Джон Локк (Остаться в живых)

Джон Локк
John Locke
Терри О’Куинн в роли Джона Локка
Первое появление на экране	Пилот. Часть 1
Последнее появление на экране	Конец
Центральные серии	Поход Deus Ex Machina Исход. Часть 2 Инструктаж Блокировка Дальнейшие указания Человек из Таллахасси Гауптвахта Отшельник Жизнь и смерть Джереми Бентама Инцидент Заместитель Кандидат
Сезоны	1, 2, 3, 4, 5, 6
Информация
Возраст	48 (1—3 сезоны) 51 (4—5 сезоны)
Профессия	Старший региональный инспектор в упаковочной фирме
Актёр	Терри О’Куинн
Список персонажей

Джо́натан (Джон) Локк (англ. John Locke) — вымышленный персонаж и один из главных героев телесериала «Остаться в живых».

Биография

До авиакатастрофы

Джон родился 30 мая 1956 года. Мать — Эмили Локк. Отец — Энтони Купер. Локка отдали под опеку государства. Он родился недоношенным после того, как мать попала под машину на шестом месяце беременности. Он рос в многочисленных приемных семьях. К нему приходил Ричард и проводил тест, который Джон не прошёл, потому что выбрал нож. В одной из них он пережил смерть сестры, Дженни. У её матери началось психическое расстройство, которое прекратилось только когда к ним в дом пришла собака, которая стала жить у них и спать в кровати Дженни.

Гораздо позже, к уже взрослому Локку, работавшему в магазине игрушек, пришла женщина, которая утверждала, что она — его мать. Заинтересованный в личности своих родителей, Локк нанимает частного детектива, который находит настоящего отца Локка, Энтони Купера. Купер тепло встречает Джона, они охотятся вместе. Купер говорит, что ему требуется трансплантация почки. Локк становится его донором, но после операции Купер не хочет его больше видеть. («Что таят джунгли», 19-я серия 1-го сезона)

Расстроенный тем, что отец его покинул, Локк посещает группу психологической поддержки, где встречает Хелен. Хелен помогает избавиться ему от тягостных воспоминаний об отце. Локк устраивается на новую работу. Джон и Хелен начинают встречаться, а затем живут вместе. Локк хочет жениться на Хелен, когда узнает, что его отец погиб. На похоронах к Локку подходят два человека, которые расспрашивают его о Купере; они уверены, что он инсценировал собственную смерть. Когда Джон по работе проверяет дом Надии, он встречает Купера, который говорит, что обманул двоих с похорон на 700 тысяч долларов, которые теперь лежат на депозитном счету, и просит Локка снять эти деньги. Он неохотно соглашается и делает это втайне от Хелен. При передаче денег Хелен видит его вместе с отцом и бросает Локка.

Чтобы убежать от прошлого, Локк присоединяется к коммуне, которая выращивала марихуану. Однажды он подбирает на дороге попутчика и привозит его в коммуну. Через 6 недель он узнает, что этот человек — офицер полиции под прикрытием. По приказу коммуны Джон ведет его в лес, чтобы убить, но отпускает.

Потом он покидает коммуну и живёт один. Однажды к нему приходит человек, который спрашивает его о человеке по имени Адам Севард, который хочет жениться на его богатой матери. Локк, которому незнакомо это имя, догадывается, что речь идёт о Купере. Человек пропадает, и Локк приходит к Куперу, чтобы помешать ему жениться на этой женщине. Купер говорит, что он решил отменить свадьбу после загадочной смерти её сына. Локк хочет позвонить этой женщине, чтобы удостовериться в этом, когда Купер бросается на него и выкидывает из окна с высоты 80 футов. После падения к Локку подходит странный мужчина и просит прощения за то, что Джону пришлось пройти через это. Локк выжил, но получил травму позвоночника, которая приковала его к инвалидному креслу.

После Локк находит работу в упаковочной компании, принадлежащей Хёрли, где подвергается постоянным насмешкам со стороны босса Рэнди. Локк отправляется на тур в Австралию, но там ему отказывают, видя, что он инвалид. Ему приходится вернуться в США, он покупает билеты на рейс 815.

На острове

Сезон 1

После крушения Локк чудесным образом излечивается. Навыки выживания Локка притягивают к нему Уолта, что не нравится Майклу. Во время охоты на кабана Локк первый раз встречается с чёрным дымом, но никому об этом не говорит. Он идёт вместе с Джеком, Кейт и Чарли к пещерам, где узнает о наркозависимости Чарли. Он помогает ему преодолеть тягу к героину. Когда Саид пытается засечь сигнал Руссо, Локк оглушает его, разбивает приёмник и говорит Саиду, что в этом виноват тот, кто не хочет уезжать с острова, наводит тем самым подозрения на Сойера. После похищения Клэр Джон вместе с Джеком, Кейт и Буном отправляется на поиски.

Однажды Бун и Джон находят люк, который они пытаются открыть. После, следуя указаниям из своего сна, Локк отводит Буна в джунгли и находит там самолёт. Ноги Локка отказывают, поэтому в самолёт поднимается Бун. Когда он падает на землю, Локку удаётся подняться на ноги и дотащить Буна до лагеря. Он не говорит Джеку о причинах случившегося, а убегает к люку и стучит в него, пока внутри не зажигается свет. Локк возвращается на пляж на похороны Буна. Он рассказывает о люке Саиду и Джеку. Когда Руссо приходит на пляж и сообщает о приближении Других, он вместе с ней, Джеком, Кейт, Хёрли и Арцтом отправляется к «Чёрной скале» за динамитом. На обратном пути он второй раз видит монстра, который пытается утащить Локка, но Джек и Кейт спасают его. После возвращения к люку Локк подрывает его при помощи динамита, несмотря на просьбы Хёрли не делать этого.

Сезон 2

Локк и Кейт первыми спускаются в бункер. Спустившись в люк Локк оказывается на мушке у Десмонда. Он смотрит видеоинструктаж вместе с Джеком. Когда Десмонд сбегает, а Саиду удается восстановить компьютер Локк настаивает на том, что надо вводить числа. Он даёт уроки стрельбы Майклу, который потом сбегает, заперев Локка и Джека в оружейной. Когда их находит Сойер, они втроем отправляются в погоню, но встречают других и возвращаются назад в обмен на безопасность Кейт. Джон подозревает, что Чарли снова употребляет наркотики, а после того, как тот пытается крестить Аарона, избивает его. После нападения на Сун, Локк и Джек ссорятся из-за оружия и Сойер похищает его.

После прибытия «Генри Гейла», Локк держит того в пустой оружейной. Когда Локк не успевает нажать на кнопку, он видит карту со знаком вопроса, нарисованную специальной краской на двери компьютерной комнаты. Когда выясняется что «Генри» — не тот, за кого себя выдает и что он не вводил числа, Локк теряет веру в остров. После убийства Анны-Люсии, он с Эко отправляется в джунгли и ищет знак вопроса. Вдвоем они находят станцию «Жемчужина»; после просмотра инструктажа Эко продолжает вводить числа, несмотря на протесты со стороны Локка, которого Эко выгоняет из бункера.

Когда на остров возвращается Десмонд, Локк с его помощью отрезает Эко от компьютера и ждут пока таймер дойдет до нуля. Когда таймер доходит до нуля и все в бункере начинает трястись, Локк понимает, что ошибался. Он находится в бункере, когда Дезмонд поворачивает ключ и люк схлопывается.

Сезон 3

На следующий день Локк приходит в сознание в джунглях, потеряв дар речи. Он строит баню, внутри которой, приняв галлюциногены, видит Буна, который просит его спасти Эко. Локк и Чарли отправляются в джунгли, где спасают Эко из логова белого медведя и возвращают в лагерь, где Джон объявляет, что пойдет спасать Джека, Кейт и Сойера. На следующий день он ведет Десмонда, Саида, Никки и Пауло на станцию «Жемчужина», где через одну из камер наблюдения видит Михаила Бакунина на станции «Пламя». Услышав шум наверху, он поднимается наверх, где видит умирающего Эко. На похоронах мистера Эко Локк видит надпись на палке, которая направляет его на север. Когда Кейт с Сойером возвращаются на пляж, Локк вместе с ней и Саидом отправляются в джунгли за Руссо. Вместе они находят станцию «Пламя». Обыграв компьютер станции в шахматы, он подрывает её. Перед тем, как преодолеть звуковой барьер он толкает на него Михаила. Когда группа приходит к баракам других, он видит Джека, разговаривающего с Томом. Этой же ночью Локк проникает в дом Бена и отправляется к подлодке с Алекс на мушке. Использовав С4 со станции «Пламя», Локк взрывает субмарину. Другие ловят его и отводят в комнату, в которой сидит Энтони Купер.

Локку предлагают присоединиться к Другим, он соглашается. Среди Других он встречает Синди Чендлер, которая говорит, что все очень взбудоражены его появлением. Этой же ночью, Бен Лайнус приказывает Локку убить Купера, чтобы окончательно присоединиться к другим. Локк не способен сделать этого и другие оставляют его; Бен говорит, что он может к ним вернуться только с трупом отца на спине. До ухода, Ричард сообщает, что среди разбившихся есть отличная кандидатура на роль убийцы Купера. Джон возвращается на пляж и берет Сойера с собой на «Чёрную скалу», где запирает его в одной комнате с Купером. Когда Сойер убивает того, Локк отдает ему диктофон с голосом Джульет и говорит, что она — шпион. Он относит труп Купера на новую стоянку других, где заставляет Бена отвести себя к Джейкобу. Бен соглашается и отводит Джона в заброшенную хижину. Несмотря на предупреждения Бена, не найдя в хижине никого, Локк включает фонарик, что приводит все предметы внутри в движение. Уходя он слышит голос, который говорит «Помоги мне». Обратно Бен ведет Локка другой тропой, мимо ямы со скелетами сотрудников ДХАРМА. Поняв намерения Бена, Локк выхватывает нож, но Бен стреляет в него. Очнувшись в яме, Локк хочет покончить жизнь самоубийством, но перед ним появляется Уолт, который говорит, что у Джона есть незаконченные дела. Локк идёт к радиовышке, где ранит ножом Наоми. Он пытается отговорить Джека от использования её телефона, но у него ничего не получается, и он уходит.

Сезон 4

Джон уверяет, что люди с корабля хотят их убить, и в результате половина лагеря отправляется с Джеком, а половина — с Локком. Локк решает отправиться туда, где жили Другие, но люди Чарльза Уидмора приходят туда. Локк говорит Джеку, чтобы он не уезжал с Острова, но Джек его не слушает. В финальной серии четвёртого сезона во флешфорварде мы узнаём, что Локк погибнет приблизительно через три года после того, как Шестёрка Ошеаник выбралась с острова.

После Острова

Локк перемещается с Острова в Тунис. Там его навещает Чарльз Уидмор и подставляет к нему водителя — Мэттью Аббадона. Они путешествуют по миру и Локк навещает всю Шестёрку Океаник и Уолта Ллойда, прося их вернуться на Остров. Все отказываются его слушать.

Смерть

В последней серии третьего сезона было показано, как Джек Шепард узнал о чьей-то смерти. В последней серии следующего, четвёртого, сезона было показано, что в гробу было тело Джона Локка. В пятом сезоне авторы сериала раскрыли тайну смерти Локка. Не сумев выполнить миссию, Джон хотел покончить с собой, но появляется Бен и сначала пытается отговорить Джона от самоубийства, а потом, получив от Локка важную информацию (о том, что Джин жив, и о том, что Элоиза Хоукинг должна помочь Шестёрке Океаник вернуться на Остров), убивает его, обставляя всё как самоубийство. («Жизнь и смерть Джереми Бентама», 7-я серия 5-го сезона)

Возвращение на Остров

Илана и остальные выжившие с рейса 316 привозят закрытый железный ящик к Другим; их встречает Ричард, и ему показывают, что в железном ящике находится труп Джона Локка. Становится понятно, что тот Локк, который пошёл убивать Джейкоба — конкурент Джейкоба, который сидел с ним на пляже (предположительно в 1845 году, незадолго до крушения Чёрной Скалы), а настоящий Джон Локк мёртв. («Инцидент», 16-я и 17-я серии 5-го сезона) В 6-м сезоне Локк был похоронен. Бен сказал, что он сожалеет, что убил Локка. («The Substitute»)

В альтернативной реальности

На выходе с самолета в Альтернативной реальности Джон Локк знакомится с хирургом Джеком Шепардом. Локк также, как в классической реальности, в инвалидной коляске и не может ходить. Джек даёт Локку свою визитку и они расходятся. В этой реальности Локк по прежнему работает в конторе, но его начальник Рэнди увольняет его, и на выходе Джон встречается с Хьюго Рейесом, который оказался владельцем этой компании. Хьюго отправляет Локка в агентство по найму, также принадлежащее ему. В агентстве Роуз Нэдлер направляет его в школу на работу учителем. Там Локк знакомится с Бенжамином Лайнусом — учителем истории Европы. Также в этой реальности у Джона есть невеста Хелен Норвуд. Вскоре Джона сбивает Десмонд Хьюм, который вспомнил свою настоящую жизнь из классической временной линии. В больнице, когда санитары перевозили Локка, рядом перевозили Сун Квон. Увидев его, она стала кричать «Это он! Это он!» Оперировать Локка стал Джек Шепард. После операции Джек сказал, что может поставить Джона на ноги, но Локк отказался от этого. Пытаясь найти причину отказа Локка, Джек находит отца Локка — Энтони Купера, который оказался парализован. Позже Локк рассказал, что они с отцом летели на самолёте, который пилотировал Джон, и самолёт потерпел крушение, из-за чего сам Локк оказался в инвалидном кресле, а его отца парализовало.

Терри О’Куинн о своём персонаже Джоне Локке

Из интервью Associated Press по окончании третьего сезона:

«Associated Press: Чего нам ждать от Джона Локка?

О’Куинн: Он будет пытаться понять, кто же эти новоприбывшие, какова их миссия, поскольку Джон чётко знает, что это — не спасатели, и, памятуя о словах Бена о шпионе на корабле, он будет пытаться понять, кто же это и что происходит. Он верит, что его предназначение — защищать остров. И он будет делать все для защиты.

Associated Press: А как это отразится на характере персонажа и его развитии?

О’Куинн: У Джона своя философия. Когда вы убеждены в том, что поступаете верно, у вас появляется уверенность в том, что вы впрямь можете сделать абсолютно все, только на основании этой уверенности в собственной правоте. Вы чувствуете себя боссом, вы становитесь опасным. Вы можете быть жестоким. Даже тираном. Будущее покажет.

Associated Press: А не начинают ли проявляться при этом нотки сумасшествия?

О’Куинн: Вопрос не в том, находится ли он „на грани“, а вот, где эта самая грань находится, и как далеко он готов зайти, в чём он заблуждается, а в чём прав на все 100 процентов, где нужно остановиться, а где — идти вперёд. Я не знаю наверняка.

Associated Press: Вы сказали, что Локк, нажимающий на кнопку — удручающее зрелище. А что вы можете сказать о теперешнем персонаже?

О’Куинн: Мне нравится теперешний расклад. Хотя при просмотре следующих нескольких эпизодов и может сложиться впечатление, что он запутался, не знает, что делать. Но это — его манера поведения. Он находит что-то, это заставляет его двигаться дальше, он словно сталкивается с некоей преградой, он ждет, что будет дальше, ожидание его раздражает, он теряет терпение, но потом нечто происходит — и он движется дальше. За этим интересно наблюдать — хотя местами, возможно, и нет, иногда это расстраивает, но именно это сейчас происходит с его персонажем.

Associated Press: Говорят, между вами и сценаристами возникли разногласия?

О’Куинн: Да, в конце третьего сезона, когда Локк метнул нож в спину Наоми, тогда я сказал: „Это задевает меня, это нетипичный поступок для Локка, это так непохоже на него, это абсурд“ У меня тогда был серьёзный разговор с Деймоном Линделофом и Карлтоном Кьюзом, они сказали мне: „Смотри, Локк верит, что поступает верно. Его жизнь вне опасности, но взамен он получает инструкции к действию. Он верит, что Наоми — самый опасный человек, находящийся в данный момент на острове, и он совершает то, что совершает. Просто сделай это“. В ответ я спросил: „Ну если я метну нож в спину Наоми, то могу я ещё и выстрелить Джеку в колено.. или ещё куда-нибудь?“»

Из интервью «Сезон охоты» (Paul Terry, Lost Magazine):

«Я люблю верить в мистическое. Как и Локк, я хочу верить в магию. Он ищет объяснение, и, я надеюсь, мы его не упустим. Мы пробыли там достаточно долго, и иногда — и некоторым из нас об этом нужно напоминать — здесь опасно. Знаете, мало ли что может случиться в джунглях. Это может случиться всегда и это может случиться мгновенно, поэтому следует стоять на цыпочках. В Локке мне нравится ожидание чуда. Хочется верить, что есть вокруг нас вещи, которые нельзя объяснить, что если открыть глаза в определённом направлении, мы могли бы увидеть или почувствовать. Я верю, что нужно об этом попросить и постоянно развивать. Нужно напоминать себе, что каждый, кого ты встретишь, мог бы быть знаком, чем-то существенным.»

Из интервью Валерию Рукобратскому, корреспонденту «Комсомольской правды» — 06.02.2010:

«Я, конечно, скучаю по тому парню, который мог давать людям мудрые советы. Но Джон и до смерти своей был не самым простым человеком, чтобы всем кому ни попадя нравиться. Он же не доллар, чтобы всем нравиться?»

Ссылки

• О персонаже на [lostwiki.abc.com/page/Locke Lostwiki.abc.com] (англ.) и [www.lostpedia.com/wiki/John_Locke Lostpedia.com] (англ.)
• Фотографии персонажа на [gallery.lost-media.com/index.php?cat=29 Lost-media.com]

Отрывок, характеризующий Джон Локк (Остаться в живых)

– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.