Джонстон, Джимми

Джимми Джонстон
Общая информация
Полное имя	Джеймс Коннолли Джонстон
Прозвища	Jinky (рус. Джинки) The Wee Man (рус. Крошечный человек)
Родился	30 сентября 1944(1944-09-30) Вьюпарк, Южный Ланаркшир, Шотландия
Умер	13 марта 2006(2006-03-13) (61 год) Аддингстон, Южный Ланаркшир, Шотландия
Гражданство	Шотландия
Рост	157 см
Позиция	правый вингер
Карьера
Молодёжные клубы
	Торнивуд Юнайтед
Клубная карьера*
1961—1975	Селтик	306 (82)
1975	Сан-Хосе Эртквейкс	10 (0)
1975—1977	Шеффилд Юнайтед	11 (2)
1977	Данди	3 (0)
1977—1978	Шелбурн	9 (0)
1978—1979	Элгин Сити	18 (2)
1961—1979	Итого	357 (86)
Национальная сборная**
1964	Шотландия (до 23)	2 (0)
1964—1974	Шотландия	23 (4)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Джеймс Ко́ннолли Джо́нстон (англ. James Connolly Johnstone; 30 сентября 1944, Вьюпарк, Южный Ланаркшир, Шотландия — 13 марта 2006, Аддингстон, Южный Ланаркшир, Шотландия), более известный как Джи́мми Джо́нстон (англ. Jimmy Johnstone) — шотландский футболист. Выступал на позиции правого вингера.

Джонстон наиболее известен своими выступлениями за шотландский «Селтик». Является культовым футболистом для болельщиков глазговской команды, которые в 2002 году выбрали его величайшим игроком «кельтов» за всю историю клуба.

В период с 1964 по 1974 год форвард защищал цвета национальной сборной Шотландии, провёл в её составе 23 матча, забил четыре мяча. Джимми был в составе «тартановой армии», участвовавшей в чемпионате мира 1974 года, но не сыграл на турнире ни одной встречи.

Джонстон скончался 13 марта 2006 года.

Клубная карьера

Ранние годы

Джимми родился 30 сентября 1944 года в маленькой шотландской деревне Вьюпарк области Южный Ланаркшир. Будущий игрок национальной сборной страны был младшим из пяти детей семьи Джонстон. Детство Джимми прошло в фамильном доме на улице «Old Edinburgh Road», который располагался прямо напротив стадиона «Робертсон Парк» (англ. Robertson Park). На этой «арене» выступала местная футбольная команда «Торнивуд Юнайтед» (англ. Thorniewood United FC). Именно здесь Джонстон сделал свои первые спортивные шаги. По воспоминаниям самого Джимми его главным партнёром был старший брат Пэт: с ним они с утра до вечера пропадали на стадионе, гоняя мяч. В возрасте восьми лет талант Джонстона был замечен учителем школы Святого Колумба Джоном Крайнсом, который пригласил мальчика в команду этого учебного заведения. Джимми ответил согласием на такую перспективу. Юный футболист в первые годы выиграл со своей командой все соревнования, в которых они принимали участие. Вскоре Джонстон перебрался на новое место учёбы — школу Святого Иоанна. Там он также добился значительных успехов.

«Селтик»

Джонстон ездил со школьной командой на футбольный турнир в Манчестер. В программе соревнования был «мастер-класс», где своё мастерство ребятам показывали многие известные игроки, среди которых был Стэнли Мэтьюз. Мастерство знаменитого форварда произвело сильное впечатление на юного Джимми. По возвращении домой Джимми читал копию автобиографии Мэтьюза, где он рассказывал о технической стороне футбола. Джонстон часами отрабатывал приёмы Стэнли, «оттачивая» дриблинг, ставя удар — мальчик совершенствовал свои навыки. Позднее Джимми признавался, что главным упражнением, которое помогло ему развить технику было выставление в ряд десятка бутылок, наполненных молоком, и ведение вокруг них мяча — семья жила бедно, поэтому за каждую уроненную ёмкость Джонстон мог быть наказан отцом.

Самостоятельные упражнения принесли свою пользу, и уже во время следующей поездки в Манчестер техническая оснащённость шотландца произвела благоприятное впечатление на Уишборна — одного из скаутов местного «Юнайтед». Он настоятельно посоветовал руководству «красных» подписать футболиста. Но «красных дьяволов» неожиданно опередил священник школы Джонстона Фрэнк Кейрни, бывший большим поклонником глазговского «Селтика». Видя, что англичане могут первыми купить талантливого игрока, он пошёл на хитрость, сообщив представителям «манкунианцев», что их предложение не возымеет должных последствий, так как Джимми с детства болеет за «кельтов» и грезит выступлениями в бело-зелёной футболке клуба. В то же время Кейрни связался со своим другом — скаутом «Селтика» Джоном Хиггинсом, который в тот же день приехал в Манчестер и забрал Джонстона в Глазго. Около года Джимми тренировался с «кельтами» два раза в неделю, совмещая спортивные занятия с учёбой в школе. 7 октября 1961 года Джонстон дебютировал за резервный состав «Селтика» — в тот день «бело-зелёные» играли с «дублем» «Сент-Джонстона». Глазговцы выиграли со счётом 4:2, а Джимми поучаствовал во всех четырёх голах своей команды, единожды забив и ещё три раза отдав голевой пас. Присутствовавший на игре главный тренер первого состава «Селтика» Джимми Макгрори после матча подписал с Джонстоном профессиональный контракт. Примечательно, что в тот же вечер было заключено соглашение с другим будущим известным футболистом «кельтов» Томми Геммеллом.

Как было заведено в то время, Джонстон был отдан набираться опыта в фарм-клуб глазговцев — команду «Блантайр Селтик». Поиграв за южноланаркширцев год, нападающий был призван в ряды сборной Шотландии (до 17 лет) на встречу со сверстниками из Северной Ирландии. За поединком наблюдал тренер резерва «Селтика» и, по совместительству, главный скаут клуба Джимми Гриббен. После игры он встретился с наставником первой команды «кельтов» Макгрори и посоветовал тому как можно скорее привлечь молодого форварда к поединкам на «взрослом» уровне. Главный тренер внял Гриббену и забрал Джонстона из «Блантайра». Однако следующие два года Джимми пришлось ожидать своего шанса на скамейке запасных. Наконец, 27 марта 1963 года форвард дебютировал на профессиональном уровне, отыграв полный матч в рамках чемпионата Шотландии против «Килмарнока». И тут же он был вынужден испытать серьёзное разочарование — «бело-зелёные» потерпели от «килли» сокрушительное поражение 0:6. Через месяц Джимми вновь вышел в основном составе «кельтов» на календарную встречу первенства страны с «Харт оф Мидлотиан». В том матче он забил свой первый гол за «Селтик», и, хотя глазговцы уступили со счётом 3:4, юный игрок удостоился похвал от футбольных специалистов. Уже 4 мая его ждало ещё более серьёзное испытание — наставник глазговцев Макгрори поставил Джонстона в первый состав на финальный поединок Кубка Шотландии, в котором «бело-зелёные» состязались со своими непримиримыми соперниками по «Old Firm» из «Рейнджерс». Команды разошлись миром — 1:1 (в переигровке победили «джерс» — 3:0), а игра Джимми вновь была оценена экспертами очень положительно.

Несмотря на столь яркий старт в профессиональном футболе, главный тренер «кельтов» Макгрори не слишком жаловал юное дарование, чаще оставляя его вне стартового состава «Селтика». Ситуация изменилась в августе 1965 года, когда на пост наставника глазговцев был назначен бывший футболист клуба Джок Стейн. Специалист сразу же включил Джимми в свои игровые схемы, и сезон 1965/66 Джонстон провёл в качестве одного из ключевых исполнителей «бело-зелёных». В октябре того же года форвард завоевал свой первый полноценный трофей в составе «Селтика», когда на арене «Хэмпден Парк» «кельты» переиграли «Рейнджерс» со счётом 2:1 в финале Кубка шотландской лиги. Джонстон стал «соавтором» решающего мяча в ворота «джерс», когда его сбил в своей штрафной защитник Дэвид Прован. Пенальти реализовал вингер «бело-зелёных» Джон Хьюз. Поединок был омрачён вторжением на поле болельщиков «Рейнджерс» во время того, как круг почёта с трофеем совершали футболисты «Селтика». Полиции удалось выдворить со стадиона особо ретивых фанатов. Но случай имел последствия в виде запрета Шотландской футбольной ассоциацией кругов почёта на «Хэмпден Парк» в течение следующих десяти лет. В мае 1965 года Джонстон впервые завоевал медаль чемпиона страны. «Кельты» стали победителями турнира в напряжённой борьбе, всего на два очка опередив ближайшего преследователя в лице «Рейнджерс». На европейской арене «бело-зелёные» также выступили достаточно успешно, дойдя до полуфинала Кубка обладателей кубков, где они уступили английскому «Ливерпулю».

Следующий сезон стал самым успешным для «Селтика» за всю его историю (таковым он остаётся и поныне). Клуб выиграл все четыре турнира, в которых участвовал — чемпионат Шотландии, оба Кубка страны и Кубок европейских чемпионов. Для самого Джонстона данный футбольный год был «звёздным часом». Во время столь успешного выступления «кельтов» в еврокубках Джимми стал одним из самых узнаваемых игроков на континенте — зрители и журналисты подмечали все тонкости в игре и внешности футболиста. Более всего обывателей поразил маленький рост Джонстона в сочетании с его филигранной техникой. В частности, в 1/8 финала Кубка чемпионов «кельты» встречались с французским «Нантом». Публику так поразила виртуозность действий Джонстона, что она тут же окрестила его «летающей блохой». Специалисты практически единогласно рассматривали Джимми, как лучшего вингера Европы того времени. 6 мая 1967 года состоялся один из лучших матчей для Джонстона в форме глазговского клуба — в тот день «Селтик» в предпоследнем туре первенства встречался с «Рейнджерс». Джимми забил два гола в ворота «джерс». Особенно красивым получился второй мяч — на размокшем от непрекращающегося дождя поле форвард с фланга ворвался в штрафную «Рейнджерс», обыграл трёх соперников и точно послал снаряд в верхний угол ворот своей левой, «нерабочей» ногой.

«Венчал» тот успешный для «Селтика» сезон финальный поединок Кубка европейских чемпионов, в котором глазговцам противостоял знаменитый итальянский «Интернационале». Матч состоялся 25 мая 1967 года в португальском Лиссабоне. Большинство экспертов единогласно отдавали победу итальянцам, считая их безоговорочными фаворитами встречи. Наставник «Селтика» Стейн в свою очередь провёл с игроками большую психологическую работу с целью развеять миф о непобедимости итальянских звёзд. Позже Джонстон вспоминал об обстановке перед матчем:

Никогда не забуду туннель перед выходом на арену. Там мы впервые увидели так близко наших соперников. Джачинто Факкетти, Сандро Маццолла, Ренато Каппеллини — эти имена даже при произнесении наводили на нас ужас. А тут они стояли рядом: высокие, белозубые, с гладкими безукоризненными причёсками. От них даже пахло хорошо… И мы, маленькие, всклоченные. Итальянцы тогда, не скрывая, усмехались над нами. Мы, должно быть, походили на эдакую труппу цирка.

В туннеле хавбек «кельтов» Берти Олд запел гимн «Селтика», «The Celtic Song», подхваченный всеми футболистами, произведя неизгладимое впечатление на игроков «Интернационале».

Начало матча осталось за «нерадзурри» — на 7-й минуте назначенный в ворота глазговцев пенальти уверенно реализовал Маццола. Но «кельты» не сдались — команда Джока Стейна, поступательно «расшатывала» оборону миланцев и во втором тайме добилась своего, дважды огорчив голкипера «Интернационале» Джулиано Сарти. Вклад Джонстона в общий успех был весомым: по специальному заданию главного тренера он постоянно менял фланги и своими действиями запутывал итальянских защитников. Матч так и закончился — 2:1 в пользу шотландцев. «Селтик» стал первой британской командой, которой покорился главный клубной трофей Европы, а состав «кельтов», выходивший в тот день на поле прозвали «Лиссабонскими львами».

Вскоре после этого финального поединка «Селтик» был приглашён в качестве оппонента мадридскому «Реалу» на проводы из большого футбола легендарного Альфредо Ди Стефано. Матч стал настоящим бенефисом Джонстона. Его финты и филигранная техника настолько поразили испанскую публику, что она стала одобрительно приветствовать любое удачное действие Джимми против «сливочных». Единственный гол в игре забил Бобби Леннокс после того, как Джонстон перехватил мяч у своего соперника по «Реалу». В том же году Джимми занял третье место в голосовании на «Золотой мяч» — приз лучшему футболисту Европы. Первую и вторую позицию завоевали Альберт Флориан и Бобби Чарльтон, соответственно, хотя многие эксперты признавали, что Джонстон должен был быть удостоен победы, исходя из его вклада в успех «Селтика» в сезоне 1966/67.

В конце 60-х годов Джонстон наряду с Джорджем Бестом считался одним из самых зрелищных футболистов мира. Трио правого фланга «кельтов», Крейг — Мердок — Джонстон по праву считалось одним из сильнейших в Европе. Показательным в этом смысле является матч, состоявшийся 17 декабря 1969 года, когда «Селтик» на своей домашней арене разгромил «Данди Юнайтед» — 7:2. Особенно в этом преуспели правофланговые игроки «бело-зелёных», являвшиеся авторами всех голевых пасов «кельтов» во встрече. В 1970 году «Селтик» Джонстона вновь успешно выступал на европейской арене. В полуфинальных играх Кубка чемпионов того сезона «кельты» встречались с очень сильным в то время «Лидс Юнайтед» под руководством Дона Реви. В жёстком двухматчевом противостоянии, которое журналисты окрестили «Битвой за Британию», верх взяли «бело-зелёные», победившие с общим счётом 3:1. После этих встреч защитники «павлинов» признавали, что наибольшую «головную боль» им доставлял Джимми, и лишь благодаря ему шотландцы оказались в финале. Но в решающей игре «кельты» были обыграны нидерландским «Фейеноордом», что стало своего рода сенсацией, учитывая уже заработанный «бело-зелёными» авторитет в Европе. После сезона 1969/70 Джимми был включён в символическую сборную года по версии британского журнала «Rothmans», став единственным неангличанином в подобной «команде». Примечательно, что этой же чести Джонстон удостоился и в 1971, и 1972 году.

Начиная с сезона 1973/74 форвард стал редко появляться в стартовом составе «Селтика». Во многом, это было обусловлено сложным характером Джимми и его привязанностью к разного рода пагубным привычкам и развлечениям. По признанию самого Джонстона за эти два года его единственным матчем, за который «ему не было стыдно», стал финальный поединок Кубка лиги сезона 1974/75 против «Хайберниана». Джонстон провёл полную игру, отличился голом. 3 января 1975 года форвард не был включён в основной состав «кельтов» на важнейший матч первенства страны с «Рейнджерс». Та же участь постигла партнёра Джимми по клубу Джорджа Коннелли. По информации источников, близких к тренерскому штабу «бело-зелёных», наставник «Селтика» Стейн пошёл на такой шаг в качестве наказания за нарушение футболистами спортивного режима накануне встречи. В то же время появились первые пересуды о том, что Джонстон вскоре покинет глазговский клуб. Контракт форварда с «Селтиком» истекал летом того же года, и руководство «кельтов» не торопилось предлагать Джимми новое соглашение о сотрудничестве. В конце концов, в июне 1975 года президент глазговцев Десмонд Уайт смог убедить Джока Стейна, что Джонстон больше не принесёт пользы «бело-зелёным». С доводами главы клуба главный тренер согласился и за неделю до истечения срока контракта объявил футболисту, что нового соглашения ему предложено не будет. Много лет спустя Джимми вспоминал:

Это был шок для меня… Настоящий шок… Джок будто вынес мне смертельный приговор. Моя бело-зелёная душа была просто-напросто разорвана в клочья после этого разговора.

Последующая карьера

Летом 1975 года Джонстон уехал в США, где подписал контракт с клубом «Сан-Хосе Эртквейкс». Предполагалось, что Джонстон будет помогать забивать нападающему Полу Чайлду. Однако, из десяти матчей Джонстона в США его команда проиграла семь, причём подряд, а Чайлд не забил ни одного гола, когда Джонстон был на поле. Карьера Джимми за океаном не принесла успеха, и уже в конце того же года он был вынужден вернуться в Великобританию. За последующие пять сезонов форвард часто менял клубы, поиграв в таких командах, как «Шеффилд Юнайтед», «Данди» (куда его пригласил бывший партнёр по «Селтику» Томми Геммелл), «Шелбурн» и «Элгин Сити». Но закрепиться ни в одной из команд футболист так и не смог. Вскоре после этого Джонстон объявил о завершении карьеры.

Клубная статистика

Клуб	Сезон	Чемпионат		Кубок		Кубок Лиги		Еврокубки		Межконтинентальный кубок		Итого
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Селтик	1962/63	4	1	1	0	—	—	—	—	—	—	5	1
	1963/64	25	6	4	2	2	0	7	2	—	—	38	10
	1964/65	24	1	1	0	10	3	4	0	—	—	39	4
	1965/66	32	9	7	1	8	1	7	3	—	—	54	14
	1966/67	25	13	5	0	10	1	9	2	—	—	49	16
	1967/68	29	5	1	0	8	5	2	0	3	0	43	10
	1968/69	31	5	6	2	8	0	5	2	—	—	50	9
	1969/70	27	10	4	1	6	0	9	0	—	—	46	11
	1970/71	30	8	8	2	9	5	4	4	—	—	51	19
	1971/72	23	9	2	0	8	1	6	0	—	—	39	10
	1972/73	22	7	7	2	7	1	3	0	—	—	39	10
	1973/74	15	3	2	1	9	1	6	3	—	—	32	8
	1974/75	19	5	—	—	7	3	2	0	—	—	28	8
Всего за «Селтик»		306	82	48	11	92	21	64	16	3	0	513	130
Сан-Хосе Эртквейкс	1975	10	0	—	—	—	—	—	—	—	—	10	0
Всего за «Сан-Хосе Эртквейкс»		10	0	0	0	0	0	0	0	0	0	10	0
Шеффилд Юнайтед	1975/76	6	1	—	—	—	—	—	—	—	—	6	1
	1976/77	5	1	—	—	—	—	—	—	—	—	5	1
Всего за «Шеффилд Юнайтед»		11	2	0	0	0	0	0	0	0	0	11	2
Данди	1977/78	3	0	—	—	—	—	—	—	—	—	3	0
Всего за «Данди»		3	0	0	0	0	0	0	0	0	0	3	0
Шелбурн	1977/78	9	0	—	—	—	—	—	—	—	—	9	0
Всего за «Шелбурн»		9	0	0	0	0	0	0	0	0	0	9	0
Элгин Сити	1978/79	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
	1979/80	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—
Всего за «Элгин Сити»		18	2	0	0	0	0	0	0	0	0	18	2
Всего за карьеру		357	86	48	11	92	21	64	16	3	0	564	134

Сборная Шотландии

Дебют Джонстона в сборной Шотландии состоялся 3 октября 1964 года, когда «тартановая армия» в рамках Домашнего чемпионата Великобритании встречалась с Уэльсом. В своём третьем матче за «горцев», коим стал поединок против Англии, состоявшийся 2 апреля 1966 года, Джимми, дважды поразив ворота «трёх львов», забил свои первые мячи в национальной команде. В 1974 году форвард в составе шотландской сборной поехал на мировое первенство, которое проводилось в ФРГ. Команда закончила свои выступления, заняв третье место в группе 2. Сам Джонстон не сыграл на турнире ни одного матча. В том же году Джимми провёл свою последнюю встречу в составе «горцев» — 30 октября шотландцы состязались с командой ГДР.

Всего за десять лет выступлений за сборную Шотландии Джонстон сыграл 23 матча, забил четыре гола.

Матчи и голы за сборную Шотландии

Матчи и голы Джонстона за сборную Шотландии  

№	Дата	Место	Оппонент	Счёт	Голы Джонстона	Соревнование
1	3 октября 1964	«Ниниан Парк», Кардифф, Уэльс	Уэльс	2:3	—	Домашний чемпионат Великобритании
2	21 октября 1964	«Хэмпден Парк», Глазго, Шотландия	Финляндия	3:1	—	Отборочный матч чемпионата мира по футболу 1966
3	2 апреля 1966	«Хэмпден Парк», Глазго, Шотландия	Англия	3:4	2	Домашний чемпионат Великобритании
4	22 октября 1966	«Ниниан Парк», Кардифф, Уэльс	Уэльс	1:1	—	Отборочный матч чемпионата Европы по футболу 1968
5	10 мая 1967	«Хэмпден Парк», Глазго, Шотландия	СССР	0:2	—	Товарищеский матч
6	22 ноября 1967	«Хэмпден Парк», Глазго, Шотландия	Уэльс	3:2	—	Отборочный матч чемпионата Европы по футболу 1968
7	6 ноября 1968	«Хэмпден Парк», Глазго, Шотландия	Австрия	2:1	—	Отборочный матч чемпионата мира по футболу 1970
8	16 апреля 1969	«Хэмпден Парк», Глазго, Шотландия	ФРГ	1:1	—	Отборочный матч чемпионата мира по футболу 1970
9	22 октября 1969	«Фолькспаркштадион», Гамбург, ФРГ	ФРГ	2:3	1	Отборочный матч чемпионата мира по футболу 1970
10	25 апреля 1970	«Хэмпден Парк», Глазго, Шотландия	Англия	0:0	—	Домашний чемпионат Великобритании
11	11 ноября 1970	«Хэмпден Парк», Глазго, Шотландия	Дания	1:0	—	Отборочный матч чемпионата Европы по футболу 1972
12	22 мая 1971	«Уэмбли», Лондон, Англия	Англия	1:3	—	Домашний чемпионат Великобритании
13	13 октября 1971	«Хэмпден Парк», Глазго, Шотландия	Португалия	2:1	—	Отборочный матч чемпионата Европы по футболу 1972
14	10 ноября 1971	«Питтодри», Абердин, Шотландия	Бельгия	1:0	—	Отборочный матч чемпионата Европы по футболу 1972
15	1 декабря 1971	Олимпийский стадион, Амстердам, Нидерланды	Нидерланды	1:2	—	Товарищеский матч
16	20 мая 1972	«Хэмпден Парк», Глазго, Шотландия	Северная Ирландия	2:0	—	Домашний чемпионат Великобритании
17	27 мая 1972	«Хэмпден Парк», Глазго, Шотландия	Англия	0:1	—	Домашний чемпионат Великобритании
18	14 мая 1974	«Хэмпден Парк», Глазго, Шотландия	Уэльс	2:0	—	Домашний чемпионат Великобритании
19	18 мая 1974	«Хэмпден Парк», Глазго, Шотландия	Англия	2:0	—	Домашний чемпионат Великобритании
20	1 июня 1974	«Клокке», Брюгге, Бельгия	Бельгия	1:2	1	Товарищеский матч
21	6 июня 1974	«Уллевол», Осло, Норвегия	Норвегия	2:1	—	Товарищеский матч
22	20 ноября 1974	«Хэмпден Парк», Глазго, Шотландия	Испания	1:2	—	Отборочный матч чемпионата Европы по футболу 1976
23	30 октября 1974	«Хэмпден Парк», Глазго, Шотландия	ГДР	3:0	—	Товарищеский матч

Итого: 23 матча / 4 гола; 11 побед, 3 ничьи, 9 поражений.

Сводная статистика игр/голов за сборную

Выступления за сборную

Сборная	Год	Отборочные матчи ЧМ		Финальные матчи ЧМ		Отборочные матчи ЧЕ		Финальные матчи ЧЕ		Товарищеские матчи		Домашний чемпионат Великобритании		Итого
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Шотландия	1964	1	0	—	—	—	—	—	—	—	—	1	0	2	0
	1966	—	—	—	—	1	0	—	—	—	—	1	2	2	2
	1967	—	—	—	—	1	0	—	—	1	0	—	—	2	0
	1968	1	0	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	1	0
	1969	2	1	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	2	1
	1970	—	—	—	—	1	0	—	—	—	—	1	0	2	0
	1971	—	—	—	—	2	0	—	—	1	0	1	0	4	0
	1972	—	—	—	—	—	—	—	—	—	—	2	0	2	0
	1974	—	—	—	—	1	0	—	—	3	1	2	0	6	1
Всего за карьеру		4	1	0	0	6	0	0	0	5	1	8	2	23	4

Сборная Футбольной лиги Шотландии

Также с 1964 по 1970 год Джонстон приглашался и играл в составе сборной Футбольной лиги Шотландии, которая проводила товарищеские матчи с аналогичными командами из Англии и Ирландии. В матчах с англичанами был паритет: ничья, победа и поражение соответственно. Единственный матч против ирландцев был выигран с минимальным счётом. Всего за клубных «горцев» Джимми провёл четыре встречи.

Матчи за сборную Футбольной лиги Шотландии

Матчи Джонстона за сборную Футбольной лиги Шотландии  

№	Дата	Место	Оппонент	Счёт	Голы Джонстона	Соревнование
1	18 марта 1964	«Рокер Парк», Сандерленд, Англия	Сборная Футбольной лиги Англии	2:2	—	Товарищеский матч
2	16 марта 1966	«Сент-Джеймс Парк», Ньюкасл-апон-Тайн, Англия	Сборная Футбольной лиги Англии	3:1	—	Товарищеский матч
3	20 марта 1968	«Эйрсом Парк», Мидлсбро, Англия	Сборная Футбольной лиги Англии	0:2	—	Товарищеский матч
4	2 сентября 1970	«Селтик Парк», Глазго, Шотландия	Сборная Футбольной лиги Ирландии	1:0	—	Товарищеский матч

Итого: 4 матча / 0 голов; 2 победы, 1 ничья, 1 поражение.

Достижения

Командные достижения

«Селтик»

• Обладатель Кубка европейских чемпионов: 1966/67
• Чемпион Шотландии (9): 1965/66, 1966/67, 1967/68, 1968/69, 1969/70, 1970/71, 1971/72, 1972/73, 1973/74
• Обладатель Кубка Шотландии (6): 1964/65, 1966/67, 1968/69, 1970/71, 1971/72, 1973/74
• Обладатель Кубка шотландской лиги (6): 1965/66, 1966/67, 1967/68, 1968/69, 1969/70, 1974/75
• Финалист Кубка европейских чемпионов: 1969/70
• Финалист Кубка Шотландии (4): 1962/63, 1965/66, 1969/70, 1972/73
• Финалист Кубка шотландской лиги (5): 1964/65, 1970/71, 1971/72, 1972/73, 1973/74

Личные достижения

• Зал славы шотландского футбола: включён в 2004

Жизнь после окончания карьеры

В середине 80-х годов Джонстон вернулся в «Селтик», став помощником тренера резервной команды глазговцев и своего бывшего одноклубника Бобби Леннокса. Однако этот период жизни совпал с прогрессирующей зависимостью Джимми от алкоголя. Через два года Леннокс поставил перед бывшим партнёром условие — либо Джонстон перестаёт пить и продолжает работу в родном клубе, либо покидает «Селтик». Зависимость Джимми была уже очень сильна — он выбрал второй вариант. Алкоголизм Джонстона довёл его самого и его семью до крайней бедности. Помочь Джимми вызвался его друг Вилли Хогг — крайней точкой был приход Джонстона к нему в офис с целью продать медаль победителя Кубка европейских чемпионов для покупки выпивки. Джонстон был помещён в наркологическую клинику, где за год смог избавиться от алкогольной зависимости.

В 2002 году голосованием среди болельщиков «кельтов» Джонстон был признан величайшим игроков за всю историю глазговского клуба, опередив нападающих Кенни Далглиша и Хенрика Ларссона. Также Джимми вошёл в символическую сборную «Селтика» всех времён. Через два года британская телерадиокомпания BBC выпустила фильм о Джонстоне под названием «Король фланга» (англ. Lord of the Wing). Картина рассказывала о жизни Джимми, текст от автора читал известный шотландский актёр Билли Коннолли.

В июне 2005 года Джонстон стал первым из ныне живущих людей, кто удостоился чести изготовления именного яйца Фаберже. Яйцо было изготовлено по проекту внучки Карла Фаберже, Сары. Через год уже после смерти Джонстона ограниченный выпуск из 19 изделий был продемонстрирован в Палате общин Великобритании. Вскоре яйца, посвящённые Джимми, были выставлены на аукцион и разошлись по коллекциям всего за несколько дней. Стартовая цена одного изделия равнялась десяти тысячам фунтов стерлингов.

Болезнь и смерть

В ноябре 2001 года врачи поставили Джонстону диагноз — болезнь мотонейронов. Несмотря на все усилия медиков, Джимми скончался 13 марта 2006 года. Последним человеком, с которым разговаривала легенда «Селтика» был Вилли Хендерсон — бывший футболист «Рейнджерс», в последние годы ставший близким другом Джонстона.

Похороны Джимми состоялись 17 марта в День святого Патрика — значимого дня для всей ирландской диаспоры Глазго и, в частности, «кельтского» клуба. Проводить в последний путь легендарного футболиста пришли тысячи поклонников различных команд, в том числе и фанаты принципиального соперника «Селтика» — «Рейнджерс». Отпевание Джонстона состоялось в церкви святого Иоанна Предтечи, расположенной в родном для Джимми Аддингстоне. В тот же день гроб с телом футболиста захоронили на кладбище парка Ботуэлл (англ. Bothwell Park Cemetery).

Через два дня «Селтик» играл финал Кубка лиги против «Данфермлин Атлетик». По договоренности с Шотландской футбольной ассоциацией все футболисты «кельтов» играли с номером «семь» на своих шортах в память о легендарном игроке глазговского клуба. Перед матчем состоялась минута молчания по Джонстону.

Память

В декабре 2008 года рядом с ареной «Селтик Парк» была открыта статуя Джимми. Через два с половиной года другой памятник Джонстона был открыт в Аддингстоне, неподалёку от дома, где жил футболист. Вокруг монумента был сооружён мемориальный сад. На открытии присутствовила жена Джимми, Агнес, некоторые члены команды «Лиссабонских львов». Бронзовая статуя была отлита по проекту скульптора Джона Маккенны на деньги Фонда имени Джонстона и пожертвований обычных людей.

Ссылки

• [rus.worldfootball.net/spieler_profil/jimmy-johnstone/ Профиль Джонстона на worldfootball.net] (англ.)
• [www.neilbrown.newcastlefans.com/player/jimmyjohnstone.htm Профиль Джимми Джонстона на сайте футбольной статистики Нила Брауна] (англ.)
• [www.fitbastats.com/celtic/player.php?playerid=2666 Статистика выступлений Джимми Джонстона за «Селтик» на сайте футбольной статистики fitbastats.com] (англ.)
• [www.scottishfa.co.uk/football_player_profile.cfm?page=823&playerID=113799 Джимми Джонстон на сайте Шотландской футбольной ассоциации] (англ.)
• [www.national-football-teams.com/v2/player.php?id=21038 Статистика на сайте National Football Teams] (англ.)
• [www.jimmyjohnstoneacademy.com Официальный сайт Академии имени Джимми Джонстона] (англ.)
• [www.jimmyjohnstone.com Официальный сайт Джимми Джонстона] (англ.)

Отрывок, характеризующий Джонстон, Джимми

– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.


Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.