Джон Кристофер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сэмюэл Йоуд
Samuel Youd
Псевдонимы:

Джон Кристофер (John Christopher), Stanley Winchester, Hilary Ford, William Godfrey, Peter Graaf, Peter Nichols, Anthony Rye

Дата рождения:

16 апреля 1922(1922-04-16)

Место рождения:

Ноусли, Ланкашир, Великобритания

Дата смерти:

3 февраля 2012(2012-02-03) (89 лет)

Место смерти:

Бат

Гражданство:

Великобритания Великобритания

Род деятельности:

современный британский писатель

Жанр:

научная фантастика

Дебют:

1949

Сэмюэл Йоуд (англ. Samuel Youd; родился 16 апреля 1922, Ноусли — 3 февраля 2012, Бат) — британский писатель-фантаст второй половины XX — начала XXI века.

Издавался под рядом псевдонимов, наиболее известный из которых — Джон Кристофер (John Christopher). Автор постапокалиптического романа «Смерть травы» и тетралогии «Триподы». В своем творчестве ему удалось сочетать жанр научной фантастики со стилистикой классической английской литературы.



Биография

Родился в городке Ноусли графства Ланкашир, получил начальное образование в школе Питера Саймондса (ныне колледж Питрера Саймондса) в графстве Винчестер. Умер 3 февраля 2012 года в Бате, Англия.

Воевал во Второй мировой войне в составе королевского корпуса связи. После войны начал карьеру писателя с публикации в 1949 году романа «Зимний лебедь» (The Winter Swan). В 50х годах приобрел широкую известность благодаря научно-фантастическим романам «Год кометы» (1955) и «Смерть травы» (1956). Последний, повествующий о последствиях глобальной экологической катастрофы, был экранизирован в 1970 году режиссёром Корнелом Уайлдом.

Наибольший коммерческих успех автору принесла выпущенная в 1967-68 годах трилогия «Триподы» (позднее дополненная до тетралогии опубликованным в 1988 году приквелом), в которой повествуется о гибели и восстановлении из руин человеческой цивилизации. Трилогия была экранизирована британским телевидением в 1980 году.

Библиография

Напишите отзыв о статье "Джон Кристофер"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Джон Кристофер

– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…