:

продюсер

Бродерик Джонсон (англ. Broderick Johnson) — американский кинопродюсер, и со-основатель и со-руководитель компании Alcon Entertainment, наряду с партнёром Эндрю Косовым. Он был номинирован на премию «Оскар» за хитовый фильм «Невидимая сторона».





Ранняя жизнь

Являясь выпускником Монтгомери, Алабамской школы, Джонсон встретил партнёра Эндрю Косова когда они поступали в Принстон ещё студентами. Он стремился работать на Уолл-стрит, но разделял любовь Косова к кинематографу и интерес в создании фильмов. В конечном счёте, оба были вовлечены в производство низко-бюджетных фильмов, которое было достаточно, чтобы убедить, что их страсть к фильмам была потенциально осуществима.[1]

В конце концов, Джонсон занял должность в «Solomon Brothers» в Нью-Йорке, где он работал в качестве аналитика в акционерной группе производства финансовых инструментов. Тем не менее, он и Косов продолжили обсуждать производство фильмов, и в конечном счёте переехали в Лос-Анджелес, чтобы следовать за своей мечтой.[1]

Карьера

Вскоре после этого, двое были представлены сотруднику и основателю компании FedEx Фредерику У. Смиту. Джонсон и Косов использовали возможность представить Смиту 221-страничное предложение о том, что независимая кинокомпания, поддерживаемая капитализированной индивидуальностью или компанией, и соответствующая главной студии для эксклюзивной дистрибьютерской договоренности будет, применяя свои аргументированные методы, пожинать прибыль на активы, защищённые авторскими правами, в течение определённого периода времени. Смиту понравилось то, что он прочитал.[1]

В конечном счёте, Смит выбрал партнёрство с Джонсона и Косова для финансирования, развития и производства компании Alcon Entertainment. Два продюсера установили в небольших апартаментах "офис", который они арендовали на неделю, а позже "настоящий" офис после их первого проекта, «Счастливая пропажа», который оказался кассовым провалом и мгновенным ударом для молодых продюсеров. Однако, их второй фильм, который они спродюсировали, «Мой пёс Скип», вышел сразу после производства и заработал для них первый истинный успех и восхищение Смита за их настойчивость и чувство бизнеса.[1]

Совсем недавно Джонсон спродюсировал фильм «История дельфина», семейный 3D-фильм с Морганом Фрименом, Гарри Конником-мл., Эшли Джадд и Крисом Кристофферсоном в главных ролях. Джонсон также спродюсировал фильм «Книга Илая», наряду с Косовым и продюсером Джоэлом Сильвером. Фильм был снят братьями Хьюз и в главных ролях были Дензел Вашингтон, Гэри Олдмен и Мила Кунис. Другие фильмы, спродюсированные компанией Alcon Entertainment, включают культовые хиты «Мой пёс Скип», «Бессонница» и «16 кварталов».

2 февраля 2010 года Джонсон стал третьим афро-американским продюсером, который получил номинацию на премию «Оскар» за лучший фильм, включая Куинси Джонса и Ли Дэниелса. Его фильм «Невидимая сторона» с Сандрой Буллок в главной роли, которая выиграла премию «Оскар» за этот фильм, собрал более чем 200 миллионов долларов в прокате.

Личная жизнь

Джонсон женат на Дженнифер Джонсон. У них трое детей. Они живут в Лос-Анджелесе.

Фильмография

Напишите отзыв о статье "Джонсон, Бродерик"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [www.princeton.edu/paw/archive_old/PAW99-00/16-0607/0607cns.html#story3 Class Notes – June 7, 2000]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Джонсон, Бродерик

Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.