Уэсли, Джон

Джон Уэсли

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Джон Уэсли (28 июня 1703 — 2 марта 1791) — английский протестантский проповедник и основатель (совместно с Джорджем Уайтфильдом (1714—1770)) методизма. Он вошёл в историю Церкви как классик и вдохновитель ревивализма — реформации жизни, а не учения, так как его деятельность была направлена на поднятие духовного и морального уровня церкви, а не на перестройку богословского учения.

Семья Уэсли

Уэсли родился в семье нонформистов, но позже их отец стал служителем в официальной англиканской церкви в Линкольншире. Их семья славилась образованностью и одарённостью, отец и мать отличались глубоким благочестием и духовностью. В семье Уэсли было девятнадцать детей. Джон Уэсли был пятнадцатым, а его брат, Чарльз, — восемнадцатым ребёнком в семье. Когда Джону было всего пять лет, их дом загорелся, и он оказался в ловушке, но в последнюю минуту его всё же удалось вытащить из окна второго этажа. За это мать часто называла его «головнёй, вытащенной из огня (Зах.3,2) и сохранённой для особого предназначения». Джон был небольшого роста — 152 см.

Духовная деятельность в Оксфорде

Что касается духовной деятельности Джона, то она началась с Оксфорда, который он закончил получив степень магистра. Кроме того, Уэсли изучал, по крайней мере, семь языков и прочитывал примерно сто книг каждый год. В 1728 году его рукоположили в священники. Спустя некоторое время после учёбы Уэсли вернулся в Оксфорд как преподаватель. Вместе с несколькими студентами организовал клуб, занимавшийся изучением Библии и молитвой. " Их в насмешку стали называть вначале «святым клубом», а потом «методистами» за регулярность чтения Библии и последовательность в оказании помощи в тюрьмах и сиротских домах. В 1735 в клуб вступил Джордж Уайтфильд (1714—1770).

Миссионерская поездка

В 1735 г. братья Уэсли отправились миссионерами в Америку, в штат Джорджию но, несмотря на неутомимый педантичный труд, их служение оказалось безуспешным, и в 1738 г. они вернулись домой. Во время путешествия в Америку Джон познакомился с моравскими братьями, один из которых задал ему, как тогда казалось, унизительный вопрос: «Знаешь ли ты Иисуса Христа?». «Я священник, — ответил Уэсли, — и хорошо знаю, что Он — Спаситель мира». «Да, — продолжал брат, — но знаешь ли ты, что Он спас также и тебя?».

«Всадник Бога»

Вернувшись в Лондон, братья стали посещать собрания, организованные одним из моравских братьев, и там Джон пережил истинное обращение. В своём дневнике 24 мая 1738 г. он записал: «Вечером я с большой неохотой отправился в дом на улице Олдрсгейт, где кто-то читал предисловие Лютера к „Посланию к Римлянам“. Приблизительно без четверти девять, когда он читал об изменениях, которые производит Бог в сердце через веру в Иисуса Христа, я почувствовал, что верю в Христа, только в Христа, ради своего спасения». Чарльз пережил такое же обращение несколькими днями раньше. После этого Джон ездил в Гернгутерн к Цинцендорфу и, вернувшись в 1739 г. принял приглашение Джорджа Уайтфильда, который также пережил личное обращение, проповедовать в Бристоле шахтёрам прямо в поле. Так началось проповедническое служение Джона Уэсли" . На основании некоторых данных можно предположить, что Уэсли был первым или, по крайней мере, в числе первых, кто начал проповедовать на открытом воздухе. Он проехал в седле четыреста тысяч километров (за это его называли «всадником Бога»), что равняется десяти кругосветным путешествиям." . Он произнёс более сорока двух тысяч проповедей и написал около двухсот книг. «Часто его проповеди под открытым небом слушало более десяти тысяч человек. Ему часто приходилось проповедовать три раза в день, несмотря на погодные условия. Когда ему было семьдесят лет, он написал в дневнике, что его здоровье лучше, чем когда ему было сорок лет. Он приписал улучшение здоровья подъёмом в четыре часа утра, проповеди в пять часов («наилучшее упражнение»), 4500-мильным ежегодным путешествиям. Наряду с другими путешествиями Уэсли посетил сорок два раза Ирландию и двадцать два раза Шотландию.

Согласно теологу Стивену Симандсу, за жизнь Уэсли произнёс примерно 40 000 проповедей, проехал 362 000 километров и обратил в христианство более 144 000 человек.

Семейная жизнь

Семейная жизнь Уэсли была довольно печальной и не слишком долгой: «10 февраля 1751 г. Уэсли, которому теперь было уже далеко за 40, упал с Лондонского моста в покрытую льдом реку. Его выловили и принесли в дом медсестры Мэри Вазелль. На этот раз он не колебался (все предыдущие его романы заканчивались неудачей, так как он был человеком нерешительным и не мог осмелиться сделать предложение). Они поженились в течение одной недели. Но этот брак закончился катастрофой. Друг Уэсли, Джон Хэмпсон, так вспоминал об этом: «Однажды я пришёл к брату Уэсли и обнаружил, что миссис Уэсли кипит от ярости. Её муж лежит на полу, а она таскала его за волосы. В её руке остался целый клок его волос, выдранных с корнем. Мне казалось, что я могу вышибить из неё дух». Они прожили вместе совсем недолго, и в 1771 г. в дневнике Уэсли появились такие строки: «Я приехал в Лондон, и мне сказали, что моя жена в понедельник умерла. Её похоронили сегодня вечером, но мне об этом не сообщили…».

Джон Уэсли умер в 1791 г. Перед смертью он вдруг приподнялся на постели, окинув взглядом скорбящих родственников и друзей и сказал: «Как же хорошо, что с нами Бог!».

Методизм

Поскольку целью методизма было — оживить церковь, а не реформировать её учение, то методисты не сильно отличались от англиканской церкви (они не хотели официально отделяться), то есть многое у них было заимствовано из государственной церкви. Также, в общении допускалось проповедничество женщин. «Каждый методист был членом поместной общины. Общины далее разделялись на группы, дабы лидеры имели возможность беседовать с людьми об их духовности и поведении. Другие особые группы были созданы для того, чтобы оказывать помощь членам, которые желали окрепнуть духовно или обрести более полную победу. Члены этих групп были подотчётны друг другу, а также наставляли друг друга, чего нельзя было достичь используя другие средства». Также, одной из направленностей методизма была социальная работа. Члены общества посещали тюрьмы, больных и помогали бедным. Помимо всего прочего методизм вёл энергичную борьбу за прекращение рабства и торговли неграми.

Доктрины

Представления Уэсли во многом сохранили тенденции, воспринятые им из англиканства. Основной акцент делается на личном достижении духовной чистоты. В контесте богословских размышлений Уэсли в методизме была своеобразно сформирована концепция освящения (Sanctification), получившая дальнейшее развитие в методизме и веслианской церкви. Не отождествляя освящение с полной безгрешностью, Уэсли говорил о возможности достичь «совершенства в любви». Утверждая, что спасение приходит прежде всего через веру, Уэсли говорил о необходимости добрых дел. Человек, достигший высшей степени освящения, уже не совершает намеренных грехов. В 70е годы XVIII в. предметом изучения Уэсли становится Восточное Православие. В частности, учение о теозисе (обожении), повлиявшее на доктрину освящения.

Джон Уэсли был убеждённым противником идеи предопределения, развиваемой на базе учения Жана Кальвина и придерживался арминианства. Согласно последнему: вера и неверие есть предметы выбора совести, спасение принадлежит всему человечеству, человек может воспротивиться благодати или утратить её.

Также как и многие классики Реформации до него, Джон Уэсли придерживался доктрины т. н. приснодевства (Perpetual virginity of Mary) Марии, Матери Иисуса Христа. Согласно этому учению, Мария осталась Девой в течение всей свой жизни.

См. также

• Уэслианские университеты и колледжи

Литература

• Карев А. В., Сомов К. В. История христианства. Заочный Библейский институт ФСЕБ. Издательство: ФСЕХБ. Москва и миссия «Восток-Запад», 1993.
• Кернс, Эрл. "Дорогами христианства: история церкви. Москва.
• Морган, Роберт. «Связь времён. Живые судьбы»: 10 февраля. Три нянечки Уэсли. Шандал, 2001.
• Норт, Джеймс. «История церкви». От дня пятидесятницы до нашего времени. Москва: Мирт, 2001.
• Петерсен, Уильям Дж. «25 удивительных браков: Истории из жизни известных христиан». Санкт-Петербург: Мирт, 2002.
• Санников, С. В. «Двадцать веков христианства»; в 2-х т.: Том 2. Второе тысячелетие. Одесса: Санкт-Петербург, 2001.
• Уэсли, Джон. Избранные проповеди. Киев: Киевский Библейский колледж им. Джона Уэсли, 2000.
• Большой энциклопедический словарь: В 2-х т. (Гл. ред. А. М. Прохоров.- М.: Сов. энциклопедия, 1991. Т. 1.- 1991.
• «Хлеб наш насущный: ежедневное христианское чтение», Библейский радиокласс, 2001.
• Христианство: Энциклопедический Словарь: в 3 т. Гл. ред. С. С. Аверинцев. Москва: Научное издание «Большая Российская Энциклопедия», 1995.

Отрывок, характеризующий Уэсли, Джон

– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.