Ванбру, Джон

Джон Ванбру

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Сэр Джон Ва́́нбру (англ. Sir John Vanbrugh; крещён 24 января 1664 — 26 марта 1726) — британский драматург и архитектор, самый значительный представитель английского барокко.

Биография

Джон Ванбру родился 24 января 1664 года в городе Лондоне; имел фламандские корни.

С молодости интересовался военным делом, в 1690 году при посещении Кале был арестован французскими властями как шпион. Вернувшись в Англию после двух лет заточения, продолжал состоять на военной службе до 1698 года.

Во время французского ареста Ванбру освоил принципы Мольеровой комедии и даже набросал собственную. В 1695 г. в Лондоне была поставлена его дебютная комедия нравов «Неисправимый, или Добродетель в опасности». Она была принята публикой с восторгом и долгое время не сходила со сцены. Подобный же триумф ожидал и вторую пьесу Ванбру, «Оскорблённая жена» (1697).

Популярность пьес Ванбру возмутила пуританские слои общественности, которые поносили его произведения за непристойность. Тем не менее молодой автор продолжал перелицовывать французские фарсы до сорокалетнего возраста, когда в нём неожиданно проснулась страсть к архитектуре.

Его первым проектом был загородный дворец Касл Ховард, спроектированный в 1702 г. для королевского казначея, лорда Карлайля. Уже в этой ранней работе очевиден глубокий интерес Ванбру к континентальному стилю барокко, с его нарочито театральными эффектами и условностями. Этот стиль не прижился в чопорной Англии, и произведения Ванбру, в сущности, являются его единственными проявлениями к северу от Ла-Манша.

Безграничную фантазию Ванбру и его пристрастие к драматическим эффектам систематизировал, ограничивал и вводил в практические рамки его ассистент и компаньон — Николас Хоксмур, опытный профессионал, долгое время работавший с Кристофером Реном. Ванбру и Хоксмур составили едва ли не самую известную пару в истории архитектуры. Их совместным шедевром стал Бленимский дворец (1705), спроектированный для великого полководца — герцога Мальборо.

Размолвка с женой герцога вынудила Ванбру свернуть участие в осуществлении лучшего из своих проектов и искать других заказов. Лорд Карлайль порекомендовал его королеве Анне, которая не замедлила принять Ванбру на службу и поручить ему строительство оперного театра на Сенном рынке в Лондоне. Этот театр существует до сих пор, но числится среди неудач Ванбру, главным образом, из-за своей никудышной акустики.

После смерти Хоксмура Ванбру продолжал проектировать в одиночку, причём его замыслы становились со временем всё более лаконичными и геометричными. Его последним шедевром считается усадьба Ситон Делавал в Нортумберленде — небольшой дом, производящий впечатление дворца удачным расположением тяжеловесных масс и величавыми пропорциями.

В 1714 году король Георг I пожаловал ему рыцарский титул.

Ссылки

• З. А. Венгерова. Ванбро, Джон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Ванбру, Джон

– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить: