Джон, Огастес

Огастес Джон

Огастес Эдвин Джон (англ. Augustus Edwin John; 4 января 1878, Тенби, Пембрукшир — 31 октября 1961, Фордингбридж, Хэмпшир) — английский художник-постимпрессионист.

Жизнь и творчество

Родился в семье адвоката. Уже в 11-летнем возрасте посещает художественную школу в родном городе. В 17 лет уезжает в Лондон, где учится в Школе изящных искусств Слейда, вместе с Уильямом Орпеном и своей старшей сестрой Гвендолин Мэри Джон. В 1895 году О. Джон получает стипендию, которая ему была необходима для обучения в парижской Академии Коларосси, и уезжает во Францию. В Париже Джон быстро становится частью монмартрской богемы. Парижский период повлиял на весь последующий жизненный уклад художника и его творчество.

После возвращения в Англию О. Джон до 1904 года — профессор ливерпульского университета. Под влиянием работавшего в университете этнографа Джона Сэмпсона художник увлекается языком, обычаями и культурой цыган. Летом 1905 года Джон, вместе со своей женой Идой и любовницей Дороти МакНейл, выезжает в Дартмур, где пишет «цыганские» картины. На этих полотнах обе сопровождающие его женщины выступают своего рода цыганскими музами. После смерти жены в 1907 году Джон женится на своей модели и любовнице Дороти, у которой от него родились две дочери. В первом браке у Джона было пятеро детей.

Совместно с художником У. Орпеном Джон открывает школу-мастерскую, затем вступает в Новый английский художественный клуб. С 1910 по 1914 год он каждое лето выезжает в южнофранцузский Мартиг, где много рисует. Во время Первой мировой войны Джон служит как «военный художник»; за военное время он создаёт много фронтовых портретов британских и канадских солдат. В период между мировыми войнами О. Джон считался лучшим портретистом Великобритании, его кисти принадлежат портреты Джорджа Б. Шоу, Дилана Томаса, Томаса Э. Лоуренса, Томаса Харди, Уильяма Б. Йейтса, Гильермины Суджа, Таллулы Бэнкхед и других.

В 1942 году Огастесу Джону присваивается британский орден Заслуг. В 1954 он становится членом Королевской Академии художеств.

По своим политическим убеждениям О.Джон прошёл путь от анархиста до пацифиста.

Галерея

• Augustus John mit Tallulah.jpg

  Художник и киноактриса Таллула Бэнкхед у её портрета (1929)

• Ljohn.jpg

  Портрет Лоуренса Аравийского (1919)

• Bacchus and His Friends.jpg

  Бахус и его друзья

• Augustus E John Nude Sketch.jpg

  Обнажённая

Ссылки

• [www.tate.org.uk/servlet/ArtistWorks?cgroupid=999999961&artistid=1362&page=1 Собрание полотен О.Джона в галерее Тейт]
• [www.npg.org.uk/live/search/person.asp?search=sa&LinkID=mp02437&role=art Собрание полотен О.Джона в Национальной портретной галерее (Лондон)]

Отрывок, характеризующий Джон, Огастес

Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.