Джонсон, Чарльз (автор)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Капитан Чарльз Джонсон
Captain Charles Johnson
Имя при рождении:

неизвестно

Дата рождения:

неизвестно

Дата смерти:

неизвестно

Род деятельности:

писатель

Годы творчества:

первая четверть XVIII века

Жанр:

приключения

Капитан Ча́рльз Джо́нсон (англ. Captain Charles Johnson; ? — ?) — автор «Всеобщей истории грабежей и смертоубийств, учинённых самыми знаменитыми пиратами», изданной в Лондоне в 1724 году.

Относительно того, кем был автор этой книги, исследователи спорят до сих пор, так как до сих пор не найдено архивных данных, подтверждающих реальное существование в соответствующий период времени (первая четверть XVIII века) военного или торгового капитана по имени Чарльз Джонсон[1]. Среди высказываемых гипотез о том, кем же в действительности был капитан Чарльз Джонсон (капером, пиратом и т. п.), наиболее вероятной является гипотеза американского учёного Джона Роберта Мура о том, что автором «Всеобщей истории грабежей и смертоубийств, учинённых самыми знаменитыми пиратами» является всемирно известный английский писатель Даниэль Дефо, а Чарльз Джонсон — один из его творческих псевдонимов, которыми писатель и памфлетист Дефо очень часто пользовался при издании собственных произведений[2].

Впервые гипотеза об авторстве Дефо была выдвинута Муром в 1932 году, более подробно Мур свои выводы о принадлежности «Всеобщей истории…» Дефо изложил в работе «Дефо у позорного столба и другие исследования» (1939). Аргументация Мура основывалась на ряде фактов из биографии Даниэля Дефо. Дефо много путешествовал, занимался журналистикой, часто публиковал свои произведения под псевдонимом. Самая известная книга Дефо, Робинзон Крузо, впервые изданная в 1719 году, была выдана её автором за биографию моряка. Ещё через год вышла в свет другая книга Дефо под названием «Жизнь, приключения и пиратство знаменитого капитана Синглтона»: по замыслу Дефо, книга должна была заставить её читателя поверить в то, что это — подлинное повествование, автором которого является настоящий пират. Мур также напоминал о том, что Дефо имел большой опыт плавания на кораблях и неплохо знал морское дело, вследствие чего мог уверенно писать на морскую тему. Американским исследователем было доказано, что литературный стиль «Всеобщей истории…» Джонсона и частые отступления с рассуждениями на различные темы очень характерны именно для Дефо-писателя[2].

Выводы Мура о том, что автором «Всеобщей истории…» был Даниэль Дефо были признаны всеми крупнейшими историками пиратства и исследователями творческого наследия Дефо. Однако, начиная с конца 1980-х годов, авторство Дефо вновь стало оспариваться в пользу пока неизвестного капитана[3].

Напишите отзыв о статье "Джонсон, Чарльз (автор)"



Примечания

  1. Капитан Чарльз Джонсон. Введение // История знаменитых морских разбойников XVIII века = A General History of the Robberies and Murders of the Most Notorious Pirates / А.К. Ефремов. — Москва: Эксмо, 2009. — С. 21. — ISBN 978-5-699-27708-7.
  2. 1 2 Капитан Чарльз Джонсон. Введение // История знаменитых морских разбойников XVIII века = A General History of the Robberies and Murders of the Most Notorious Pirates / А.К. Ефремов. — Москва: Эксмо, 2009. — С. 19. — ISBN 978-5-699-27708-7.
  3. Капитан Чарльз Джонсон. Введение // История знаменитых морских разбойников XVIII века = A General History of the Robberies and Murders of the Most Notorious Pirates / А.К. Ефремов. — Москва: Эксмо, 2009. — С. 20, 21. — ISBN 978-5-699-27708-7.

Источники

  • Капитан Чарльз Джонсон. История знаменитых морских разбойников XVIII века = A General History of the Robberies and Murders of the Most Notorious Pirates / А.К. Ефремов. — Москва: Эксмо, 2009. — 592 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-699-27708-7.

Литература

  • Ефремов А.К. Введение // Капитан Чарльз Джонсон. История знаменитых морских разбойников XVIII века = A General History of the Robberies and Murders of the Most Notorious Pirates / А.К. Ефремов. — Москва: Эксмо, 2009. — 592 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-699-27708-7.

Отрывок, характеризующий Джонсон, Чарльз (автор)

– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.