Соун, Джон
| Джон Соун | |
| John Soane | |
 Томас Лоуренс «Портрет сэра Джона Соуна» | |
| Основные сведения | |
|---|---|
| Страна |
Великобритания |
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Работы и достижения | |
| Архитектурный стиль | |
Джо́н Со́ун (10 сентября 1753 — 20 января 1837) — английский архитектор-палладианец, представитель классицизма. Отличительными чертами его работ являются чистые линии, простые формы, детализация, осторожные пропорции и умелое использование источников света. Самой известной работой Соуна является здание банка Англии в Сити.
Содержание
Биография
Джон Соун родился 10 сентября 1753 года в семье каменщика в небольшом поселении Горинг-на-Темзе в графстве Оксфордшир[1]. Образование получил в соседнем городе Рединг. Архитектурному мастерству учился у английских архитекторов: сначала у Джорджа Данса младшего, затем — у Генри Холленда (при этом одновременно учился в Королевской Академии художеств, в которую поступил в 1771 году)[1].
Во время обучения получил несколько знаков отличия: в 1772 году серебряную медаль за работу над профилем Банкетного дома на Уайтхолле, в 1776 году золотую медаль за триумфальную арку, а в 1777 году — стипендию на поездку в Италию, где он пробыл три года (преимущественно в Риме), изучая архитектурные памятники античности и занимаясь разработкой дизайна для общественных строений[2]. Не найдя там работы, Соун был вынужден в 1780 году вернуться на родину, поселившись в Восточной Англии[1]. В 1784 году женился. В браке родилось два сына[2]. 
В 1788 году Соун занял место умершего Роберта Тейлора в качестве архитектора и землеустроителя Банка Англии, здание которого стало наиболее известной его работой[1]. При этом задача, стоявшая перед ним, была достаточно сложной: требовалось расширить и практически полностью перестроить здание банка[2]. Однако архитектор нашёл интересное решение, избрав форму и пропорции коринфских колонн храма Сивиллы в Тиволи (правда, само здание ничем не напоминает римскую постройку)[3].
Работа в Банке и особенно личные знакомства, появившиеся благодаря ей, сделали Джона Соуна известным лондонским архитектором. В 1795 году он стал ассоциированным королевским академиком художеств, а в 1802 году — полным королевским академиком художеств. В 1806 году Соун стал профессором архитектуры в Королевской Академии художеств, оставаясь им до конца своей жизни. А в 1814 году он был назначен на работу в Столичное управление строительством (англ. Metropolitan Board of Works), работая там вплоть до ухода в 1832 году[1]. В 1831 году Джон Соун получил звание рыцаря.
Помимо архитектурной деятельности занимался коллекционированием, собрав в своём доме богатую коллекцию антикварных изделий, книг, произведений искусства[2].
Джон Соун умер в Лондоне в 1837 году[1]. Дом на Линкольнс-Инн-Филдс, в котором он жил, в настоящее время является музеем.
Деятельность
Проведя реконструкцию здания Банка Англии, Джон Соун стал известным архитектором Лондона, занимавшимся прибыльной архитектурной практикой не только в самом городе, но в пригороде, перестраивая и проектируя загородные дома для поместного дворянства. В 1789 году он разработал дизайн пивоваренного завода и резиденции Уильяма Блэкалла; в 1791 году назначен производителем работ в Сент-Джеймском дворце и Парламенте Великобритании; в 1795 году — архитектором департамента лесного хозяйства; в 1807 году производителем работ в Королевском госпитале в Челси; в 1813 году руководителем работ в общине масонов[2].
В 1808 году Джон Соун принимал в реставрационных работах в Оксфорде и Кембридже, а в 1812 году возвёл Картинную галерею в Дулвиче.
Среди наиболее заметных его работ — столовые в домах 10 (в резиденции премьер-министра) и 11 (резиденции второго лорда казначейства) на улице Даунинг-стрит, поместье Питцхангеров (англ. Pitzhanger Manor).
Напишите отзыв о статье "Соун, Джон"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Great Buildings. [www.greatbuildings.com/architects/Sir_John_Soane.html Sir John Soane.] (англ.). Проверено 15 июля 2008. [www.webcitation.org/66BJ4Ifd3 Архивировано из первоисточника 15 марта 2012].
- ↑ 1 2 3 4 5 Sidney Lee's Dictionary of National Biography (1898). [www.berkshirehistory.com/bios/jsoane.html Sir John Soane (1753-1837).] (англ.). Проверено 15 июля 2008. [www.webcitation.org/66BJ4swRG Архивировано из первоисточника 15 марта 2012].
- ↑ Энциклопедия Кругосвет. [www.krugosvet.ru/articles/71/1007134/1007134a10.htm#1007134-L-155 Статья «Архитектура»: Обращение к искусству предшествующих эпох».] (англ.). Проверено 15 июля 2008.
Ссылки
- [www.1911encyclopedia.org/Sir_John_Soane Статья о Джоне Соуне в энциклопедии «Британника» 1911 года издания. (англ.)]
Отрывок, характеризующий Соун, Джон
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
