Джонсон, Луис Артур
| Луис Артур Джонсон Louis Arthur Johnson 
| ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| 28 марта 1948 года — 19 сентября 1950 года | ||||
| Президент: | Гарри Трумэн | |||
| Предшественник: | Джеймс Форестол | |||
| Преемник: | Джордж Маршалл | |||
| Рождение: | 10 января 1891 | |||
| Смерть: | 24 апреля 1966 (75 лет) | |||
Луис Артур Джонсон (англ. Louis Arthur Johnson; 10 января, 1891 — 24 апреля, 1966) — американский государственный деятель. Был вторым Министром обороны США в кабинете президента Трумэна с 28 марта 1949 по 19 сентября 1950.
Биография
Родился в городе Роанок в штате Виргиния. Окончил Университет Виргинии. Занимался юридической практикой в фирме Steptoe and Johnson в Кларксбурге. В 1916 избран в палату представителей Западной Виргинии. Во время первой мировой войны поступил в армию, участник военных действий во Франции. Был одним из основателей Американского легиона — организации американских ветеранов войн. С 1937 по 1940 был заместителем военного министра США. В 1940 году был отправлен президентом Рузвельтом в отставку вместе с военным министром Гарри Вудингом. Управлял американским имуществом немецкого химического гиганта I. G. Farben. В 1942 был личным представителем Рузвельта в Индии.
В 1948 во время президентской кампании Гарри Трумэна занял пост председателя Финансового комитета Демократической партии, собирал деньги на выборы. После победы Трумэна на выборах был назначен министром обороны США, сменив на этом посту Джеймса Форрестола. Через неделю после вступления Джонсона в должность 11 стран подписали Североатлантический договор , создавший НАТО.
На посту министра обороны проводил политику резкого сокращения бюджетных расходов на оборону. Оружие и запасы оставшиеся после второй мировой войны уничтожались или продавались за границу, чтобы избежать расходов на хранение, военные корабли резались на металлолом или ставились на консервацию. Особенно сильным сокращениям был подвергнут флот и корпус морской пехоты, так как Джонсон придерживался мнения, что создание ядерного оружия и стратегической авиации уменьшает потребность в надводных кораблях и десантных операциях. В частности, было прекращено строительство гигантского суперавианосца USS United States. Это вызвало так называемую «революцию адмиралов», когда руководство флота выступил против преувеличенного развития военно-воздушных сил США за счет флота. В частности критике подвергся новый гигантский бомбардировщик Convair B-36. Секретарь флота Джон Салливан подал в отставку в знак протеста против прекращения строительства суперавианосца.
БСЭ указывает: «Джонсон, являясь маклером ряда крупных корпораций, оказался замешанным в мошеннических махинациях, связанных с военными заказами. За взятки он обеспечил крупным монополиям заказы на десятки миллионов долларов. Член палаты представителей США Кэйси, адмирал Хэлси, председатель муниципалитета Нью-Йорка Моррис и другие дельцы, а также высшие правительственные чиновники государственного аппарата в 1948—49 закупили у военного ведомства как „военные излишки“ партию танкеров за 100 тыс. долл., продав их затем с помощью взятки тому же военному ведомству за 3 млн. 250 тыс. долл.»[1]
Когда началась Корейская война оказалось что американские войска испытывают недостаток в оружии и снаряжении. В сентябре 1950 года Джонсон был отправлен в отставку.
После отставки Джонсон продолжал заниматься юридической практикой. Умер в 1966 году.
Напишите отзыв о статье "Джонсон, Луис Артур"
Примечания
- ↑ [www.bse2.ru/book_view.jsp?idn=030288&page=68&format=html Введенский Б. А. . Большая советская энциклопедия Том 23 — Большая Советская Энциклопедия Второе издание]
Ссылки
| ||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Джонсон, Луис Артур
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
