Ретклифф, Джон

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джон Редклифф»)
Перейти к: навигация, поиск
Джон Рэтклифф
John Ratcliffe
Колониальный губернатор Джеймстауна
16 октября 1607 — 8 июля 1608
Предшественник: Эдвард Уингфилд
Преемник: Мэтью Скривенер
 
Рождение: 12 мая 1549(1549-05-12)
Смерть: 2 сентября 1609(1609-09-02) (60 лет)
Вирджиния

Джон Рэтклифф (12 мая 1549 — 2 сентября 1609) — английский моряк, губернатор и первопроходец, был капитаном Discovery, одного из трёх кораблей, которые отплыли из Англии 19 декабря 1606, чтобы основать колонию в Вирджинии, куда они прибыли 26 апреля 1607 года. Позже он стал вторым губернатором этой колонии, впоследствии названной Джеймстауном. Он был убит Поухатаном.





Биография

Рэтклифф родился в Ланкашире. Многие люди говорят, что он использовал псевдоним Джон Сиклемор (John Sicklemore), однако это не было подтверждено. Он служил матросом, прежде чем отправится в Вирджинию. Discovery был самым маленьким из всех трёх кораблей; экипаж составлял всего 21 человек. Он стал губернатором колонии после отставки Эдварда Марии Уингфилда 10 сентября 1607. Рэтклифф был мудрый и проницательный губернатор, но он впал в немилость у многих колонистов после привлечения мужчин для постройки дома губернатора. Многим колонистам также не нравилось то, как он вел торговлю с туземцами и как он действовал во время нехватки продовольствия летом 1608. Рэтклифф был снят с поста в июле 1608, его сменил Мэттью Скривенер. Во время администрации Джорджа Перси, Рэтклифф был отправлен в октябре 1609 построить форт на Олд Поинт Комфорт, который был назван Форт Алдженоурн (Algenourne Fort) в честь одного из предков Перси.[1]

Деятельность в колонии

Рэтклифф работал с Джоном Смитом[уточнить], чтобы сместить Эдварда Уингфилда из должности президента, потому что последний прятал еду, нужную колонии, для себя.

Рэтклифф был избран губернатором и попросил Джона Смита организовать детали работы и экспедиций для торговли с индейцами. В январе 1608 г., только 40 колонистов остались в живых, и Рэтклифф вместе с Советом планировал вернуться в Англию. Чрезмерно щедрая торговля Рэтклиффа спровоцировала жалобы Смита на то, что у них скоро закончатся предметы для торговли. Рэтклифф покинул свой пост (в ходе отставки или смещения) в июле 1608 года, за два месяца до окончания его срока. В то время Рэтклифф потерял веру колонистов, которые обвинили его в накоплении продуктов питания. Колонисты были в ярости и от того факта, что Рэтклифф, в то время как они больны и умирают, приказал построить Капитолий в лесу. Колонисты окрестили проект «Дворцом Рэтклиффа».

Рэтклифф, сопровождаемый Кристофером Ньюпортом, отплыл из Вирджинии в 1608 году. Он командовал одним из кораблей флота Сэра Томаса Гейтса, Diamond.[1]

В декабре 1609 Рэтклифф и 14 собратьев-колонистов были приглашены на сбор с племенем индейцев поухатанов. Их вождь Поухатан пообещал дать голодающим колонистам кукурузу, но это оказалось ловушкой. Колонисты попали в засаду. Рэтклифф перенёс ужасные пытки: его привязали к столбу перед огнём, а женщины племени сняли кожу с его лица острыми ракушками и бросили в огонь, заставив ещё живого Рэтклиффа наблюдать процесс сжигания. Наконец, он сам был сожжён на костре.

Связь с событиями в Роаноке, владение землями в Северной Каролине

Есть задокументированное свидетельство того, что Джон Рэтклифф обладал сотнями акров земли в графстве Бьюфорт, Северная Каролина, притом что данные земли, судя по официальным документам, могли выдаваться только колонистам. Колонисты из Роанока и Джеймстауна были единственными англичанами в Северной Каролине в 17 столетии, способными претендовать на эти земли. Ходит легенда, что все поселенцы колонии Роанок были убиты индейцами, так что колонисты из Джеймстауна стали единственными, кто смог владеть этой землёй. Неизвестно, был ли к этому как-то причастен сам Рэтклифф.

Известно о двух людях по имени Джон Рэтклифф, которых можно было видеть в Джеймстауне. Следы Джона Рэтклиффа, не убитого индейцами, можно проследить в северной части Вирджинии. Другой же Джон Рэтклифф (убитый коренными американскими жителями), скорее всего, был получателем этих земель. Возможно, что были и другие люди с именем Джон Рэтклифф, претендовавшие на земли Северной Каролины, корабли которых не были зарегистрированы в Джеймстауне; между тем, это маловероятно.

Задокументированные свидетельства очевидцев

История Джона Рэтклиффа была записана со слов очевидцев и включена в сборник The Jamestown Adventure: Accounts of the Virginia Colony, 1605–1614 (Real Voices, Real History) под редакцией Эда Саутэрна:

"...Когда старый хитрый вождь улучил нужное время и вырезал их всех (поселенцев), (он) оставил лишь удивлённого каптана Рэтклиффа живым, которого он (Поухатан) заставил привязать к столбу голым, с разведённым перед ним костром. И была его плоть сорвана с костей его женщинами с острыми ракушками в руках, и прямо перед его лицом была в огонь брошена; и так, из-за неосмотрительности, все они трагически погибли."

В популярной культуре

Рэтклифф изображен в анимационном фильме "Покахонтас" от компании Walt Disney Pictures как Губернатор Рэтклифф. В фильме он изображен как жадный и амбициозный человек и является главным отрицательным персонажем. Персонаж Рэтклиффа уверен, что индейцы - варвары в своей природе и спрятали много золота в окрестностях Вирджинии, несмотря на то, что золота в тех краях никогда не бывало, и у индейцев был свой склад общества. Чтобы его получить, он организует поход против племени поухатанов, но был остановлен и схвачен своими же подчинёнными колонистами. В этом фильме он появляется в компании своего ручного мопса Перси (назван в честь английского колониста Джорджа Перси) и его слуги Уиггинса. Был озвучен Дэвидом Огденом Стиэрсом. В русском дубляже говорит голосом Игоря Балалаева. Герой Рэтклиффа появляется и во второй части фильма, вышедшей сразу на видеоносители. Там он планирует саботировать дипломатический визит Покахонтас к королю Якову I, выставив её дикаркой, и, тем самым, получить разрешение короля на отправку огромной армады для покорения индейцев. Впоследствии он был окончательно разоблачён в своём предательстве и арестован лично королём.

Напишите отзыв о статье "Ретклифф, Джон"

Ссылки

  • www.historyisfun.org/index.htm
  • muweb.millersville.edu/~columbus/data/art/DOLLE-02.ART
  • pocahontas.morenus.org/
  • memory.loc.gov/ammem/collections/jefferson_papers/mtjvatm2.html
  • Beaufort County Court House, 112 W Second St, Washington, NC 27889-1403, Public Records, Log of Transactions
  • Price, David A., Love and Hate in Jamestown: John Smith, Pocahontas, and the Start of a New Nation (New York: Knopf, 2003)
  • Property Records from Beaufort County Courthouse, North Carolina
  • The Jamestown Adventure: Accounts of the Virginia Colony, 1605–1614 (Real Voices, Real History) by Ed Southern (Editor) (Winston-Salem NC: Blair, 2004)

Отрывок, характеризующий Ретклифф, Джон

– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.