Кэнди, Джон

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джон Кэнди»)
Перейти к: навигация, поиск
Джон Кэнди
John Candy

Фотография 1993 года, Онтарио, Канада
Имя при рождении:

John Franklin Candy

Дата рождения:

31 октября 1950(1950-10-31)

Место рождения:

Ньюмаркет, Канада

Дата смерти:

4 марта 1994(1994-03-04) (43 года)

Место смерти:

Дуранго, Мексика

Профессия:

актёр, сценарист, продюсер, комик

Карьера:

1972—1994

Джон Франклин Кэ́нди (англ. John Franklin Candy; 31 октября 1950 — 4 марта 1994) — канадский киноактёр, комедиант, сценарист и продюсер. Получил большую известность как участник Торонтского филиала комедийного импровизационного проекта The Second City и его телевизионных серий Second City Television, а также как киноактёр, снявшийся как в главных ролях, так и во второплановых. Его наиболее знаменитыми ролями стали роль Дела Гриффита — болтливого переезжего предпринимателя, торговца мелкими товарами и безделушками,- в фильме «Самолётом, поездом и автомобилем», главная роль в фильме «Дядюшка Бак», и главная роль шерифа Бада Бумера в фильме «Канадский бекон».





Биография

Ранние годы и карьера (1950—1980)

Джон Франклин Кэнди родился в Канаде, в небольшом городке Ньюмаркет недалеко от Торонто, Онтарио, в семье Сидни Джеймса Кэнди и его жены Евангелины Акер, представителей рабочего класса, римско-католического вероисповедания. Бабушка Юзефа Стефанюк и дед Франк Майкл Акер (родители матери Джона) имели украинско-польские корни и были иммигрантами из восточной Европы.

Джон обучался журналистике в колледже Centennial и в университете McMaster, но на сцене стал выступать ещё в составе детского театра. Его первая съёмка в кино была маленькая роль в фильме «Класс 44-го», снятом в 1973 году, а в течение 1970-х годов Джон снялся ещё в нескольких других малобюджетных фильмах, включая триллер Молчаливый партнёр об ограблении банка. В 1976 году Джон снялся во вспомогательной роли в непродолжительном ночном телевизионном ток-шоу 90 Minutes Live. В том же году, он получил широкую известность на Северо-Американском континенте благодаря своему участию в проекте The Second City, где он являлся членом Торонтского филиала. В этом проекте он работал в жанре сатиры, что и стало началом его комедийной карьеры, а также зародило его многолетнее и плодотворное сотрудничество с Дэном Эйкройдом. В дальнейшем Джон Кэнди появлялся вместе со своими товарищами по сцене в фильмах Джона Лэндиса «Братья Блюз» и Стивена Спилберга «1941», а потом во «Всплеске» с Томом Хэнксом и с Ричардом Прайором в «Миллионах Брюстера», и успешно исполнил главную роль в фильме «Летний домик напрокат». Драматический талант, отмеченный критикой после небольшой роли актера в фильме Оливера Стоуна «Джон Ф. Кеннеди. Выстрелы в Далласе», позволил Джону Кэнди блистательно сыграть в драматической комедии «Поймёт лишь одинокий».

1980-е годы

В 80-х, Джон активно участвовал в телепередачах Second City Television, где среди запоминающихся персонажей, сыгранных им, были как разнообразные вымышленные герои, так и пародии на реальных людей: актёров, политиков, и прочих знаменитостей. В это же время, он начал чаще сниматься в кино: ещё в 1979 году Джон снялся в небольшой роли в известном комедийном фильме «1941» Стивена Спилберга, затем в 1980 году в комедийном мюзикле «Братья Блюз» с Джоном Белуши, а ещё через год, в 1981-м, снялся в комедийном фильме «Добровольцы поневоле». В 1983 году Джон снялся в небольшой, но запоминающейся роли в фильме «Каникулы», при этом продолжая участвовать в телевизионных шоу, включая и Second City Television. В том же 1983-м, Джон снялся в уже более весомой роли в фильме «Вояки», а также участвовал в кинопробах на роль в фильме «Охотники за привидениями», который вышел на экраны годом позже, в 1984-м. В 1984 году Джон снялся в фильме «Всплеск» с Томом Хэнксом, сыграв роль брата главного персонажа, которого играл Том. Эта роль считается очень значимой в кино-карьере Джона Кэнди, с неё начался период его съёмок на более весомых ролях.

Во второй половине 1980-х Джон чаще снимался в неординарных фильмах, включая даже озвучивание «говорящей лошади» в комедийном фильме «Удачное наследство» 1988-го года. Продолжая сниматься во второплановых ролях, Джон всё чаще получает основные роли в паре с главными героями, например в фильмах «Волонтёры» (1985), «Миллионы Брюстера» (1985), «Вооружён и опасен» (1986), «Самолётом, поездом и автомобилем» (1987), «На лоне природы» (1988), «Кто такой Гарри Крамб?» (1989), и в одном из самых известных его фильмов «Дядюшка Бак» (1989).

Последние годы жизни (1990—1994)

В начале 1990-х, карьера Джона Кэнди пошла на спад после нескольких неудачных ролей в кино, включая фильм «Одни неприятности» (1991), в котором он сыграл роль женщины, и за которую он был номинирован на приз «Золотая малина» как «худшая актриса второго плана». Неудачными фильмами также стали «В бреду» (1991) и «Однажды преступив закон» (1992). Но в то же время, вполне успешными стали фильмы «Один дома» (1990), «Новичок года» (1993), «Крутые виражи» (1993) и мультфильм «Спасатели в Австралии» (1990).

Джон попытался исправить неудачи путём расширения круга жанров и амплуа, в основном добавив больше драматических ролей. В 1991 году он снялся сразу в двух драматических фильмах: «Поймёт лишь одинокий» и в фильме Оливера Стоуна «Джон Ф. Кеннеди. Выстрелы в Далласе», в котором он сыграл роль непорядочного адвоката Дина Эндрюса Младшего в весьма необычной, неординарной актёрской манере.

В 1991 году Джон Кэнди, Брюс МикНалл и Уэйн Гретцки стали владельцами спортивной команды «Торонто Аргонавтс», играющей в канадский футбол (игра, которая зародилась в начале 1800-х годов на основе европейских регби и соккера, и затем, в конце 1800-х годов, стала основой американского футбола). Приобретение спортивной команды тремя знаменитостями привлекло большое внимание прессы и публики. Тройка новых владельцев потратила много денег на «раскрутку» команды, включая очень спорные контракты с сомнительным потенциалом на приобретение новых игроков, как, например, нападающий Рахиб Исмаил. И тем не менее, «Торонто Аргонавтс» выиграли 79-й Кубок Грея в 1991-м году.

Творческий путь многообещающего актёра внезапно оборвался 4 марта 1994 года в Мексике, где проходили съёмки фильма «Караван на восток» (Wagons East, 1994). Джон Кэнди скончался во сне от инфаркта в возрасте 43 лет. Незадолго до смерти, Джон позвонил своим друзьям, включая спортивного комиссара и политика Ларри Смита, и сообщил о том, что он уволил свою спортивную команду «Торонто Аргонавтс» и выставил её на продажу.

Наследие

Похороны состоялись в католической церкви Св. Мартина.

Джон Кэнди похоронен в Калвер-Сити (Калифорния) на Кладбище Святого Креста.

18 марта 1994 года, поминальная служба была транслирована по всей Канаде телекомпанией The Second City, в которой Джон Кэнди начал свою сценическую карьеру.

Последний законченный фильм Джона Кэнди «Канадский бекон» был выпущен через год после его смерти. Он также записал голос для озвучивания фильма «Магическая семёрка» ещё в начале 1990-х, но из-за трудностей с анимационными эффектами выпуск фильма был сильно задержан и фильм пролежал «на полке» многие годы, выйдя в свет лишь в 2009 году.

Джон Кэнди увековечен в Канадской Аллее Славы. В мае 2006 года, он стал одним из первых четырёх деятелей сценического искусства, когда-либо удостоенных чести быть изображёнными на почтовой марке Канады, выпущенной канадской почтовой службой.

Фильм «Братья Блюз 2000» посвящён 3 людям, сыгравшим вспомогательные роли в первом выпуске фильма «Братья Блюз» в 1980 году, одним из которых был Джон Кэнди.

95-й Кубок Грея в 2007 году был посвящён Джону Кэнди благодаря стараниям его друга Дэна Эйкройда.

Рок-группа «Ween» посвятила Джону Кэнди свой альбом «Шоколад и сыр» 1994 года.

Римско-католическая средняя школа имени Нила МикНила, находящаяся в районе Скарборо в городе Торонто, Канада, имеет студию изобразительного искусства имени Джона Кэнди. Будучи одним из наиболее знаменитых выпускников школы, Джон однажды сказал: «Основы моего успеха были заложены на принципах и жизненных ценностях, которым меня научили в этой школе, включая понятия дисциплины и взаимоуважения».

Кэнди был женат на Розмари Хобор (Rosemary Hobor), у них двое детей: дочь Дженнифер (Jennifer) и сын Кристофер (Christopher). Дженнифер стала актрисой и телевизионным продюсером, успешно курируя телевизионные серии «Королева выпускного бала» и «У Сэма 7 друзей»

Фильмография

Джон Кэнди снялся более чем в 40 фильмах, среди которых:

Напишите отзыв о статье "Кэнди, Джон"

Ссылки


Отрывок, характеризующий Кэнди, Джон

Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.